Настя проснулась и с укоризной смотрела на друга. Они были
знакомы уже несколько лет. После развода с женой Труфилов переехал к Насте.
Тогда он и купил ей квартиру, истратив почти все свои сбережения. Когда он
решил бежать за границу, у него хватило ума не говорить ей, куда именно.
Труфилов понимал, что прежде всего постараются вычислить Настю, чтобы потом
выйти на него. Он просто сообщил ей о своем отъезде и добавил, что вышлет
некоторую сумму денег на жизнь. Пять тысяч отправил жене и сыну, но позвонить
не решился.
Настя плакала и ждала его. Дважды он ей звонил, но из других
городов. Один раз из Антверпена, где встретился с Игорем Ржевкиным, и второй
раз из Ниццы, куда отправился с Эженом Бланшо на двухдневный отдых. Настя
уверяла, что любит его и ждет. Первое, что он сделал, когда вернулся в Москву,
это попросил гарантии для себя и Насти, решив, что отныне они будут жить
вместе.
В этот момент раздался телефонный звонок. Сотрудник ФСБ
сообщил, что два офицера поднимаются наверх, назвав условный пароль. Труфилов
кивнул и, взяв дорожную сумку, подошел к двери. Настя, накинув халат, поспешила
за ним.
— Когда вернешься? — спросила она.
— Через три дня, — улыбнулся он, — вернусь —
и все кончится. Уедем в Харьков, к нашим.
Он поцеловал Настю. Женщина вздохнула. В дверь позвонили. Он
посмотрел в глазок. Одного из приехавших Дмитрий знал в лицо.
— Доброе утро, ребята, — открыв дверь,
приветствовал он офицеров. Те сдержанно кивнули. В машине находились еще два
сотрудника ФСБ. В аэропорт приехали в половине десятого утра и сразу прошли в
зал для официальных делегаций. Пока офицеры оформляли документы, Труфилов оглядывал
небольшое помещение, с удивлением отметив про себя, что здесь даже негде сесть.
Потом они поднялись на второй этаж. В Шереметьеве-2 всегда царила суета.
Стоявший у входа сотрудник службы безопасности спрашивал у каждого из входящих
либо фамилию, если была предварительная заявка, либо документы на право входа в
этот зал. Один из офицеров ушел, и теперь с Труфиловым остались двое. Посадку
еще не объявили, и один из них решил оправиться.
В это время внизу появился неизвестный. Он объяснил
сотруднику службы безопасности аэропорта, что ему необходимо подняться к
офицерам контрразведки. Сотрудник запомнил троих сотрудников ФСБ, показавших
ему свои удостоверения, и пропустил незнакомца. Тот поднялся наверх, прошел в
зал, сел в кресло и увидел двух офицеров ФСБ и Дмитрия Труфилова, который пил
кофе.
Как только один из офицеров встал, незнакомец весь
подобрался, словно готовясь к прыжку. Офицер прошел к стойке бара и дальше, в
сторону туалетов. Как только он скрылся за дверью, незнакомец поднялся и
направился к Труфилову, рядом с которым сидел офицер. Почуяв неладное, офицер,
схватившись за оружие, попытался вскочить, но незнакомец уложил его выстрелом
из пистолета с глушителем прямо в сердце. Затем направил пистолет на Труфилова.
Тот открыл рот, словно хотел что-то сказать. В последний момент он узнал
убийцу… но все было кончено. Неизвестный выстрелил в голову Труфилову, кровь
брызнула в разные стороны. Никто не понял, что именно произошло. Незнакомец
выстрелил еще дважды в Труфилова и, повернувшись, пошел к лестнице. Только
тогда закричала сидевшая в углу женщина, ощутив на лице горячие капли крови. В
общей суматохе неизвестный скрылся.
Москва. 10 мая
В аэропорту царило напряжение. Как обычно на месте, где было
совершено преступление. Любопытство, страх, радость, что сам не попал в
подобную переделку, — все эти противоречивые чувства владели свидетелями
происшедшего. Все они говорили путано, даже не могли описать убийцу, который
поднялся на второй этаж. Все восемь человек, находившиеся в зале, рассказывали
о случившемся каждый по-своему.
На месте работали сотрудники ФСБ и прокуратуры. Лишь один
свидетель дал более конкретные и четкие показания, это дежурный внизу, который
пропустил убийцу безо всяких документов. Он запомнил его в лицо и теперь
описывал его внешность.
Романенко, приехавший в аэропорт вместе с Дронго, слушал
опросы свидетелей, переходя от одной группы к другой. Иногда эти опросы по
горячим следам бывают намного эффективнее тех, что проводятся через несколько
дней, когда забываются некоторые важные детали.
С пристрастием допрашивали сотрудника ФСБ, отлучившегося в
туалет именно в момент убийства. Следователь весьма подозрительно отнесся к
такому совпадению. Подошел Дронго. Следователя он знал. Месяц назад он
расследовал убийство в самолете Москва—Амстердам. Это был майор Сергей Шевцов,
почему-то невзлюбивший Дронго еще во время прошлого расследования. Сам Дронго
уже привык к подобному отношению к себе со стороны некоторых следователей и
прокуроров. Профессионалы болезненно переживали свои поражения, считая, что
слава Дронго непомерно раздута и не стоит допускать любителя к расследованию
сложных дел.
Особенно неприятными для них были логические построения
Дронго, умудрявшегося выстраивать цепочки фактов в определенные схемы, которые
невозможно было опровергнуть. И тут профессионалы чувствовали некоторую свою
ущербность и комплексовали. В сущности, в основе многих человеческих трагедий
лежит чувство зависти. Каждый сотрудник считал себя не менее умным, чем
эксперт, пусть даже такой известный. И лишь очень немногие настоящие
профессионалы воспринимали Дронго как гроссмейстера той игры, в которой сами
были мастерами.
Шевцов был опытным и старательным, но еще не мастером, а
только кандидатом в мастера. Он с недоверием смотрел на Дронго, который
каким-то непостижимым образом добивался весьма впечатляющих результатов. Шевцов
не хотел верить ни в аналитические способности эксперта, ни в его опыт. За свою
многолетнюю практику майор пришел к выводу, что без долгой кропотливой работы и
обстоятельного изучения материалов нельзя решить ни одну задачу. Все разговоры
о гениальных озарениях не для него. Он просто не верил в них. И каждый раз,
встречаясь с Дронго, который с блеском опровергал его принципы, майор мрачнел,
подсознательно понимая, что этот человек способен бросить вызов всей
устоявшейся системе их работы.
Капитан Гадаев сидел в кресле с удрученным видом. Он винил в
случившемся только себя и старался отвечать на вопросы следователя предельно
искренне, ничего не скрывая. Он уже вынес себе приговор, считая, что не имел
права никуда отлучаться.
Майор Шевцов молча поднялся и хмуро кивнул Романенко и
Дронго, когда те приблизились.
— Здравствуйте, — вежливо поздоровался Дронго. Он
помнил об их трениях в Амстердаме.
— Вы видели убийцу? — спросил Романенко Гадаева,
тот вскочил, но головы не поднял.
— Нет, — признался капитан, — когда я
выбежал, все было кончено. Помчался вниз, но там никого не нашел. И в общем
зале никого подозрительного не обнаружил.
— Когда вы вышли из туалета? — спросил Романенко.
— Когда услышал крики женщины, — виновато ответил
Гадаев, — пожалуй, через несколько секунд. Пока добежал, прошло еще две
или три секунды. Пока спускался с лестницы, еще пять-шесть. У преступника было
время скрыться, — добавил он, глядя в глаза Романенко.