— Как играла Лукашова? — спросил он.
— Разнообразно. Она неглупа. Но характер… — Калерия аж передернулась. — Почему-то она решила, что мой опыт ей не нужен, что сама со всем справится.
— И кто теперь ее заменит?
— Кто у нас будет скипидарить на олимпийской поляне? — усмехнулась Климова. — Еще не решили.
— Прости, что?
— Скипидарить — быть скипом. Капитаном. От которого на поляне, иначе, на поле для игры в керлинг, зависит все. Место вакантно.
— Разве не Свиридова?
— Свиридова Олимпиаду сольет, — твердо сказала Калерия.
— Почему ты так думаешь? Потому что она старая?
— У нее нет контакта с игроками даже ее команды. С ней что-то происходит в последнее время. А что — я сама пока не пойму.
— Может, это она устранила Лукашову? А теперь мучается угрызениями совести.
— Для нее это был единственный шанс попасть на Олимпиаду.
— Лера, кто сделал тот бросок?
— Я не видела. Слушай, по-моему, я свой номер отбыла, — резко сказала Калерия. И демонстративно посмотрела на часы. — Провела с тобой достаточно времени, дабы закрепить в сознании масс мысль, что я твоя любовница, и прочитала тебе краткий курс истории керлинга.
— Очень уж краткий, — пожаловался он.
— Вся эта информация есть в инете. И даже больше. Не ленись — почитай. А я пойду спать.
Он уже понял: уговаривать бесполезно. Как только речь заходит о покушении на Алину, Климова замыкается в себе. Она, безусловно, знает, кто сделал тот смертельный бросок. Но покрывает преступника. Либо сама является преступницей. А не скрывает свою вражду с Лукашовой лишь потому, что все об этом знают и обязательно расскажут.
«Могла или не могла?» — гадал он, глядя, как Климова идет к двери. На столе осталась недопитая чашка зеленого чая.
— До завтра, — бросила она перед тем, как закрыть дверь.
Он даже сказать ничего не успел.
«Зачем она приходила?» Он понял, что имеет дело с человеком, который привык рассчитывать все свои ходы, хорошим психологом, обладателем устойчивой нервной системы. Она ведь бегала восемьсотметровку, а там невротики не приживаются. Он и сам такой, устойчивый к стрессам. В этом принципиальное отличие Климовой от Саши, на которую она внешне так похоже. Саша — типичная истеричка. Чувств своих скрывать не умеет, интриговать тоже. Честная, прямая, открытая и чрезвычайно эмоциональная. А Климова — скала. Черт знает, что у нее на уме.
Он помыл чашки и лег, бессмысленно глядя в темное окно. Ему не впервой такое противостояние. Какими бы крепкими ни были нервы у убийцы, рано или поздно он ошибается. Проблема заключалась в том, что Климова Алексею нравилась. Она ему нравилась настолько, что он до сих пор чувствовал ее запах, потому что намеренно принюхивался. Он слышал ее голос, низкий, грудной, ее чарующий смех, необычайно звонкий для женщины с таким голосом. Он видел ее силуэт на фоне темного окна. Ее, а не луну, хотя луна в эту ночь была полной и необычайно яркой. Но небесное светило не могло затмить земную женщину. Теперь Алексей был в этом уверен: Климова вполне земная. И интересы у нее приземленные. Она хочет остаться главным тренером сборной. Кто знает, может, и ей снятся эротические сны?
Ведь если его безоговорочно признали ее любовником, это означает, что мужчины у Климовой сейчас нет. Осталось выяснить, насколько давно его уже нет…
Энд третий
Он далеко не сразу понял, что звонит будильник. А когда понял, подумал: «Черт! Почему так рано?!» Рука невольно потянулась: выключить и забыть об этом.
«А как же Лера?»
Именно о ней была первая мысль, а не об издевательствах дяди Гриши, которым он, Алексей, непременно подвергнется, если явится на лед часикам этак к десяти. У Леонидова есть вариант: признаться в том, что он работает в полиции и ведет расследование покушения на Алину Лукашову. И все мигом изменится. Но тогда он вряд ли узнает, кто это сделал. У них тут, похоже, круговая порука.
Алексей понял это по тому, как вела себя Климова, и по тем материалам, которые были в папке, что дал ему генерал перед тем, как заслать на спортбазу. Они не могли не видеть, кто бросил камень в Алину. Не слепые же. Единоличным было решение или коллегиальным, но суть его проста: не называть имя. Поэтому они заняли круговую оборону и всем официальным инстанциям отвечали, что ничего не видели и не знают. А этого просто не может быть. Алексей прекрасно знал главное спортивное правило: своих не бросаем. Поэтому он уперся в стену. Спортивное братство нерушимо. Он ничего не выяснит, если раскроет свое инкогнито. И только находясь денно и нощно в Ледовом дворце, став незаметным винтиком в механизме изнуряющих тренировок, когда на него перестанут обращать внимание, Алексей рано или поздно услышит это имя. Кто-нибудь да проговорится.
Поэтому он отбросил одеяло и вскочил. Без двадцати шесть. Он дал себе двадцать минут, чтобы наскоро умыться, одеться и добежать до Ледового дворца, куда еще вчера мысленно проложил кратчайший маршрут из корпуса, в котором жил сам.
На лед он вышел в пять минут седьмого.
— Куда прешься в грязных кроссовках! — заорал дядя Гриша вместо приветствия.
— Так ведь мы еще не начинали, — удивился он.
— Это ты не начинал, — проворчал мужичок с ноготок. — А я и не заканчивал. Я сразу понял, что ты ни с чем пирог. Чего только Калерия в тебе нашла? Старый, пузатый, да еще и лентяй.
— В смысле?
— Ты кому угодно лапшу на уши вешай, только не мне, — буркнул айс-мейкер. — Трахаль ты ейный, а никакой не родственник!
— Поаккуратнее в выражениях, дядя, — разозлился Леонидов.
— А вы не обжимайтесь по углам!
— Да мы ничего такого не делали!
— А то я не вижу, как вы друг на друга смотрите! Как коты на сметану!
«Значит, такой у меня вид, когда я смотрю на Леру?! — ужаснулся он. — Ладно, но она? Нет, дядька явно ошибся».
— Чего стоишь? Переобувайся! — рявкнул дядя Гриша.
— Во что?
— В тапочки, блин! Я тебе все подготовил. Разуй глаза: у выхода на лед твоя новая обувь стоит! Привыкай! И антислайдер надень, а то разобьешь башку — мне отвечать.
— Кого?!
— Господи, за что мне это? — простонал дядя Гриша. — Где ж я так нагрешил? Антислайдер — это калоша, лишающая слайдер его главного свойства, скользкости. Смотри словарь начинающего керлера. Разберешься, какой ботинок где? Или справочник почитаешь? инетом пользоваться умеешь?
— А то!
— Выходит, не совсем идиот. А я уж было подумал, что тебя мамка в детстве на пол уронила. И не сразу подняла.
Алексей еле сдержался. Может, дядя Гриша ревнует его к Лере? Да ну, ерунда. Просто характер такой: не подарок.