Охотник - читать онлайн книгу. Автор: Александр Новиков cтр.№ 49

– Желтые хризантемы, – сказала она глубоким грудным голосом. – Желтые…

Сквозь щель в шторах тек лунный свет… в этом нереальном свете лежали на полу спальни хризантемы. Вероника перевернулась на живот, потянулась за сигаретой. Огонек зажигалки осветил лицо без косметики, морщинки в углах глаз, миниатюрный кулончик – символ Водолея – на золотой цепочке. Огонек зажигалки погас, вспыхнула сигарета.

– Зачем ты приехал? – спросила Вероника.

– Ты сказала: немедленно приезжай.

– Когда я говорила: не уезжай, – ты меня услышал?

Он сел, взял со столика пачку "мальборо", спросил:

– Ты замужем?

– Была… зачем ты позвонил?

– Извини, – сказал он и поднялся.

– Куда ты?

– Хочу поставить цветы в воду… погибнут.

– Ставь-не ставь – все равно погибнут.

Он не обратил внимания на эти слова, подобрал цветы с полу и вышел.

В кухне он положил цветы в раковину, открыл кран с холодной водой. Потом опустился на стул, прикурил и долго смотрел, как сигаретный дым растворяется в лунном свете.

Вспыхнуло электричество, Гурон повернул голову – в двери стояла Вероника. Молочно-матово светилась кожа под незапахнутым халатом.

– Выпьем за встречу? – спросила она.

– Да… да, конечно. Я вез шампанское, но… меня ограбили.

– Тебя? – спросила она, широко раскрывая глаза. – Тебя ограбили?

– Но у меня есть водка, – торопливо произнес он, понимая, что говорит что-то не то.

Вероника опустилась на табуретку, стряхнула пепел с сигареты и засмеялась.

– Почему ты смеешься?

Она продолжала смеяться, и в этом смехе было что-то неправильное.

– Почему ты смеешься?

Она смахнула слезинку, затушила сигарету и сказала:

– Какая водка? Ну какая водка, Жан? Мы будем пить виски. Мне подарили замечательный шотландский виски… горе ты мое!

– А кто тебе подарил?

– Да какая разница? – беспечно произнесла она. – Мы просто будем пить хороший виски.

– Виски – он? – зачем-то спросил Гурон.

– О, господи! О чем ты спрашиваешь!.. тебе это надо?

– Не знаю.

– Вообще-то, согласно нормам русского языка, виски – несклоняемое существительное среднего рода, то есть – оно. А вот Вертинский считал, что виски – это он. Я больше верю Вертинскому.

– Кому?

– Александру Николаевичу Вертинскому. Он пел: "Как хорошо с приятелем вдвоем сидеть и пить простой шотландский виски".

Вероника посмотрела на Гурона долгим-долгим взглядом и сказала:

– Сейчас мы с тобой, Жан, будем пить виски. Я принесу, а ты пока достань бокалы… помнишь, где стоят?

Гурон помнил. Он поднялся с табуретки и вдруг подумал, что совершенно гол… раньше он не стеснялся наготы в присутствии Вероники, а сейчас вдруг…

– Что это? – спросила она за спиной.

– Что? – произнес он, оборачиваясь.

– Что это? – глухо повторила она, с ужасом глядя на Гурона… на рваные багровые рубцы на левом боку и ноге. Он понял, почему ему мешает собственная нагота.

– Это? Это… немного не повезло – упал, – сказал он правду… почти правду… маленькую-маленькую долю правды. Вероника закрыла лицо руками и заплакала – жалобно, по-бабьи. Он присел рядом, обнял за плечи и стал успокаивать, что-то шептать в ухо. Сам понимал – ерунду, банальщину… ее тело под халатом вздрагивало. Хотелось как-то пожалеть, но он давно забыл, как это делают.

Они пили "дикую курицу". [44]

Виски отдавал торфом и солодом.

– Где же ты был, Жан? – спросила Вероника.

Где я был? Вы все задаете один и тот же вопрос… Один и тот же. Один. И тот же. Где я был?

А где, черт возьми, я был?!

…- где же ты был, Жан?

– В командировке.

– Не хочешь говорить?

Гурон затянулся сигаретой… сильно, глубоко…

– Хочешь, я останусь? – сказал он вдруг то, что не собирался говорить. – Совсем останусь.

– Зачем?

– Мы поженимся.

– О-о, куда тебя понесло, мсье Жан… зачем?

– Не знаю… но люди женятся… живут вместе. Детей рожают.

– Глупости… глупости, глупости. Я, кстати, старше тебя почти на три года.

– Какое это имеет значение?

– Имеет, капитан, имеет… бабий век короток, Жан. Я скоро начну стариться, а ты… ты мужик видный, на тебя тетки внимание обращают. Я буду тебя ревновать, ты будешь раздражаться, потом начнешь тихо меня ненавидеть… кому это надо?

– Вероника!

– Плесни мне еще виски.

Гурон налил в бокал коричневую жидкость, Вероника сделала глоток, посмотрела ему в глаза и сказала:

– Ты опоздал, Жан. Ты опоздал на год… вернее – на жизнь. Я уезжаю.

– Куда?

– В Тель-Авив.

– Куда-куда?

– В Израиль.

– А… надолго?

Она посмотрела странным взглядом, и он вдруг понял. Он растерялся, он сказал:

– Подожди, подожди… у тебя же отец русский.

– Вот именно – отец. А национальность у нас, евреев, определяют по материнской линии. Помнишь, была раньше такая похабная поговорочка: ты – еврей, а мне не повезло?.. Мне повезло, Жан. Я уезжаю… В Тель-Авив. В Израиль. На историческую, как принято говорить, Родину, мой милый.

– Но… почему?

– Я не хочу больше здесь жить… в этой стране я не хочу жить. И не могу! Хватит, наелась уже! Досыта! Макашовы, баркашевы… "Память" эта поганая! Ждать, пока начнутся погромы? Увольте, я уезжаю. Пока еще не поздно. Пока "народ-богоносец" не обезумел вконец.

Гурон сидел молча. Он ничего не понимал. Он еще ничего не понимал в этой новой реальности. Он вспомнил московского таксиста, который вез его в банк: "Товарищ, я вахту не в силах стоять, – сказал кочегар кочегару".

– Что ты молчишь?

– А что я должен сказать?

– Я не знаю… скажи хоть что-нибудь.

Он залпом выпил виски, бросил:

– Ну… я пойду.

– Куда? Куда ты пойдешь посреди ночи?

– Домой… желаю тебе счастья на исторической Родине. Прощай.

Он быстро оделся и ушел. Рыжеволосая женщина села на пол прихожей, похожей на вход в преисподнюю, и тихонько завыла.