– Грибной дождь, – сказала Анфиса. У нее было прекрасное настроение. Гурон промолчал. Спустя сорок минут после второго звонка дверь кафаны отворилась и внутрь вошел… Томек. Анфиса застыла. Гурон мысленно чертыхнулся, но уже через секунду понял, что мужчина на пороге кафаны – не Томек. Он очень похож на Томека, но все-таки не Томек – он старше лет на десять, у него более жесткие черты лица и седина уже пробивается. Гурон вспомнил свой вопрос: человек-то надежный там? – И ответ Томека: увидишь его – сам поймешь… Гурон понял.
Инженер был одет в стильный и дорогой костюм, в распахнутом вороте рубашки блестела массивная золотая цепь, на пальце правой руки сверкал большой камень. Надо полагать – бриллиант.
Инженер внимательно осмотрелся, встретился взглядом с Гуроном и подошел к столику.
– Dzdzysty dzien
[37]
, - произнес он. – Вот сholera какая!
Непроизвольно Гурон улыбнулся – про "холеру" он постоянно слышал от Томека.
Инженер протянул руку.
* * *
Инженер привез их на квартиру на окраине Белграда. Дверь отворила женщина лет пятидесяти. У нее была осанка балерины и породистое лицо. Инженер сразу сказал:
– Бася, у нас гости. Они поживут у тебя день-другой… их прислал Котек.
– Как там поживает мой маленький Котечек? – спросила хозяйка, и Гурон понял, что именно она отвечала на звонки.
– Потом, Бася, потом, – сказал Инженер. – Люди с дороги, голодны… приготовь оbiad.
Инженер увел Гурона в комнату, затворил дверь и посмотрел Гурону в глаза.
– Выпьешь, пан Иван?
Гурон пожал плечами. Инженер открыл дверцу бара, вытащил бутылку виски… выпили. Инженер сказал:
– Поживете здесь, у Барбары. Твой паспорт, Иван, готов. Осталось только вклеить фото. А вот паспорт для пани придется чуть-чуть подождать.
– Понял, – сказал Гурон. Потом спросил: – Сколько это будет стоить?
Инженер удивленно посмотрел ему в глаза, потом ухмыльнулся и спросил:
– Как там мой Котек – все воюет?
Гурон сказал: да. Инженер покачал головой:
– Дурак. Мой братец всегда был… э-э… романтик. Люди деньги делают, а этот… Cholera! – Инженер безнадежно махнул рукой и… улыбнулся. Он поднял свой бокал: Na zdrowie! – сделал глоток. Потом произнес: – Влюбился он в твою жену, пан Иван… романтик, kurwa такая.
Инженер еще раз улыбнулся, поднялся и уже серьезно сказал:
– Фотографа я пришлю. Пока – отдыхайте.
Инженер ушел. В окно Гурон видел, как он перешел улицу, сел в сверкающий "мерс" и стремительно сорвался с места.
– Вот холера, – пробормотал Гурон.
Хозяйку звали Барбара, но она сразу предложила называть ее Басей. Ей было на вид около пятидесяти, и Гурону казалось, что это несколько фамильярно. А вот Анфиса быстро нашла с Басей общий язык. Они вдвоем приготовили обед. При этом оживленно о чем-то разговаривали… Анфиса была весела, смеялась.
Обеденный стол Бася-Барбара застелила накрахмаленной скатертью, поставила бутылку зубровки. Сказала:
– Это настоящая польская зубровка… а не та холера, что пьет Войцех… то есть пан инженер.
Бася сама налила зубровки и произнесла:
– У нас в Польше говорят: гость в доме – что Бог в доме.
Она очень прилично, хотя и с акцентом, говорила по-русски, за обедом много рассказывала о Варшаве и Париже, где танцевала когда-то в "Мулен Руж". Проявляя такт, ни о чем не расспрашивала гостей. После обеда Гурон прилег отдохнуть во второй комнате, а Бася стала обучать Анфису польскому. Начала почему-то с самой "легкой" фразы: "Жук жужжит в тростнике". По-польски это звучало, как "Chrzaszcz brzmi w trzcinie". Гурон несколько раз попробовал произнести про этого горемычного жука, запутался в согласных, сказал в сердцах: вот холера какая, – и незаметно для себя задремал.
* * *
Вечером пришел молчаливый мужчина с профессиональной камерой "никон", сфотографировал Анфису и Гурона на фоне белой простыни и сразу ушел.
Потом Бася гадала Анфисе на картах. Выпадала все какая-то неожиданная встреча…
Ночью Гурон спал плохо. Снился сон про то, как он вместе с Большой Погремушкой и поросенком ест человечину.
* * *
Утром Бася с Анфисой собрались пройтись по магазинам. Гурон сказал: стоит ли? На это ему ответили, что он ничего не понимает и что у женщин есть свои маленькие секреты… Гурон пожал плечами. Потом он сто раз проклянет себя за то, что отпустил их.
Гурон принял душ, почистил "дерринджер"… почему-то было тревожно.
Примерно через час позвонил Инженер, сказал, что все готово, и он сейчас заедет и привезет. Гурон встал у окна, за шторой, принялся наблюдать за улицей.
Через несколько минут он увидел Басю и Анфису. Они шли по пустынной, залитой солнцем улице, оживленно беседовали. На Анфисе было новое платье бордового цвета, новые, в тон платью, туфли. На плече висела бордового цвета сумочка, а в левой руке Анфиса несла большой пакет… она размахивала пакетом, как ребенок – беспечно.
– Ты счастливая, девочка, – говорила Бася. – С таким мужиком не пропадешь.
– Почему вы так думаете, Бася? – весело спросила Анфиса. Ей было очень хорошо. Бася всплеснула руками, произнесла:
– Ale jaja!
[38]
А то я не вижу, девочка! Уж в мужиках-то я разбираюсь.
Анфиса рассмеялась… и вдруг увидела Азиза. Азиз в обществе двух крепких парней стоял возле черного джипа с немецкими номерами. Анфиса застыла…
…Анфиса застыла. У нее мгновенно похолодели руки и ослабели ноги. Если бы у нее хватило воли пройти мимо, то все могло бы быть по-другому… Но она остановилась. Ее сковало ужасом от одного только вида Азиза. Азиз стоял, прислонившись спиной к машине, курил, перебирал четки.
И Азиз тоже увидел ее. Сначала он, видимо, не узнал ее… но она стояла, как столб, с ужасом глядя прямо на него, и он невольно обратил внимание на женщину в бордовом платье… несколько секунд он всматривался, потом на лице появилось выражение узнавания… потом он отшвырнул сигарету, ухмыльнулся и направился к ней…
Гурон увидел, как Анфиса внезапно остановилась. Как появилось на ее лице выражение страха… нет – ужаса. Он еще ничего не понял. Улица была солнечной и абсолютно мирной. Он посмотрел туда, куда смотрит Анфиса и увидел большой черный "Опель-фронтера". Рядом с машиной стояли трое мужчин… Один из них вдруг оттолкнулся спиной от черного борта, отшвырнул сигарету и сделал шаг в сторону Анфисы и Баси.