Эмигранты - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Николаевич Толстой cтр.№ 29

– Живет за городом в Баль Станэсе. Рантье, как мы все. Любопытный парень.

Негры положили инструменты и ушли с эстрады. Танцующие вернулись к столикам. В зале – сдержанный гул голосов, хлопают пробки от шампанского. Худощавый закуривает, щурится удовлетворенно, бровями подзывает лакея и, когда закуска убрана, наклоняется к собеседнику:

– Ну-с, какие же новости из Петрограда?

Как только смолкла музыка, Хаджет Лаше указал Леванту:

– Видишь того – с выпученными глазами – это Леви Левицкий, журналист, пробрался через финскую границу курьером к Воровскому. Ловкий малый, – у него, мне известно, другое поручение, помимо бумажонок Воровскому… (На ухо.) Был близок к Распутину, Вырубовой и всем тем кругам. Вчера был в банке с чемоданом, который там оставил, и, кроме того, внес на текущий счет какие-то суммы…

Левант равнодушно вертел деревянной мешалкой в бокале шампанского.

– А другой с ним – худощавый?

– Ардашев, тоже в сфере внимания… Во время войны успел перевести сюда не менее миллиона крон… В прошлом году приехал для закупки бумаги для Петрограда, – бумагу купил, но остался. С русской колонией не встречается.

– Трудновато, – сказал Левант, – без обличающих документов не советую, – французы щепетильны…

– Будь покоен… А вон, смотри, в самом углу сидит один. Тут уж дело чистое, – курьер Воровского, Варфоломеев, матрос с броненосца «Потемкин». (Левант недоуменно взглянул.) Очень доверенное лицо. Много знает… (на ухо) о царских бриллиантах…

Негры, показывая белые зубы, появились на эстраде. К Вере Юрьевне подошел давешний молочно-румяный швед. С первым тактом джаз-банда она положила голую руку на его плечо и пошла легким шагом, бесстрастная и равнодушная, – новая Афродита, рожденная из трупной пены войны, – волнуя прозрачно-пустым взглядом из-под нагримированных ресниц, не женскими движениями, всем доступная и никому не отдавшаяся. Глаза всего ресторана следили за ней.

Леви Левицкий, вытирая салфеткой вспотевший лоб, сказал Ардашеву:

– Слушайте, с ума сойти! Кто она?

– Соотечественница, разве не видишь?

– Будьте другом – познакомьте.

– Не очень бы советовал знакомиться с здешними русскими… Это не прошлогодние паникеры-беженцы… Их тут сорганизовали.

– А, бросьте… Я – нейтральный. (В глазах его появилось страдание.) Ах, женщина!.. Послушайте, это же – сон, сказка!..

Граф де Мерси, держа за уголок визитную карточку, на которой было отпечатано: «Хаджет Лаше. Полковник. Шеф-редактор», вошел в маленькую приемную, затворил дверь в соседнюю комнату, где стучала машинистка, изящно-холодно поклонился Хаджет Лаше и указал на стул у круглого дубового стола, заваленного газетами и журналами. Когда посетитель сел, граф де Мерси тоже сел, положив ногу на ногу, вопросительно подняв брови, – длиннолицый, с тяжелыми веками, с большим носом, с висячими усами и скудноволосым пробором через всю голову, – аристократ с головы до ног, прямой потомок крестоносцев. Хаджет Лаше (в черной визитке, в черных перчатках) сказал с осторожной задушевностью:

– Граф, я бы хотел поставить вас в известность о том, что моя деятельность в Стокгольме проходит в полном согласии со взглядами полковника Пети.

Де Мерси слегка поклонился:

– Я в вашем распоряжении.

– Граф, вам известно, что в Стокгольме сосредоточены все нити заграничной агентуры большевиков.

– Если не считать Константинополя.

– О нет, здесь гораздо серьезнее. Газета «Скандинавский листок» – плохо прикрытый большевистский орган.

– Вот как?

Хаджет Лаше знающе улыбнулся, давая понять, что «вот как» относит к дипломатической скрытности, но отнюдь не к плохой осведомленности графа.

– «Скандинавский листок» издается на средства здешней группы сочувствующих. Москва не дает им дотации. Поэтому не исключена возможность перекупить у них газету. Ваше мнение, граф?

– Гм… целесообразно, – граф де Мерси сосредоточенно взглянул на свои длинные ногти. – Но это, мне кажется, должно исходить от частных лиц.

– Успех будет зависеть от суммы, которую можно предложить. Нужно располагать ста, полутораста тысячами франков… Хотелось бы иметь гарантию, что затраты, которые произведут эти частные лица… (Хаджет Лаше застыл в улыбке.)

– Думаю, ваше предложение не встретит принципиального отказа. Гм! Полтораста тысяч? Может быть, вы посоветуете мне написать полковнику Пети?

– О, я просил бы об этом.

– Прекрасно… (Граф облегченно вздохнул…) Если мы не встретим с его стороны возражений, я гарантирую ваши затраты из особых сумм.

Он опустил брови, – щепетильная часть разговора была окончена. Но Хаджет Лаше упрямо поджал рот:

– Граф, это не все… Я бы хотел иметь гораздо более важное – моральные гарантии…

– Простите?

– Есть некоторые чрезвычайные директивы из ставки генерала Юденича. Я бы не хотел вас обременять подробностями неприятных поручений, не всегда совпадающих со взглядами европейского человека на добро и зло. Но не нужно забывать, что Россия под управлением большевиков отрешена от морали… В борьбе с красной опасностью приходится применять средства, несколько выходящие за пределы… – Граф де Мерси предупреждающе поднял брови, но Хаджет Лаше продолжал с напором: – О, никакой мысли – запутать ваше имя в события, которые могут развернуться. Я хочу лишь заручиться вашим согласием, – полковник Пети обещал мне это, – что в случае трений со шведской полицией… я и группа лиц, идейно работающая со мной, могли бы рассчитывать на юридическую помощь…

– Я понимаю, вы хотите в случае… (граф не подыскал слова) рассчитывать на защиту видного парижского адвоката?…

– Да, граф… Я бы назвал имя Жюля Рошфора, моего старого друга…

– О да, он берет не дешево… Хорошо, я вам обещаю это.

– Я удовлетворен, граф.

– О, пожалуйста…

Тут они поднялись, простились сильным, хорошим рукопожатием, и граф де Мерси проводил гостя до дверей:

– Всегда к вашим услугам, мой дорогой Хаджет Лаше.

Николай Петрович Ардашев в пестром халате, в сафьяновых туфлях, окончив завтрак, просматривал почту: неизбежные письма от русских беженцев… «Услышав о вашей отзывчивости, умоляю…», «Бежав с женой и ребенком от ужасов большевизма, умоляю…», «Вы меня не знаете, я – липецкий помещик, изгнан за пределы родины… Меня выручили бы двадцать крон…», «Помогите… Волею судеб выброшен на мель, в среду черствых лавочников и торгашей, а в России эти же иностранные стрикулисты обивали мой порог, короче говоря, я – харьковский негоциант…», «…Николай Петрович, перед вами – отец многочисленного семейства: престарелая бабушка, пять малолетних детей и кровоточивая жена…» И так далее…