Над морем разнеслась музыка Вагнера.
В небесах бушевало фантастическое сияние.
Папоротники шевелились. Шевелились – как будто от ветра – ветви деревьев… но откуда здесь, в замкнутом объеме, ветер?
«Крысы» выжидали. Время тянулось медленно. Когда Иван уже было подумал, что шаман все-таки ошибся, он вдруг увидел, как шевельнулся куст у пруда. Спустя три секунды из-за куста вышел молодой мужчина в бронежилете поверх костюма, с ружьем в руках. За ним – второй. Оба держались крайне настороженно… Иван мгновенно выстрелил из «беретты». Он стрелял так, чтобы только ранить, зацепить плечо. В этом не было ни капли гуманизма – какой, к черту, гуманизм? – а был простой и суровый расчет: вид раненого, его страдания, стоны, вид крови деморализует противника сильнее даже, чем вид убитого. Это во-вторых. А во-первых, был нужен язык. Иван выстрелил в первого мужчину, попал, как и хотел, в плечо, выстрелил во второго и стремительно переместился влево.
Секунду-другую было тихо… А потом началась стрельба – частая и бестолковая, как обычно бывает при близком огневом контакте, на нервяке. Из-за этого в первый момент показалось, что «рай» просто битком набит противником – со всех сторон гремели выстрелы, падали срубленные картечью ветки. В условиях численного превосходства противника единственной приемлемой тактикой должен быть натиск. Натиск! Натиск!.. Только агрессивная непреклонность атакующих может подавить превосходящего противника – сломать его волю, заставить его отступить.
Иван услышал короткий свист Дельфина. Это означало: атакуем! Давай гранату… Иван ответил свистом, вырвал кольцо гранаты, выждал две секунды и метнул ее навесом за скалу. За скалой ахнуло, закружились сорванные листья, полетела водяная пыль с водопада, погасли несколько ламп. «Крысы» одновременно открыли огонь из трофейных стволов. Расстреляв магазины, пошли вперед.
…Перестрелка в оазисе продолжалась менее минуты, но когда потом Иван попытался восстановить в памяти этот бой, то всплывали все какие-то отдельные и часто незначительные детали: выписывающая замысловатые кульбиты в воздухе стреляная гильза… запах незнакомого растения, смешавшийся с запахом пороха… чьи-то широко распахнутые, наполненные ужасом глаза…
Так или иначе, но когда стрельба вдруг стихла, он обнаружил себя стоящим почти у самой скалы в центре оазиса с «береттой» в руке. В воздухе все еще кружились листья… Затвор «беретты» застыл в заднем положении. Иван механически заменил расстрелянный магазин на полный, осмотрелся. В траве блестели стреляные гильзы от «беретты» и пластмассовые ружейные гильзы. Лежал брошенный «страйкер». Шаман, сволочь, помалкивал… Под скалой сидел мертвый человек, держал в руках ружье, второй лежал в пруду лицом вниз. Обоих убил Иван. Он оглянулся на седого, которого подстрелил первым. Тот лежал неподвижно, и Иван понял: мертв. Скорее всего, погиб от случайного выстрела.
– Иван! – окликнул сзади голос Дельфина.
– Здесь я, – ответил Иван. Он обернулся. Дельфин стоял, прислонившись к стволу невысокой, чуть выше человеческого роста сосенки с кривым стволом. По лицу текла кровь. Иван спросил: – Ранен?
– Нет, – ответил Николай. – Что там твой шаман говорит?
– Молчит, дармоед… Как не ранен, если кровь на лице? Николай провел рукой по лицу, сказал:
– Действительно, кровь… Да ерунда, царапина.
– Жаль, опять языка не взяли, – сказал Иван.
– Обижаешь, начальник, – ответил Дельфин.
– А?
– За скалой.
Иван заглянул за скалу. Там сидел и зажимал рукой плечо мужчина с искаженным лицом. Плечо костюма было темным от крови. Иван довольно улыбнулся.
Они пересчитали трупы – семеро. С теми тремя, что в коридоре, получается десять… Интересно, сколь вас там еще? И когда наконец прилетят «птицы»?
«Сикорский» в это время находился в десяти минутах лету. Дервиш взял в руки рацию, подал сигнал: «Готовность – пять минут». Он переключился на прием, ожидая подтверждения, но услышал только шум помех. Это было очень странно – по сценарию «нерпы» должны были включить «глушилку» на «Голиафе» только после того, как дадут подтверждение, что сигнал получен… Но они включили ее раньше. Похоже, что-то пошло не так.
Дежурный снайпер Папаша Дадли сидел в своем гнезде внутри буровой колонны. Папашей Виктора Дадли звали не потому, что он был старше других, а потому, что у него было пятеро детей… Гнездо находилось на высоте более сорока метров над уровнем моря, практически на одной высоте с аквариумом, в котором плескался Стенли. Папаша Дадли искренне ненавидел этого слащавого педрилу. Папаше очень хотелось вкатить пулю в стенку аквариума… Стармех говорил, что стекло для аквариума изготовлено с применением нанотехнологий и выдерживает фантастические нагрузки. Ну не знаю, не знаю… Может, оно и выдержит попадание пули тридцатого
[22]
калибра, но наверняка не устоит перед пятидесятым
[23]
… Папаша Дадли несколько раз даже прицеливался в купающегося педрилу. Он представлял себе, как выбирает холостой ход спуска дальнобойной крупнокалиберной М90. В патроннике этой супервинтовки уже ждет своего часа доработанный Папашей патрон. Еще со времен службы в армии Папаша Дадли знал, что некоторые стрелки слегка стачивают головки пуль и наносят на них – крест-накрест – две риски трехгранным надфилем. Кто видел, что делают такие пули с головой – хоть в шлеме, хоть без шлема… в общем, кто видел, тот понимает.
Папаша Дадли очень хотел вкатить пулю в аквариум педрилы Стенли, но понимал, что это невозможно.
Дельфин быстро допросил языка. Тот был не просто ранен, но в шоке. Еще бы – меньше чем за минуту на его глазах погибли семь его товарищей… Он был в таком состоянии, что на него даже давить не пришлось. Он сходу начал говорить и сказал, что его зовут Эдди Лоусон, он ранен и ему требуется медицинская помощь… Дельфин ответил:
– Помощь будет. В том случае, если ты, Эдди, поможешь нам.
– Я помогу, помогу. Только спасите меня. У меня контракт заканчивается через три месяца. Я не хочу умирать.
Тогда Дельфин вколол ему обезболивающий шприц-тюбик и начал работать. Он задавал вопросы коротко и четко: где находится Старик? – В своих апартаментах, его увела эта старая сука Рита. – Кто такая Рита? – Его секретарша. – Где апартаменты? – Я покажу. – Сколько всего охраны на «Голиафе»? – Служба безопасности? Служба безопасности – шестнадцать человек.
Когда Эдди Лоусон сказал, что его контракт заканчивается через три месяца, он сказал правду. Когда он сказал, что не хочет умирать, он тоже сказал правду. А вот когда он сказал, что служба безопасности насчитывает шестнадцать человек, он солгал – он «забыл» про снайпера, который сидит в своей башне… И еще он «забыл» сказать про то, что «эта старая сука» Рита никогда не расстается с оружием.
– О'кей, Эдди. А теперь проводи нас к апартаментам Старика.