– И что потом?
Дервиш посмотрел на Братишку слегка устало и сказал:
– Суп с котом. Ну что вы, Александр, как ребенок, всему верите: колдуны какие-то, секта… Давно дело было, быльем поросло. Плесните-ка лучше коньячку.
Братишка налил Дервишу коньяку. Евгений Васильевич сделал глоток. Братишка поглядывал на него с подозрением: развел Василич или правду сказал про колдунов?
Дервиш спросил:
– А если бы я вам стал рассказывать, что своими глазами видел летающую тарелку и даже заглядывал внутрь нее, – вы бы поверили?
– Заглядывали в летающую тарелку? – как-то неуверенно переспросил Александр. Потом сказал: – Пожалуй, нет, не поверил бы.
– А зря, – произнес Дервиш фразу, которая окончательно сбила Братишку с толку.
Братишка задумался, а Дервиш – напротив – после коньяка оживился, спросил:
– А вот вы, Александр, как в группу пришли?
– А я не пришел, меня Ворон привел. На помойке, можно сказать, подобрал и привел.
– Это как же?
– Он к брату моему приехал – брат с организацией сотрудничал, но я тогда, конечно, этого не знал. Его арестовали… В общем, Ворон приехал к брату, а нашел меня. А я уже загибался от наркоты. Он мог бы плюнуть: еще один наркоман. Чего с ним возиться? Но он не плюнул. Он взял меня с собой и отвез в монастырь. Там меня выходили. А потом уж я сам в группу попросился.
– Вот оно что, – сказал Дервиш. Он понял, что расспрашивать дальше не надо, но Братишка сам вдруг начал говорить:
– Вот вы думаете: не повезло мужику – полморды стесало. Молодой еще, а морда страшная. С такой даже не ко всякой проститутке сунешься… Но мне на все на это наплевать! Я через такой кошмар прошел, что уже ничего не страшно. Тот, кому незнаком этот страх – страх, что сегодня останешься без дозы, меня не поймет… В общем, меня в двадцать лет подсадили. Травку-то я и так покуривал, потом «колеса» глотал, но это ничто по сравнению с героином. А героином меня первый раз «добрый» сосед угостил. Раз угостил, два угостил… На третий раз я сам попросил. И ведь знал, чем это кончается. Отлично знал все. Примеров в родной моей Сортавале – тьма!.. Знал, но пришел за дозой. Дальше? Дальше – все понятно: с каждым днем этой дряни тебе нужно все больше и больше. Значит, деньги нужны. И ты начинаешь занимать, потом воровать… У нас на улице девушка была. Карелка по имени Леена. Красивая – беда. Она тоже подсела. И стала заниматься проституцией. Для девушек это самый обыкновенный путь. Потом ее насмерть забил пьяный клиент – финн… А я опускался все ниже. Попался на краже. Получил срок. Условный. Потом погорел на грабеже. Получил уже реальный срок. Отсидел. Вышел. Почти сразу пошел на точку, взял дозу. И – снова поехала хмурая
[19]
тема… Я уже совсем доходил, когда меня Ворон подобрал. И за это огромное ему спасибо. Не за то спасибо, что спас меня. А за то, что в «Гёзы» привел. Потому что мерзкое, людоедское наше государство – государство барыг-манагеров-чиновников, купчишек и ментов – я ненавижу. Самодовольную, зажравшуюся, зарвавшуюся мразь – ненавижу. Сволочей, которые сажают девушек на иглу, делают проститутками, а потом еще и убивают их, – ненавижу. Хочу уничтожать их… А Ворон помог мне в этом. – Братишка резко оборвал свою речь. Потом произнес: – Все сказал. Извините, Евгений Васильевич, за эмоции. Дервиш ответил:
– Вот видишь, Саша… А месяц назад в Петербурге ты говорил: знать бы, для чего я нужен.
За все время Дервиш впервые обратился к Братишке на ты, впервые назвал Сашей.
* * *
К командиру «Джоджа Буша» подошел вахтенный офицер:
– Сэр, канадская служба ледовой обстановки сообщила, что в нашем направлении движется крупный айсберг. Его масса может достигать миллиона тонн… Правда, сейчас он еще далеко.
– Передайте главному штурману, чтобы рассчитали курс этой глыбы.
– Слушаюсь, сэр.
Спустя полчаса главный штурман доложил, что теоретически айсберг может представлять угрозу, но сейчас точно рассчитать его курс невозможно, так как айсберг находится на расстоянии более ста миль. Когда он будет милях в двадцати, мы рассчитаем все с точностью до кабельтова. Но это будет только через двое суток.
* * *
Бармен из аэропорта позвонил, напомнил Дервишу про пари.
– Или, – спросил он, – вы уже передумали?
Дервиш спросил у Саши:
– Ты как, Сашок, – готов к подвигу?
– Да как два пальца! Дервиш ответил бармену:
– Через час будем у вас… Устроит?
– О'кей, жду.
Спустя час Дервиш и Саша вошли в бар. Там уже сидели несколько местных и двое белых из персонала аэропорта. Ждали представления. На стойке бара стояла бутылка «Столичной», высокий стакан. Из-под донышка бутылки торчали несколько купюр. Дервиш и Братишка присели у стойки. Сверкали бутылки, улыбались инуиты. Сашка обвел всех веселым и шальным взглядом.
Бармен спросил:
– Вы готовы?
– Всегда готов.
Бармен потер руки и сказал:
– Хорошо бы положить ставку на стойку.
Дервиш рассмеялся, достал бумажник из крокодиловой кожи, вытащил пачку купюр, бросил не считая. Бармен вновь потер руки, взял бутылку и свинтил колпачок. Он собрался налить водку в стакан, но Братишка взял бутылку, раскланялся, а потом запрокинул голову и стал лить водку в себя.
Кто-то ахнул. Бармен вытаращил глаза. Один белый сказал другому, что через пять минут этот парень, хоть он и монстр, будет dead drunk
[20]
… Саша поставил пустую бутылку на стойку, закурил и подмигнул фотографии Люси Идлу.
Через пять минут монстр попросил еще пятьдесят граммов водки. Бармен скис.
* * *
В холодной темноте «ноги» пахло водой и ржавым железом. Шумела вода в трубах, жужжали насосы. Снаружи шлепала волна, иногда наваливалась льдина, хрустела, скрежетала на стальных клыках. Время в «ноге» «Голиафа» тянулось медленно. Невероятно медленно. Иван с Дельфином даже заключали пари: кто точнее определит, который сейчас час. Ошибались – и сильно – оба, но Иван больше.
Они жили по шестичасовому циклу – через каждые шесть часов непременная пятнадцатиминутная разминка, потом принятие пищи. Дельфин по этому поводу сказал: «Зачем так казенно, сударь? Считайте, что это ужин. Почти что при свечах…» Иван ответил: «Какой, в жопу, ужин? Пережевывание этих сублимированных какашек – ужин? Это, сударь мой, именно что принятие пищи… Эх, сигаретку бы сейчас!»
– Иван, – позвал Николай в темноте.
– Что?
– Время?
– Думаю, что около двадцати.