– Так все серьезно? По пригласительным? Тогда давай мне два!
Ага! Значит, все же сто двенадцатая любовь его посетила.
Ольга чмокнула Диму в щеку:
– Приглашение на два лица.
Господи, какое счастье, что Грозовский у них – душка, умница
и плейбой, что не страдает по ней, по Ольге, и ей не надо прятать свое
оглушительное, неприличное, через край бьющее счастье. Интересно, кто у него
сто двенадцатая любовь-то?
У Ольги зазвонил мобильный. Глянув на экран, она аж
засветилась вся:
– Сережа… Да, уже еду… В офис? Хорошо, конечно… Целую тебя…
И выпорхнула из кабинета. Грозовский посмотрел ей вслед,
ворча:
– Целует она его! Сережу!
И пошел в угол, к кофеварке, на кнопку нажимать. Рядом с
кофейным столиком на ковре сидела корова – белая, с черными пятнами, ростом с
пятилетнего ребенка.
Кофеварка зашипела и стала готовить Грозовскому двойной
эспрессо. А он стоял, смотрел на эту совершенно дурацкую корову, с которой не
расстался бы ни за какие коврижки, потому что ее притащила Надежда, и думал: до
чего же забавно, правильно и славно устроена жизнь.
* * *
Ольга с разбегу влетела в кабинет Сергея и поняла, что жизнь
кончилась, на сей раз – окончательно и бесповоротно. За столом переговоров
сидел ее бывший муж, Стас Громов.
– Присядь, – Барышев на нее не смотрел.
Ольга послушно села.
– Твой бывший муж пожелал со мной встретиться, как видишь.
– Не ломалась бы, так я и не желал бы… Больно надо-то! –
Стас ухмыльнулся.
Барышев встал из-за стола, подошел к окну. На Ольгу
по-прежнему не смотрел.
– Теперь я понял наконец, почему ты мне ничего не
рассказывала. Жаль. Если бы рассказала – все было бы проще.
– Да мне много не надо! – снова встрял Стас. – Только долги
отдать… и чтоб мастерскую открыли! И Зинка, зараза, пилит и пилит!.. А Кольку
посадили. Это ж курям на смех!..
Сергей обернулся, посмотрел на Стаса брезгливо:
– Значит, вы желаете получить от меня денег за
неразглашение?
Стас поспешил внести ясность:
– Так это!.. Она сказала, что не даст ничего, а я сказал,
что все хахалю расскажу, вам то есть! Ну, и рассказал! Да я всем расскажу, что
она зэчка бывшая! Больно мне надо! Своя рубаха ближе! У нас-то все знают, от
людей не спрячешься, так она в Москву и укатила, подальше от своих чтобы!.. А
тут уж расцвела, развернулась, забогатела, а мне – пошел вон?!
– Стас, замолчи! – Ольга не могла это больше слушать.
– А чего это я молчать должен?! Не-ет, пусть он все знает,
как тебя судили, как ты на зоне отдыхала, как потом полы мыла в сортирах! А то
богатая стала, а меня, значит, рылом в дерьмо, да?!
Ну, довольно! Сколько можно это терпеть? Да и зачем? Снявши
голову по волосам не плачут. Сергея она все равно потеряла, с этим – все. Но
никто не давал этому уроду, ее мужу бывшему, права поливать ее помоями.
– Ты подонок, Стас, – сказала она устало. – Если б меня
тогда, после зоны, Григорий Матвеевич на улице не подобрал, я бы давно в реке
сгнила! Я жить не хотела. А ты замки в дверях поменял. Детей своей шлюхе отдал.
Я с голоду пропадала, меня старик кормил, на работу не брали, потому что я…
порченая, меченая, уголовница из зоны. Ты же говорил – спаси меня. Ты говорил,
что меня простят, а тебя по полной закатают. Ты…
И выплюнула ему в лицо длинное, черное, убийственное
ругательство, самое грязное из тех, что слышала в зоне.
Сергей снова брезгливо поморщился:
– Ну ладно. Хватит.
Быстро подошел к столу, рывком схватил Стаса за шиворот…
Грохнула дверь кабинета. Невозмутимая барышевская
секретарша, увидев, как шеф волочет мужика в куртке к выходу за шкворник, тут
проявила чудеса выдержки.
– Сергей Леонидович? – спросила она очень официальным тоном
как ни в чем не бывало, будто Сергей Леонидович каждый день таскал визитеров за
шкирку и спускал с лестницы. – Вызвать охрану?
Сергей Леонидович – красный, расхлюстанный, задыхающийся –
зыркнул на секретаршу:
– Спасибо. Сам справлюсь!
Он подтащил гостя к выходу, приподнял за ворот, чтобы видеть
глаза. Стас больше не ухмылялся.
– Значит, так, – Барышев говорил очень спокойно и очень
убедительно – так спокойно и так убедительно, что у Стаса мороз по коже пошел.
– Еще раз появишься в поле моего зрения, вот просто появишься, будешь случайно
мимо проходить, я тебе сломаю хребет. Сам, лично. Без всякой охраны. А охрана
потом тебя в лес свезет и закопает. Ты меня понял, умник? Если понял, кивни.
Стас икнул, дернул головой, изо всех сил стараясь изобразить
понимание. Барышев дотащил его до дверей приемной. Послышался грохот, где-то
внизу Стас жалобно матернулся, и все стихло. Сергей отряхнул руки и,
сгорбившись, молча пошел мимо Ольги в кабинет, на ходу кинув секретарше:
– Меня до конца дня нет.
– Сергей Леонидович, министр звонит… Сказать, что…
– Скажите, чтобы шел к черту! – ответил секретарше Барышев
(сын академика и внук профессора). Дверь кабинета захлопнулась. Секретарша
замерла с телефонной трубкой в руке. Кажется, Сергею Леонидовичу наконец
удалось вывести эту железную леди из равновесия.
* * *
Строго говоря, никакой трагедии не произошло. Никто не умер,
дом не сгорел, третьей мировой войны не случилось… Дети счастливы, работа –
хорошо оплачиваемая, дом – полная чаша, няня – чистое золото, шмотки –
зашибись, тачка – улет, вид – на миллион, проблем – нет. Ольга же не дура, она
же понимает. В конце концов, что стряслось-то? Ну, встретила она Барышева. Ну,
был короткий роман. Ну, закончился. И чего теперь? Вешаться? С тем же успехом
она могла Барышева и не встретить никогда. До того, как она познакомилась с
ним, его ведь в Ольгиной жизни не было, так? И что? Убивалась она, страдала? Да
ничего подобного! Она счастлива была на все сто, ездила с детьми на каток,
умасливала заказчиков, хвалила себя молодцом и баловала пироженкой со взбитыми
сливками. Хорошо она жила без Барышева. Замечательно и прекрасно. Почему бы и
теперь ей так не жить? Все ведь точно так же, как было тогда, до него: есть
дети, работа, выходные, пироженки, новые туфли. Нет Барышева. Живи – не хочу.
Но вот что-то не хочется. То есть совсем ничего. Ни работать, ни пирожных, ни
туфель новых… Даже в музей с детьми в выходные… Ну, не то что прям уж все
поперек горла. Но глаз не горит, и радость от совместных выходных с детьми
подтускнела. Как будто не хватает чего-то. Чего-то очень важного. Главного.
Кислорода не хватает.