Эра беззакония - читать онлайн книгу. Автор: Вячеслав Энсон cтр.№ 43

И дальше, с высокой артистичностью, генерал выложил разработанную два час назад «дезу». Калмычков слушал и диву давался, как егоровская заумь выросла за это время до таких немыслимых размеров. Назывались организации, люди, конкретные факты и даты. Глубоко проработал легенду генерал Арапов. Когда успел? Если этот пузырь лопнет, будет большой «бум!»

Генерал упомянул о калмычковской командировке. Предоставил ему слово. Пришлось Калмычкову пересказывать слова замминистра о питерской кодле. Начальник ГУВД слушал молча. Все больше хмурился, потом спросил:

— Серафим Петрович, где гарантия, что ваши сведения достоверны?

— Никакой гарантии, товарищ генерал-лейтенант, — ответил Арапов. — Имей я проверенную информацию, обратился бы с заявлением об отставке. Как некоторые советуют. Но я не бегу с корабля. Я обратился — пока еще можно противостоять. Еще не поздно. Или сдаемся?

— Да, из Кремля теперь иные ветры дуют. Того и гляди, продуют, — вслух подумал начальник ГУВД о чем-то своем. — Но мы, товарищи, обязаны в любой обстановке стоять на страже… Хрен поймешь, на страже чего. Но этого ждет от нас народ, этого требует Президент! Что вы предлагаете, Серафим Петрович?

— Зачистку города от «засланцев». Заодно, притушим криминогенную ситуацию.

— Но ведь праздник…

— После отпразднуем.

Зазвонил телефон. Второй раз за неделю Калмычков увидел генерала, стоящего по стойке «смирно» перед телефонным аппаратом.

«Да, товарищ министр. Спасибо за поздравления!.. — слушали собравшиеся пятиминутный монолог. — Никак нет!.. Работаем. Наверстаем… Так точно!»

Менялась интонация начальника ГУВД, менялся цвет щек. Когда генерал-лейтенант положил трубку, с его лица исчезло выражение нерешительности. Снаряд, летящий в цель!

— Серафим Петрович! Я бываю груб. Слушаю некомпетентные советы. Ошибаюсь… — Севший голос выдавал волнение. — Простите по-человечески. Спасибо, что не побоялись, как некоторые, взять на себя риск и вышли с сегодняшней информацией…

Он налил из графина стакан воды, выпил с бульканьем.

— Звонок министра ее подтверждает. Очень много недовольства работой ГУВД. Есть прямые намеки. «Некоторые, — говорит, — о своей отставке узнают по радио, когда на работу едут. Оказывается, вчера заявление по собственному желанию, подали». Поздравил…

Генерал-лейтенант говорил тихо, но вдруг переключил регистр:

— Раком! Все Управление! До последнего постового! Я вам праздник устрою! Думаете, меня снимут — вы отсидитесь? Накося!.. Пригрелись по кабинетам!.. Если бы не такие служаки, как Арапов, город давно в говне захлебнулся бы. Писатели отчетов!

Присутствующие скукожились под генеральской картечью, но потом разом загалдели, перебивая друг друга, о том, что они тоже кое-что слышали, что все поправимо. Грудью лягут…

— Про вашего самоубийцу спрашивал, — уже спокойней продолжил генерал-лейтенант. — Говорит, от самого Призидента вздрючку схлопотал. К празднику. Кстати, о празднике. Все торжественные мероприятия свернуть. Через час собрать оперативные совещания. Поставить задачу и, как вы говорите, Серафим Петрович, устроим преступному элементу Варфоломеевскую ночь!

После этого совещание получило конструктивную направленность. Набросали план. Всех замов закрепили курировать направления. Арапову придали «наружку» и «прослушку». Зачем она ему на одну ночь?

В двадцать один ноль-ноль началась одна из самых масштабных операций питерского ГУВД по прикрытию собственной задницы.

А параллельно, незримой тенью, но гораздо шире и эффективней катился шмон по закоулкам питерского дна.

Народ и органы — едины!

10 ноября, четверг

Заварив невиданную кашу, Калмычков ехал домой. Отдыхать отправил генерал Арапов. Сказал: «Ты свое дело сделал. До утра свободен. Будет много работы, а ты, как выжатый лимон…»

Абсолютно в точку. Насчет лимона. До полуночи еще держался, гоняя своих по отделениям, где обнаруживались лица, похожие на фотороботы. А потом сдал. Вся энергия ушла на запуск шмона. На фоне всеобщего ажиотажа сидел в кресле слизняком, ничего не соображая. Тут на него наткнулся Арапов, все понял и отправил домой.

Калмычкова везла служебная «Волга». Пока ехали, он вспоминал слова, которые скажет Валентине, переступив порог. Почти неделю копил. Но память шевелилась туго. Он попросил тормознуть у круглосуточного цветочного магазинчика. Не выбирая, купил самый дорогой букет. «Эх, духов бы еще…»

Обошлось без духов. Валентина встретила его растрепанная, в стареньком халатике. Не ждала. Засуетилась, прибирая волосы. Тут букет и добил ее напрочь!

— Хоть бы позвонил… Ух, ты!.. Какие цветы!.. — утопила лицо в букете. — Спасибо!

И побежала за вазой. Она скуповата на проявления чувств, особенно радости. Бывало, лет десять назад, так и светится от счастья, но молчит, не визжит и не скачет, как некоторые.

Калмычков смыл под душем заботы прошедшего дня, и поезд, и клочья впечатлений московской командировки. Надел чистое белье, халат, а Валентина уже поджидала его за накрытым столом. Когда успела? В центре красовался букет, и часть его красок Валентина перенесла на себя. Халатик сменило платье, волосы заколоты в узел, лицо расцвело от едва заметных прикосновений косметики. Только глаза озабочены.

Она молча смотрела, как он пропустил рюмашку, потом другую. Подкладывала ему закуску. Подала суп, второе. Три года не ужинали как близкие люди, обрадованные встречей друг с другом. «Хорошо в семье, а я все занимаюсь ерундой…» — думал Калмычков. Этой ерунды — выше крыши. Но сейчас она отступила, и он наконец дома. Весь дома. Не только тело — и мысли, и душа. Как хорошо!..

Рассказал Валентине о командировке, поблагодарил за собранный в дорогу портфель. Она слушала с интересом, но опытный калмычковский глаз, не мог пропустить нервных пальцев, перебирающих угол скатерти, частых взглядов на часы, беспокойства в глазах.

— Как у тебя дела? Как Ксюня? — спросил он.

— Еще не пришла… — Валентина отвернулась и поднесла к глазам уголок теребимой скатерти. — Второй час ночи!

— Валь, успокойся. Не первый раз… — Калмычков надеялся на простое решение. Ксюня с начала учебного года взяла привычку допоздна «сидеть» с подругами. — Четырнадцать лет! Дело молодое. Прибежит с минуты на минуту. Может, на метро опоздала.

— Вчера в пять утра пришла. И позавчера… — Валентина отняла скатерть от лица, и Калмычков увидел потекшую тушь. — Я не сдержалась, дала ей как следует. Дура я, дура! Учудит что-нибудь… — Валентина больше не скрывала слез. — Два месяца терпела, разговоры с ней разводила. Воспитывала… Ноль внимания! Огрызается, будто я ей никто. А тебя вечно нету.

Калмычков наклонился к ней. Утер слезы.

— Нашла у нее сигареты. Распсиховалась. Она мне в лицо кричит: «Курю, пью и с мужиками трахаюсь! Сейчас время такое. Телевизор надо смотреть!..» Я по щекам и отхлестала. Сиди, говорю, дома.