Эра беззакония - читать онлайн книгу. Автор: Вячеслав Энсон cтр.№ 2

Край настал для человека с набережной, переход через отметку «предел». Он старается сверх своих сил оттянуть миг развязки, но смертельно устал. Сам себя не всегда узнает в отражении витрин. И на снимке — другой человек.

Исхудало лицо. Спали сытые щечки, покрылись щетиной. Воспалились бессонницей веки, и глаза утонули в колодцах подглазников. Съежился и похудел. Мало сходства с цветущим счастливцем на фотографии. Изнемог. Истощение сил — такова его степень усталости. Край.

Больше месяца он в бегах. За спиной города, километры, беспокойные дни, одинокие ночи. Прячется и бежит. Вчера еще — успешный, счастливый, самодовольный. Гордый тем, что опять победил, что не лег под систему, устоял и сумел кое-что заработать. Без обмана и воровства, разве что с «оптимизацией налогооблажения». В извращенном укладе, где мошенничество — закон, но безумны и обречены на провал попытки работать честно. Где хорошие деньги, почти всегда, плата за преступление.

Радовался, работал, жил. А недавно попал вдруг под пресс. Неожиданно и на ровном месте. Для него не нашлось бы статьи в Уголовном кодексе. Ничего не украл и нигде не смошенничал. Не присасывался к бюджету, не щипал от него в свой карман. Не продавал паленой водки, поддельных продуктов и фальшивых лекарств. Не «откатывал» и не «пилил». Не брал взяток, не распространял наркотики. Не судил людей по сфабрикованным обвинениям, не отбирал их квартир, машин и предприятий. Не грабил, не убивал, не насиловал. Не продавал страну и не нарушил присягу. Старался не лгать друзьям, не изменять жене… Чудак, одним словом, за временем не поспел. Статьи за чудачество нет. Но он вдруг с чего-то захотел, чтобы все перечисленное выше перестали делать свободные граждане демократической страны. Чтобы взяли — и прекратили собственное самоубийство. Чудак!

Вот и прячется, вот и бежит. Неделю назад еле вырвался из-под пуль преследователей. Настигли на Обводном, 46, на чердаке заброшенного дома. Вычислили, выследили и ночью пришли. Отбился чудом и убежал.

А началось все месяц назад, в родном городишке. Его прессанули, менты и бандиты. Или менты, прикинувшиеся бандитами. Какая разница? Одни в форме, другие — без. Задачи у них одинаковые: чужое сделать своим. С него денег не требовали, побили, поморили голодом, готовились кому-то передать. Он изловчился, вырвался и сбежал. Спрятался в Питере у Яши Келдыша, знакомца по Интернету. Прятался у него дома, пока не почуял хвост. Выследили. На чердак перебрались оба, Яша на этом настоял. Через неделю их нашли, убили Яшу. Теперь охотятся за ним.

Жену и сына он спрятал за день до собственного похищения. Грамотно спрятал, надежно и далеко. «Впрочем, что для кого — далеко? Понять бы, кто гонит? — ломает он голову. — За что и зачем?» Ответа не знает. Догадывается, и Яша объяснял, но страшно верить Яшиным словам. Поэтому бежит, тянет время, уводит погоню от своих.

Он чует погоню. Не шкурой, не слухом, а некой струной, натянувшейся в подсознании: «Вцепились! По следу идут. Не успокоятся, пока не возьмут… — понимает он. — Надо менять берлогу и вырываться из города. На Достоевского ночую последний раз». Он уже сделал приготовления. Час назад отвез в новое место вещи. Недалеко, на Петроградскую, к бомжам. Спрятал деньги, одежду и документы. Оставил только пистолет и фотографию. Пистолет он отбил на чердаке у одного из нападавших и решил не выбрасывать. «А с фотографией придется прощаться. Труп, если что, должен быть неопознаваемым. Фотография — ниточка, ее надо рвать!»

Так он и сделал: поднес фотографию к губам, дважды легко прикоснулся, потом порвал снимок на мелкие клочки и пустил их по ветру. Глаза, наконец, обратили внимание на окружающий мир, и он заметил, как быстро изменилось пространство вокруг. Ясный день, заманивший его на Стрелку, давно сменил настроение. Спрятал солнце под серым маревом, заскучал. Потускневшее небо провисло до самых крыш, почернело, набухло тучами. Будто разом, со всех сторон, задернулись плотные шторы. Сумерки накрыли город. Зажглись кое-где фонари, подчиняясь наступившему раньше срока вечеру. «Пора в берлогу», — решил мужчина, бросил взгляд на клочки фотографии в волнах и зашагал к проспекту ловить такси.

Машины стекали с Дворцового моста светящимся потоком. Он плохо понимал схему местного движения и, очень приблизительно ориентировался в расстояниях. «Таксист разберется…» — мужчина ступил на проезжую часть. Поднял руку навстречу летящим машинам. Из потока вынырнул «жигуленок», вильнул вправо, запищал тормозами у самых его ног. Водитель распахнул пассажирскую дверь, уставился с вопросом.

— Сколько будет до улицы Достоевского? — спросил у него мужчина.

— Сотни три, — улыбнулся приветливо таксист. Обрадовался «приличному» пассажиру и лихо накинул почти половину к тарифу.

Пока разворачивались и пробивались сквозь центр, бомбила матерился и психовал. Тормозил, подрезал, лавировал. Клиента не замечал. Но только вывернули на улицу Достоевского, принялся разводить его на дополнительный полтинник. Загнусил про пережог бензина, пробки и ночные цены.

— Какие ночные в шестом часу вечера? — не понял клиент. Волна возмущения чуть не выплеснулась потоком обидных слов. Но сдержался, смолчал. Кинул скомканную купюру на консоль и вышел. Таксист на это и рассчитывал: «С кого же брать, как не с «приличных»?»

Мужчине не жалко денег, но дорого обошлись секунды, потраченные на «всплеск». Отвлекся, не отследил обстановку. Должен был вглядываться в прохожих, в машины, припаркованные у названного для остановки дома. А он — бурлил эмоциями ради полтинника. И поплатился — выследили. На ближних подступах к берлоге.

Первого он увидел сразу. Захлопнул дверь такси, и в обернувшемся на стук мужчине узнал того, с чердака. Рыжее безбровое лицо, бычья шея. Черная куртка с красным шевроном. Стоит у киоска, не дальше тридцати метров. Увидел жертву и напрягся перед броском.

Мужчина похолодел: «Попался…» Рука потянулась к дверце машины, но нащупала пустоту, таксист уже ударил по газам.

А рыжий застыл, словно сеттер в стойке. Застыл и мужчина. Не знал, что сделать. Кровь закипела от хлынувшего в нее адреналина. «Бежать! Бежать!» — застучала в висках. «Куда бежать? Где прячутся остальные?..» Он начал медленно отступать к стене. Подальше от рыжего и припаркованных машин, ближе к арке, чернеющей между домами. Время стало тягучим и вязким, словно кадры замедленной киносъемки.

Рыжий что-то пробормотал в воротник. Открылись все двери джипа, стоящего чуть впереди по ходу движения. На тротуар потянулись ноги. Мужчина не стал разглядывать их обладателей. Подошвы еще не коснулись асфальта, а он уже юркнул в темную подворотню, в глухой колодец двора. Пулей подлетел к крыльцу ближайшего подъезда, рванул дверь и очутился в полутьме парадного. Взмыл на четыре ступеньки вверх, пересек площадку, ступеньки вниз — одолел прыжком. Поворот направо. За шахтой лифта притаился вход в подвал. Выход — через соседний подъезд. Он разведал пути отступления во всех близлежащих домах. Чердак кой-чему научил!

Шаги с улицы приближались. Взвизгнула дверь.

Мужчина нырнул в подвальную тьму. Понесся к лестнице, выводящей во второй подъезд. Угадал ее в темноте. Занес над ступенькой ногу… «Почему не слышно? — остановила его мысль. — Побежали наверх? Глупо…» Замер, не завершив шаг, отступил. Затаил дыхание и прислушался. Характерный щелчок раздался по ту сторону подвальной двери второго подъезда. Следом еще один. Звук передергиваемых затворов. Кто-то ждет его за хлипкой дверью!..