Рельсы под луной - читать онлайн книгу. Автор: Александр Бушков cтр.№ 16

Стою. Бронепоезд катит. Выйдя из леса, сбросил скорость и пополз чуть ли не со скоростью идущего быстрым шагом человека.

Дым стелется, временами пар фыркает на обе стороны. Ну, чихать мне, что ты не обычный состав, а целый бронепоезд. В любом случае есть ты транспортное средство, а насчет них приказ ясный…

Берусь за автомат. И не стреляю. Занозой у меня в башке сидит: ну вот что-то тут не то и не так, а что – никак не соображу…

Он уже метрах в пятидесяти… И вот тут до меня доходит, что неправильно. Движется он совершенно бесшумно, словно не многотонная железная махина в мою сторону прет, а дымок от костра летит. Ни стука колес, не шипения пара, ни постукивания буферов – ни малейшего звука. Так не бывает. Чтобы совершенно бесшумно…

А может, я в секунду взял да и оглох напрочь? Иного объяснения нет – он уже метрах в двадцати, а звука от него не больше, чем от дрыхнущей черепахи…

Прокашлялся я – слышу свой кашель! – и как рявкну:

– Эгей!

Все в порядке со слухом. Но от него – ни звука… И срабатывает у меня какой-то инстинкт, как у собачки или другой неразумной твари. Автомата я не касаюсь. Стою, отступивши в снег от рельсов. А он, зараза, бесшумно и беззвучно проплывает мимо: платформа, пулеметный вагон, за ним паровоз (бак, кабина, тендер – все зашито в броню), броневагон с пушкой, еще один, снова пулеметный, только у этого четыре башенки по углам полуцилиндрами выступают… И все. Кургузенький такой бронепоезд, я пару раз видывал посолиднее…

А главное! На броне, которой бак обшит, красной краской (в лунном свете хорошо видно, что красной, да и рукой до него подать) широкой линией изображена красная звезда, с расходящимися вверх лучами. Это бы еще ничего. Но над ней и под ней двумя полудугами крупная надпись: «ВОЖДЬ КРАСНОЙ АРМИИ ТОВАРИЩ ТРОЦКИЙ». «Вождь Красной Армии» – вверху, «Товарищ Троцкий» – внизу.

Да четко так… И хоть бы малейший звук, с-сука! В бойницах свет внутри видно. Тишина. Какая тишина, волосы дыбом…

Он уже прошел. Стою, смотрю вслед, и голова у меня пустая напрочь. Одна только мысль колотится…

Вот он от меня удалился к станции, в сторону Керимова, метров на сто, на двести, дальше, дальше… Дорога делает, как уже отмечалось, длинный изгиб, так что вижу я его весь.

И тут отдаленное: «Тарах-тах-тах!» Короткая очередь, за ней длинная, на полрожка. Керимов в воздух бьет, я отсюда вижу. Поступает в полном соответствии с приказом.

Вот тут с бронепоездом начинает что-то происходить. Начинает он исчезать, да интересно так: будто есть над рельсами высокие невидимые ворота, и он, в них втягиваясь, постепенно исчезает. Будто длинный гвоздь в стену входит самостоятельно: все короче он, короче… Тендер пропал… пушечный вагон… хвостовой пулеметный… И вот уже рельсы совершенно пустые на всем протяжении до скудно освещенной станции… Тишина. Волосы дыбом.

Потом вижу фару, слышу звук – летит от станции мотодрезина. Не задерживаясь возле Савченко (его я тоже отсюда вижу крохотной фигуркой), тормозит возле Керимова, спрыгивает кто-то, заговорили… Молодчага Керимов, сын братского узбекского народа, выполнил приказ в точности. Не то что я. Вот так вот. А я впервые в жизни, пусть и частично, но не выполнил приказ: старший сержант, комсорг взвода, три года в войсках, восемь месяцев боевых действий, Красная Звезда, «За отвагу», две красные [3] нашивки… Скажи кто раньше, что так будет, я бы в ухо дал.

А теперь вот стою, и ни стыда у меня, ни раскаяния. Та самая единственная мысль колотится в голове: хороший солдат с чертовщиной связываться не должен. Не бывает в нашей жизни ничего сверхъестественного. И даже если оно вдруг случилось – не было его. Не было! Не полагается ему быть!

Дрезина уже прет ко мне. Тормозит так, что искры из-под колес. Спрыгивает комроты, капитан Фокин. С ходу спрашивает:

– Не стрелял?

– Никак нет, – говорю я самым что ни на есть простецким голосом. – А зачем? Приказ был четкий: исключительно при появлении человека или транспортного средства… Так ведь ни того и ни этого… Я ж, тарищ капитан, не салага какая…

– А поезд видел? – выпаливает он сгоряча.

Вот тут я в голос удивления подпустил:

– Какой поезд, тарищ капитан?

Он все так же, сгоряча:

– Керимов докладывал: мимо тебя прошел бронепоезд, почти достиг его поста – и тут как в воздухе растаял…

– Тарищ капитан! – говорю я вроде бы совсем уж ошарашенно. – Да что за херня? Ну как это – был бронепоезд и в воздухе растаял? Не бывает таких чудес. Будь тут бронепоезд, куда б он делся?

Капитан малость охолонул – ну ясно, у него нервы на пределе из-за спецпоезда. Говорит словно бы чуть сконфуженно:

– Действительно… Черт знает что. Некуда ему деться, тут кошку за километр видно… А Керимов уперся: был поезд, растаял в воздухе… – и матом запустил.

– Померещилось, – говорю, – что-то Керимову. Бывает. Помните ж, его под Моcквой взрывной волной о дерево шмякнуло? Может, тогда головой и приложило, а теперь – последствия. Мало ли случаев? Жалко. Боец отличный, товарищ хороший, комсомолец активный… Но ведь с каждым может случиться…

Я его не топлю, я его, как могу, выгораживаю: ну кто ж станет взыскивать с человека, которого разрывом об дерево приложило? И треснулся он башкой, а теперь вот начались виденьица. Бывало такое…

Капитан оклемался окончательно.

– Ладно, – говорит. – Продолжай нести службу. Ну, Керимов… Жалко.

Запрыгивает на дрезину, и уносится она в лес. Судя по тому, сколько ее не было, катались они за пару километров. Для пущей надежности, надо полагать. Капитан – служака старый, мужик основательный…

Назад они пронеслись мимо меня, не останавливаясь. Возле Керимова тормознули. Смотрю я, залезает он на дрезину, а вместо него заступает кто-то из наших, что с капитаном были. Вот так, ага… А как же еще?

Рванула дрезина к станции. Смотрю я ей вослед и думаю: хороший ты солдат, Керимов, в войсках не первый год, и боевого опыта у тебя те же восемь месяцев, и две медали, и не ранен ни разу – везучий, только разрывом тогда об дерево шмякнуло, но несильно. А все ж дурак ты дураком, Керимов, тебе б сначала подумать, а потом палить… Комсомолец ты активный наш…

Примерно через полчаса пошла та самая дрезина – в носу станкач на треноге, наших уже не видно, торчат какие-то в темных полушубках, с автоматами. А метрах в двухстах за ней пошел спецпоезд: расчеты у станкачей, на каждой площадке по часовому, дверь хвостового все так же распахнута, пулемет в проеме – полная боевая готовность, ага…

Еще через полчасика пришел разводящий и снял меня с поста – а возвращаясь на станцию, и двух других. Всю роту сняли с постов. Разместили на станции, чаек обеспечили – красота… Керимов в сторонке примостился, весь из себя пришибленный. И жалко мне его, и сказать ему ничего не могу. И по-прежнему считаю, что сам поступил совершенно правильно. Чего не бывает, того и быть не должно. Дома я от стариков всякого наслушался – ну, они ж старорежимные, деды наши, формировались их личности в обстановке царской реакции, поповщины и прочего дурмана…