Честь проклятых. Воля небес - читать онлайн книгу. Автор: Александр Прозоров cтр.№ 2

– А-а-а!!! – Прямо на него со смотровой площадки спрыгнул густобровый мужик явно татарской внешности, однако сбить с ног не смог. Щерба успел отпрянуть, втянуть живот, пропуская перед самым брюхом стремительный боевой топорик, рубанул врага по руке. Но удар получился слабым, скользящим. Тулуп – прорезал, до мяса – не достал.

Татарин снова резко выдохнул. Боярин Котошикин попытался парировать направленный в лицо удар, но топорик – не сабля, выбил клинок с легкостью, едва пальцы при этом вдобавок не переломав. Хорошо хоть, Щерба с линии удара отклонился – в грудь не попал, плашмя в плечо шлепнул.

Теперь взревел уже Котошикин, кидаясь вперед, врезаясь плечом татарину в подбородок. Тот устоял, перехватив врага левой рукой за горло, а правой вскидывая топорик. Боярин успел первым – выдернул из ножен косарь и сразу резанул им разбойника под подбородком. Рука на горле разжалась. Воевода отступил, покрутил головой в поисках сабли, добежал, подхватил…

– Береги-и-ись!!!

Щерба выпрямился – и увидел, что из глубины леса к месту схватки бегут еще два десятка разбойников. Причем иные – с пищалями. Вот двое встали, вскинули стволы.

– О господи! – только и успел выдохнуть воевода, как оглушительно грохнул залп, и все новики полегли, словно трава, да и сам он опрокинулся на спину от тяжелого, словно кувалдой, удара чуть ниже левого плеча, выбившего дух из груди и на несколько ужасных мгновений остановившего сердце.

«В обозе услышат! – мелькнула мысль облегчения. – Теперь стрельцов нежданно не застанут. Полусотней с татями справятся…»

Над мыском поползли облака дыма, из которого один за другим набегали разбойники с пиками и обнаженными саблями.

И тут вдруг убитые новики встали, в воздухе мелькнули их огромные бердыши, снося первых из врагов, рассекая их тулупы и зипуны, срубая головы и поднятые руки. Мальчишки быстро и уверенно пошли вперед, ловя клинки на поставленные поперек широкие длинные лезвия, чтобы потом резким рывком провести ответные удары, неизменно достающие до человеческих тел. Новики двигались широко, но в два ряда. Задний оберегал переднего, отбивая направленные в него пики, либо колол отвлеченного своим товарищем врага в живот или ребра, передний парировал сабельные удары, рубил и резал, держа бердыш ближним хватом. Все вместе это напоминало отнюдь не битву, а уверенную работу косарей, шагающих по утреннему лугу.

Сзади затрещали кусты, в снежную крепость ворвались стрельцы – но помогать было уже некому, новики успели положить всех врагов до единого. Возле Щербы опустился на колени епископ:

– Ты как, цел, боярин? А-а, крепко досталось! Придется тебе, сын мой, юшман свой латать. Три пластины порваны и плетение в клочья. Тебе проще, тебе сегодня повезло. Через час будешь в седле.

Воевода Котошикин горько усмехнулся – ему ли, опытному воину, не знать, что после таких ранений месяцами в постели валяться приходится? Однако…

Однако боль на диво быстро отпустила, и через час он и вправду покачивался в седле, двигаясь стремя в стремя со священником и недоверчиво трогая свое плечо:

– А я, грешным делом, с жизнью попрощался.

– Повезло тебе, сын мой, – ответил епископ. – Легкое рана не задела. Только мясо пуля порвала и дальше ушла. Посему и крови почти не потерял, и дышать можешь. Ну, и еще кое в чем повезло… Скажи лучше, как ты засаду учуять исхитрился?

– Именно что учуял. Откуда в зимнем лесу дымом может пахнуть? До деревни ближайшей еще полдня пути. Вот и присмотрелся повнимательнее… Тогда и ты скажи, святой отец, как новикам твоим удалось от пуль вовремя увернуться?

– По ним несколько лет из пищалей пареной репой и горохом время от времени палили. Поначалу в синяках все ходили, но вскорости ложиться в нужный миг научились, – ответил епископ. – В наше время без умения такого долго не проживешь. В битве большой от залпа, знамо, не спрячешься. Но в сечах мелких, как видишь, навык выручает.

– И то верно, – согласился боярин. – Надо бы и мне своего сына так потренировать. В жизни пригодится.

– Большой сын уже?

– Восемь лет, как родился.

– Один?

– Сын один да две девицы еще уродились. Но бог даст, и еще сына родим, – перекрестился боярин. – Чай, не старики.

– Это верно, воин ты молодой, – согласился священник. – Вроде как не в летах и роду не знатного, а у князя Скопина в чести, в воеводах больших ходишь. Как тебе удалось вознестись так высоко да быстро?

– Повезло, святой отец, – пожал плечами Щерба Котошикин. – Новиком еще возле Нарвы воеводой полка левой руки был поставлен. Сеча случилась жаркая, бояр знатных выбило, вот князь Хворостинин и вознес, царство ему небесное. Доверил последних из детей боярских на свеев в атаку поднять. Ну, а после того, как выжил я, так ниже, чем воеводой, ставить меня уже невместно. У Оки воеводой дрался, Коломну левой рукой штурмом брал, у Кром казаков остановил, когда рати к Орлу уходили. Куда знатных бояр не послать было, меня завсегда ставили. Ну, а коли жив оставался, да приказы исполнял в точности – так и награждали по заслугам. У Тулы, знамо, уже на правом полку воеводой оказался… Ты чего смеешься, святой отец?

– Забавно сказываешь, боярин, – мотнул головой епископ. – В том повезло, стало быть, что на смерть под Нарвой последним из уцелевших послали? Что пожертвовали тебя воеводы копытам казацким, дабы рати уходящие спасти? Что в Коломне на стены под пули первому пойти получилось? Честью и храбростью это называется, а не везением. Жертвенность ратная, когда живота ради друзей своих и державы отчей не жалеешь. Коли в чем тебе и повезло, так это в том, что честь свою с измальства показать смог, в пекле чаще иных бояр оказываясь. Честь же – она твоя, природная. И воеводство свое ты по заслугам получил, кровью и отвагою выслужил, а не по роду от предков унаследовал. Везением тут не обойтись.

– Ты про честь сказываешь, отче, – усмехнулся боярин Щерба, – я же все больше проклятия слышу. За зазнайство, за наглость, с каковой при худородстве своем поперед бояр знатных втиснуться норовлю. Так выходит, что у князей достойных место надлежащее отнимаю самым подлым образом.

– Это верно, сын мой, – со вздохом признал священник. – Отчего-то у нас на Руси так заведено, что больше всех проклятий тем достается, кто наибольшее благо отчине своей принес. Тем, кто ради державы русской и веры православной ни сил, ни живота своего не жалел. Государь Иоанн Васильевич, границы княжества Московского многократно раздвинув, народ свой обогатив, казну золотом наполнив, Русь во всем мире прославив, – даже он над могилой своей ничего, кроме проклятий, не слышал. Боярин Басарга Леонтьев, все Поморье от разорения защитивший и десятки людей спасший, тоже проклятиями осыпан. Царь Борис, шведов и татар навечно усмиривший, без проклятий никогда не упоминается. Князь Михаил Скопин-Шуйский, великий воитель, ниспосланный господом меч для спасения державы русской, – даже он свою долю проклятий уже собирает. И так выходит, что ни на славу, ни на величие, ни на память добрую настоящему слуге России надеяться не приходится. И все, что может заставить его поступать по правде и совести, так это только честь боярская да искра божия в душе. И только сам он себе судья и господин…