Апология чукчей - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Лимонов cтр.№ 43

В 8-й сцене Мефистофель приводит Фауста в комнату Маргариты. Мефистофель ставит в шкаф ларчик с драгоценностями. В 10-й сцене Мефистофель посещает соседку Маргариты Марту и назначает ей и Маргарите свидание в саду, куда он приходит с Фаустом. И вот 12-я сцена. Ситуация, в которой я сам неоднократно бывал и бываю: Фауст под руку с Маргаритой.

Маргарита: «Я чувствую, что вы жалеете меня, / Ко мне снисходите; мне перед Вами стыдно, / Вы путешественник: привыкли вы, как видно, / Всегда любезным быть, ведь понимаю я, / Что вас, кто столько видел, столько знает, / Мой бедный разговор совсем не занимает…»

Фауст: «Одно словечко, взор один лишь твой / Мне занимательней всей мудрости земной». (Целует ее руку.)

Маргарита: «Ах, как решились вы! Ну что вам за охота, / Взгляните, как жестка, груба моя рука; / На мне лежит и черная работа: / У маменьки любовь к порядку велика».

На этой фразе я и остановился ночью. Почему меня потянуло перечитать «Фауста»? Я читал книгу семнадцатилетним подростком. Забыл о ней на долгие годы. Опять вспомнил в 1980-м, кажется, году, когда наткнулся на английский текст книги «STEPPENWOLF» Германа Гессе — историю стремительно стареющего интеллектуала на грани самоубийства. Гарри Степной Волк переживает кризис, пережитый Фаустом, он задавлен своим интеллектом, задавлен знанием, буржуазным образом жизни. Спасается он вполне по-фаустовски: встречает в заведении «Черный орел» у стойки бара бледную и красивую девушку. В волосах у нее камелия. Она вытирает ему очки и заказывает вино. Хочет идти с ним танцевать, но выясняет, что он танцевать не умеет и боится идти домой. Так начинаются странные отношения Гарри Степного Волка и Термины (Эрмины), девушки — завсегдатая ночных клубов. Постепенно Термина оживляет старого мизантропа, пробуждает в нем аппетит к жизни, приводит ему любовницу Марию, выполняет одновременно роли Мефистофеля и Маргариты. В книге множество раз появляется и сам Гёте. Так, явившись Гарри Степному Волку во сне, Гёте говорит: «Да, это, может быть, непростительно, что я прожил до восьмидесяти двух лет. Однако мое удовлетворение по этому поводу куда менее значительно, чем вы думаете. Вы правы, что огромная жажда самосохранения присутствовала у меня постоянно. Я находился в постоянном страхе смерти и неустанно боролся с этим. Я верю, что эта борьба против смерти, безусловная воля и желание жить есть мотивирующая сила, стоящая за жизнями и поступками всех исключительных людей. Мои восемьдесят два года показывают также исчерпывающе, что все мы должны умереть в конце, как если бы я умер школьником. Если это поможет оправдать меня, я должен заметить также следующее: очень многое было от ребенка в моей природе и любви к потере времени и игре. И это повторялось и повторялось до тех пор, пока я не увидел, что рано или поздно должен наступить предел игре…»

Когда я попал в возраст Фауста (настой, выпитый у ведьмы, делает его моложе, напомню, на тридцать лет), случай стал меня сталкивать и с Фаустом, и с Гёте. Так, 29 февраля этого года в Берлине режиссер Франк Касторф поставил спектакль по мотивам моего первого романа и моей биографии (спектакль называется «Fuck off Amerika»), отставив на время проект постановки спектакля «Faust Faust Faust, ein Klassik-Trip». Сейчас «Fuck off, Amerika» и «Faust Faust Faust» идут поочередно в Народном театре в Берлине. Так случилось.

Как видно, у меня те же заботы, что и у Фауста, и у Гарри Степного Волка. Маргариты, Эрмины и Марии населяют мою жизнь. Омоложение через юных женщин — привычное человечеству омоложение и согревание крови. Что до моих ученых занятий, то моя книга «Ереси» — свидетельство того, что я не уступаю чернокнижникам Средневековья, и еще неизвестно, кто круче: я или Ницше. Утверждение, что человек создан создателями для удовлетворения их потребности в энергетической пище, искусственно разведен, как разводят карпов в пруду или кроликов, что человек — биоробот, могло бы привести меня в Международный трибунал. Однако мое восстание, самое радикальное в истории человечества, плохо заметили. «Ереси» вышли весной при почти полном молчании критики. (Собственно критиков в России не существует, есть женщины и немного мужчин, анонсирующих обыкновенно выход новых книг заметных авторов.) «Ереси» удостоились двухтрех недоуменных пассажей. Кажется, критик «Газеты» заметил, что «книга могла бы вызвать гомерический хохот, если бы не вызывала иррационального восхищения». Я думаю, критики боятся высказаться. Нужно либо заявить, что автор безумен, либо оспаривать его галлюцинаторное видение мира. Вселенной, хаоса и тьмы миров.

Фауст был великий ученый. И всё же стремительно бросает Мефистофелю: «Ты должен мне добыть девчонку непременно». Еще и стебается над Мефистофелем: «Не меньше ж ей четырнадцати лет?». Так-то, мои соотечественники-печенеги. Вот по коридору прошла моя подруга. Голая.

Есть такие старые ребята или старые девушки, у которых за деньрожденческим столом обязательно собираются потертые и улыбчивые бывшие супруги. Иногда несколько. «Это моя первая жена!» — старушка-хиппи с седыми косичками в сарафане с цветочками машет сухонькой ручкой с конца стола. «Это моя вторая…» — грудастая матрона улыбается всем помадой с широкого загорелого лица… Действующая жена, тридцатилетний монстрик, весело порхает в мини-юбке среди подруг, поднося салаты, сыры и мясо. Картина противная. Препротивная.

Дело в том, что такая растительная примиренность между старыми овощами убивает и перечеркивает твои собственные страсти. Ведь вы же когда-то расстались, ведь один из вас этого захотел, партнера ломало страданиями, может, и за пистолет хватался, если пистолет был. А теперь все сидят голубоглазые, добрые, как адвентисты седьмого дня.

Примирение с бывшими — это растаптывание своих собственных страстей, отрицание трагичности твоей же жизни. Нет, я ни с кем не примирился. Даже с двумя мертвыми женами. Иной раз я вступаю в диалог с ними.

«Дура! Дура! Я часто повторял тебе: ты не понимаешь!.. И в этом моем излюбленном обороте оказалась вся твоя сущностная характеристика, как позднее мрачно подтвердила твоя смерть. Ты сама хрупкая, нуждающаяся в опоре, не имела достаточно ума понять, что каждый твой мужчина должен быть опорой. Но твой наркоман, Наташа, сам искал в тебе опору, а для этой цели ты — слабенькая, нервная — не была годна. Вот ты и сдохла, надломившись», — так я обычно обращаюсь к мертвой Наташе Медведевой. Ее смерть меня не замирила. Я обычно полемизирую с ней, надо лишь чуть выпить и иметь настроение для общения с мертвыми женами. Она, разумеется, не отвечает. Я не жалею ее, не выбираю выражений…

Лет десять назад или чуть больше я отправился на выставку бывшей жены Елены, взяв с собой тогдашнюю подружку Лизу. Разница между этими двумя lady’s составляла двадцать два года. Бывшая Елена, в прошлом модель, сохранила неплохую долговязую фигуру, но обрюзгла лицом и задницей. И вкус ей начисто изменил. В сорок шесть лет явиться публике в шортах, соломенная шляпка на голове, кудельки из-под шляпы, видимо, модной в Италии, где она обитает, пластиковый прозрачный плащ поверх. О, она напоминала чучело гороховое! Хотя и роста в ней 177 см. Лизе было в том году двадцать четыре, тоненькая, как шнурок, 178 см, маньеристская, персонаж прямо с полотна Тамары Лемпицкой! О, как я смаковал свой триумф, свою победу над женщиной, которая меня двадцать лет тому назад оставила! Моим орудием мести послужила тоненькая Лизка. Ничего никому нельзя прощать. Нужно помнить все нанесенные обиды и обязательно отомстить. Человек — существо страстное. Не подавляйте свою природу. Резюмирую мое отношение к бывшим супругам в стихотворении (Да, я вовсю пишу стихи!).