Наконец он не выдержал и поделился своими страданиями с
приятелем из соседнего дома. Тот оказался куда более искушенным в
непривлекательных сторонах жизни, ибо рос в неполной семье и с детства был
свидетелем легкомысленных отношений своей матери с мужчинами.
– Да она просто-напросто уводила тебя из дома, –
авторитетно заявил он Юре. – Ты что, не въехал?
– Зачем ей меня уводить? – не понял Юра.
– Ну как это зачем? Чтобы твоя мамка с ее братом
трахалась на свободе. Ты что, маленький, простых вещей не понимаешь?
– Ты врешь, – сквозь зубы выдавил Юра. –
Этого не может быть.
Приятель расхохотался.
– Да почему же не может-то? Твоя мать что, не живая?
Отец по три месяца в поле, а она одна кукует. Все нормально, Юрась, все так
делают. Не бери в голову. Твоя мать еще ничего, стесняется, а моя всю жизнь
мужиков приводила у меня на глазах, я их знаешь сколько насмотрелся.
У Оборина руки чесались вмазать приятелю за такие слова, но
он сдержался. Сначала нужно спросить у мамы, правда ли это. Вспомнилось, что
Лена почему-то всегда звонила его маме, когда они после долгих прогулок
возвращались домой, и при этом обязательно указывала, где они в данный момент
находятся. Неужели она это делала для того, чтобы мама и дядя Женя могли
рассчитать время, одеться и застелить диван? Гадость какая!
Улучив момент, когда отца не было дома, он подошел к матери.
– Мама, а почему дядя Женя и Лена больше не приходят к
нам в гости?
– Дядя Женя очень занят, сынок, – спокойно
объяснила мать. – На работе запарка. Ты же видишь, я и сама поздно
прихожу, нужно сдавать проект, а мы не успеваем.
– А когда папа уедет в экспедицию, запарка
кончится? – спросил он.
По тому, как мгновенно залилось краской лицо матери, он
понял, что приятель не ошибся. Ему стало противно от мысли, что его так легко
обманули. Он-то, дурак, думал, что нравится Лене, а она, оказывается, водила
его за собой, как послушного бычка на веревочке. Господи, он мечтал о ней, лежа
по ночам без сна, вспоминал ее голос, улыбку, глаза, руки, иногда даже
осмеливался представлять себе, каковы на вкус ее губы. А она…
Но даже тогда, в состоянии ужаса и растерянности, ему и в
голову не приходило винить в чем-то Лену. Он сам виноват, потому что дал себя
обмануть. Сам дурак. Но больше он никому и никогда этого не позволит.
* * *
Сережа приходил к Оборину поиграть в шахматы третью ночь
подряд. Несмотря на то что чувствовал себя Юрий не очень хорошо, игра
доставляла ему удовольствие. Сережа был достаточно сильным партнером, и было
заметно, что он увлекался шахматами всерьез, хорошо знал партии, разыгранные
когда-то известными спортсменами, но гибкости ему не хватало. Он обладал, судя
по всему, превосходной памятью, а вот способностей к вариациям и экспромтам за
доской у него не было. Кроме того, он, похоже, быстро уставал, не мог
сконцентрировать внимание одновременно на игре и беседе, поэтому и во второй
вечер проиграл партию, допустив позорную ошибку и прозевав поставленную
Обориным «вилку».
Видно, разговоры о неоправданно ранних браках и отношениях с
женщинами интересовали его не меньше шахмат, потому что и сегодня он после
первых четырех ходов вернулся к волнующей его теме.
– Знаете, Юрий Анатольевич, иногда приходится
поддерживать отношения с девушкой, которая не понимает, что мужчина и женщина
могут просто дружить. Ей кажется, что должен непременно присутствовать секс, и
вот стараешься, мучаешься, делаешь вид, что без ума от нее. А на самом деле она
просто приятный умный человек, с которым хочется поддерживать товарищеские
отношения, а спать с ней совсем не хочется. Но ведь если она это поймет, то
смертельно обидится, и тогда уж никакой дружбы не получится. У вас так бывало?
– Бывало, – кивнул Оборин. – Должен тебе
сказать, что если девушка не понимает этого, то не такая уж она и умная. С
девушками надо обращаться умело, поддерживать в них уверенность, что хочешь их
постоянно, но вот, к сожалению, то одно, то другое мешает. Посидеть и
поговорить – пожалуйста, а вот побыть наедине негде или некогда. Знаешь хороший
прием для этого? Звонишь и говоришь ей: мол, соскучился, сил нет терпеть, но
время поджимает, сейчас должен бежать туда-то, а потом еще куда-то, но между
этими двумя мероприятиями есть «окошко» часа на полтора, давай встретимся, если
ты не занята, потому что очень уж я хочу тебя видеть. Назначаешь ей встречу на
улице, подходишь с сияющим лицом, обнимаешь и полтора часа отводишь душу в
разговорах, коль уж тебе так нравится с ней беседовать. И все. Только ни в коем
случае не говори ей, что хочешь с ней пообщаться. Обязательно говори, что
хочешь именно увидеть. Понял?
– А они не догадываются? – спросил Сережа.
– Будешь умно себя вести – не догадаются. Некоторые
вообще остаются друзьями на всю жизнь. Замуж выходят, детей рожают, а к тебе на
свидание бегут по первому зову. И когда у них проблемы, тоже к тебе бегут,
совета просят или участия. Ты давай ходи, ты же руку над своим конем уже минут
пять держишь.
– Сейчас, – пробормотал Сережа, уткнувшись в
доску. – А у вас есть такие подруги?
– Конечно. Вот, например, была у меня такая славная
девушка Тамара, я с ней на втором курсе познакомился. Я на юридическом учился,
а она на филологическом, на романо-германском отделении… Слушай, ты меня,
конечно, извини, но как ты ходишь? Я же тебе поставлю мат в четыре хода из этой
позиции. Ты что, не видишь?
Сережа расстроился и даже не скрывал этого.
– Да, действительно, – огорченно согласился
он. – Как это я просмотрел? Сдаюсь.
Он начал собирать фигуры.
– Так что Тамара?
– Тамара? – переспросил Оборин.
– Ну, вы же рассказывали о Тамаре с романо-германского
отделения.
– Ах, да. Да ничего. Повстречались мы с ней месяца три,
а потом на много лет остались друзьями, вот и все.
– Как же вам это удалось?
– Обыкновенно. Да она и сама такая же, как я. Так что
рассказывать особенно нечего. Прости, Сережа, устал я что-то, хочу прилечь.
Давай расходиться.
Сережа ушел, заперев за собой дверь. Оборин лег в постель,
но, несмотря на слабость и усталость, заснуть не мог. Сердце колотилось как
бешеное, такой тахикардии у него раньше не было. Он принялся обдумывать
формулировки выводов, вытекающих из анализа эмпирического материала. Описание
собранной информации он полностью закончил, составил все таблицы, провел все
необходимые математические расчеты, которые обязательны при работе со
статистикой, осталось только отточить формулировки – и вторая глава диссертации
будет закончена. Мысль плавно перешла к тому, что при такой интенсивности
работы он вообще может к Новому году закончить полностью первый вариант
диссертации и отдать ее для обсуждения на кафедре. Тогда у него останется целых
восемь месяцев для того, чтобы, не торопясь, устранить замечания, подчистить
все неровности и огрехи в тексте и подготовить документы для представления
работы в диссертационный совет. Целых восемь месяцев до официального окончания
срока пребывания в аспирантуре! Вот когда можно будет отдохнуть всласть. Если
бы можно было использовать это время для встреч с Ольгой…