За все надо платить - читать онлайн книгу. Автор: Александра Маринина cтр.№ 31

Бросив бумаги на стол, она снова села за телефон и уже через несколько минут разговаривала с одним из руководителей линейного отдела милиции в аэропорту Шереметьево.

– Жорочка, ты меня сразу убивать будешь или погодишь малость, пока я подарок привезу?

– О-о-о, Настасья, пропащая душа! – расхохотался Георгий. – А мы тебя ждали, ждали, я народ целый час к столу не пускал, думал, ты вот-вот подвалишь, а ты, поганая, так и не появилась. Чем оправдываться будешь?

– Любовью, Жорик, чем же еще. Вечной моей любовью к тебе. Я, честно, собиралась приехать, подарок купила, он до сих пор у меня в сейфе булькает. Но не сложилось. Ты же знаешь нашу жизнь суматошную.

– Знаю, знаю. – Георгий и не думал обижаться, он прекрасно знал, что оперативник своему времени не хозяин. – Чего звонишь-то? В любви объясняться?

– Просьбу просить. Неприличную.

– Это интересно. Валяй, проси свою просьбу.

– Жора, я тебе перекину по факсу списочек, а ты проверь рейсы на Вену с 10 по 13 сентября. Меня интересует, сколько фамилий из моего списка улетело этими рейсами.

– Рейсы только на Вену или через Вену тоже?

– Тоже, конечно.

– И как скоро?

– Это и есть самая неприличная часть моей просьбы.

– Ну, ты пога-аная, – протянул Георгий. Это было любимое его словечко, он заменял им массу других существующих в русском языке прилагательных и произносил как-то по-особому, с фрикативным «г» и долгим выразительным «а», из-за чего звучало оно ласково и вовсе не сердито.

Договорившись с Георгием, Настя сделала еще несколько звонков и, воспользовавшись дружескими связями, попросила проверить лицензию Тарадина и его разрешение на хранение и ношение оружия. «Вот так, Владимир Антонович, – сказала она сама себе. – И я не буду с вами встречаться раньше, чем получу ответы на мои запросы».

Ребята из лицензионно-разрешительной службы отзвонились первыми и сообщили, что все в порядке: лицензия и разрешение на оружие подлинные, оба документа выданы в феврале 1995 года в УВД того города, где живет Денисов. Георгий из Шереметьева прорезался, когда было уже почти восемь вечера.

– Ну что, Жорочка? – с нетерпением спросила Настя.

– Похоже, они все улетели. Тю-тю.

– Точно? Все до единого?

– Точно. Разными рейсами, в разные дни, но улетели все. Во всяком случае в твоем списке нет ни одной фамилии, которая не попалась бы мне в списке пассажиров. Имена и годы рождения совпадают.

– Спасибо тебе. Ты меня порадовал.

– Да ну? А я думал, ты огорчишься, что они все свалили. Ну, бывай, Настасья, подарок мой никому не наливай, я днями сам заскочу, оказия будет.

Повесив трубку, Настя почувствовала, что напряжение немного отпустило ее. Пока все укладывается в ту легенду, которую ей выдал Денисов. Частный детектив Тарадин и в самом деле собирается проверять людей, вылетавших в определенный период в Вену. Но нельзя быть такой легковерной. А вдруг в Вену, как в былые времена на подмосковную дачу, съезжались какие-то авторитеты и воротилы? Вдруг они решили провести сходку-совещание-разборку-дележку в комфортабельных европейских гостиницах? Надо проверить список еще раз. Пусть его окинут опытным взглядом ребята из управления по борьбе с организованной преступностью. И если не скажут, что все имена в этом списке им знакомы, тогда все в порядке. Тогда, может быть, и вправду все дело в женщине, которую любил Денисов и которую убили в Австрии.

Помещение кафедры не было приспособлено для проведения заседаний, поэтому те, кто хотел провести время в более или менее комфортных условиях, приходили пораньше и занимали удобные места. Удобными считались стулья рядом со столами, где можно было вытащить бумаги и потихоньку заниматься какой-то своей работой, делая вид, что внимательно слушаешь. Если сесть за стол не удавалось, приходилось сидеть, как говорил Юрий Оборин, с голыми коленками. Ни книжку положить, ни газету, ни тем более рукопись, над которой нужно поработать. Многие преподаватели кафедры уголовного права во время таких заседаний проверяли курсовые или дипломные работы – чего зря время терять.

Оборин пришел за двадцать минут до начала и успел занять самый лучший стол у окна в углу. Он был аспирантом третьего года обучения и на кафедре появлялся только в дни заседаний или когда назначалась встреча с научным руководителем. Третий год аспирантуры был самым свободным. Если на первом году нужно было три раза в неделю ходить на обязательные занятия по философии, иностранному языку, социологии и еще целому ряду предметов, а на втором на него сваливали самые «трудные» группы, в которых нужно было вести семинарские и практические занятия, поскольку аспиранту полагалось отработать педагогическую практику, то третий год целиком посвящался написанию диссертации. Дергать аспирантов-третьегодков по пустякам считалось неприличным.

Почти вслед за Обориным на кафедре появилась доцент Прохоренко, тучная немолодая женщина, обладавшая громовым голосом и несносным характером.

– Юра! – обрадованно кинулась она к Оборину. – Ну-ка быстренько посмотри эти работы, выступишь рецензентом.

Она положила перед ним несколько папок и швырнула сверху бланки формализованных рецензий.

– Что это, Галина Ивановна?

– Это конкурсные работы студентов. У нас же ежегодно проводится конкурс на лучшую студенческую научную работу, ты что, забыл? Мы эти работы выдвигаем от кафедры на общефакультетский конкурс, а потом они идут на межфакультетский тур, потом на межвузовский. Давай, Юра, давай, не спи, просмотри их, заполни бланки, скажешь пару слов.

Читать студенческие работы Оборину не хотелось.

– Почему я? – угрюмо спросил он. – Больше никого нет на кафедре?

– Не ты один, я всем распихала по пять-шесть работ. Знаешь, сколько ребят по уголовному праву пишут? А меня Черненилов назначил ответственной за кафедральный тур, ношусь теперь с этими работами как с писаной торбой. Как будто мне больше всех надо! Там моих всего четыре человека, а я за всех отвечай.

Юре хотелось, чтобы Галина Ивановна скорее умолкла, от ее крика начинали вибрировать барабанные перепонки, поэтому он со вздохом пододвинул к себе стопку работ и раскрыл первую. Народ постепенно начал подтягиваться, комната заполнилась голосами, стало трудно сосредоточиться. Наконец с опозданием на пятнадцать минут появился завкафедрой Черненилов, молодой энергичный доктор наук, вечно занятый какими-то делами и ни разу никуда не пришедший вовремя. Надо отдать ему должное, он всегда извинялся за опоздания, и на свежего человека это еще могло произвести впечатление. После третьего раза все начинали понимать, что извинения эти никоим образом не свидетельствуют об уважении к тем, кого Черненилов вызвал на определенное время и заставил ждать. Вариантов было всего два: машина застряла в пробке возле кинотеатра «Ударник» или поезд метро остановился в тоннеле. При этом менялось только время застревания – от двадцати минут до часу. Поскольку Черненилов руководил кафедрой уже четвертый год, то на чей-нибудь глупый вопрос: «Где шеф?» – обязательно следовал ответ: «Сидит в метро» или «Стоит в пробке». К опозданиям все привыкли точно так же, как и к неискренним извинениям и лживым объяснениям.