По воле судьбы - читать онлайн книгу. Автор: Колин Маккалоу cтр.№ 90

Критогнат отступил на пару шагов и встал так, чтобы видеть всех.

— Я предлагаю сделать то, что мы сделали, когда кимбры и тевтоны напали на нас. Как мы тогда поступили? Заперлись в крепости и, когда закончился провиант, стали есть самых слабых и бесполезных. Тех, кто неспособен был драться. Страшное дело, но необходимое. Вот как выживали мы, галлы. А вспомните, кому мы противостояли тогда? Обыкновенным германцам! Непоседливому народу. Им надоело нас осаждать, и они отправились дальше, оставив нам все, чем мы владели. Нашу свободу, наши традиции, наши права. А теперь призадумайтесь, кто сейчас наш противник? Римляне! Они никуда не уйдут. Они захватят наши земли и наших женщин. Построят себе виллы с нагревательными печами, купальнями и садами! Втопчут нас в грязь, а наших рабов возвысят. Превратят наши крепости в свои поселения со всей присущей им дьявольской атрибутикой! А мы, галлы, сделаемся их рабами! И я говорю вам: я лучше буду есть человечину, чем стану римским рабом!

Верцингеторига едва не вытошнило.

— Это ужасно! — процедил он сквозь зубы, бледнея.

— Я считаю, мы должны поговорить с армией, — высказал свое мнение Битургон.

Дадераг уронил голову на сцепленные в замок руки.

— Мой народ, мой бедный народ, — пробормотал он. — Старики, женщины, дети. Невинные души.

Верцингеториг вздохнул.

— Я не смогу, — произнес он.

— А я смогу, — сказал Битургон. — Но пусть решает армия.

— Если должна решать армия, — сказал Критогнат, — тогда на что у нас царь?

Кресло скрипнуло, Верцингеториг резко встал.

— О нет, Критогнат, такие решения цари в одиночку не принимают! У царей есть советы, даже у величайших царей. И вопрос, терять или не терять человеческий облик, должен задать себе каждый из наших людей. Дадераг, собери всех для голосования.

— Как умно! — прошептал Дадераг, поднимаясь. — Ты знаешь, чем кончится это голосование, Верцингеториг! Но твое имя не будет покрыто позором. Люди сами решат, что пришла пора подкрепить себя человеческой плотью. Они голодны, а мясо есть мясо. Но у меня есть идея получше. Давайте поступим со слабыми и бесполезными так, как поступают с теми, кого уже не прокормить. Отдадим их Туата. Оставим их на склоне горы, словно нежеланных младенцев. Выступим в роли родителей, не способных прокормить своих отпрысков, но молящихся о том, чтобы кто-нибудь более состоятельный их подобрал и призрел. Пусть Туата определят их участь. Может быть, римляне пожалеют их и пропустят через свои укрепления. А может, у них так много еды, что они кинут голодным какие-нибудь объедки. Может, придет наша армия. Может, они умрут там, где их оставят, покинутые всеми, включая и Туата. Это я приму. Но даже не думайте, что меня можно вынудить питаться моими же собственными детьми! На это я ни за что не пойду! Ни за что! Единственное, что я могу сделать, — это подарить их Туата. В этом случае несколько тысяч голодных ртов будут сняты с довольствия, и высвободившийся резерв продуктов поможет воинам продержаться дольше. — В его глазах с расширенными зрачками блеснули слезы. — И если армия не придет сюда к тому времени, как у нас кончится вся еда, вы можете съесть меня первым!

Последний скот, пасшийся на неогороженном стеной восточном краю плато, загнали в крепость. Женщин, детей и стариков вывели из нее. Среди них были жена Дадерага, его отец и его старая тетка.

Пока не стемнело, они стояли группами у ворот, плача, моля и призывая своих сородичей сжалиться. А потом сгрудились, улеглись и забылись беспокойным, голодным сном. Утром они опять плакали, просили, протестовали. Но никто им не ответил. Никто не пришел. В полдень несчастные стали спускаться к подножию горы, где останавливались на краю большой траншеи и простирали к римлянам руки. На них смотрели из-за брустверов и со всех башен, но никто им не ответил, никто их не позвал. Никто не выехал на совершенно ровную площадку, сплошь покрытую пожухлыми листьями, чтобы перекинуть через траншею подобие какого-нибудь мосточка. Никто не бросил им пищи. Римляне просто смотрели, пока это им не надоело, потом вернулись к своим делам.

Вечером мандубии, помогая друг другу, снова взобрались на гору и снова плакали, выкрикивая имена своих близких. Но никто не ответил. Никто не пришел. Ворота были закрыты.

— О Данн, мать всего мира, спаси моих людей! — бормотал Дадераг в темноте своей комнаты. — Сулис, Нуаду, Бодб, Маха, сжальтесь над ними! Пусть завтра сюда придет армия из Карнута! Умоляю, идите к Езусу и просите за них! О Данн, мать мира, спаси моих людей! Сулис, Нуаду, Бодб, Маха, сжальтесь над ними! Пришлите к нам армию! Ступайте к Езусу и просите его защитить их! О Данн, мать мира, спаси моих людей! Сулис, Нуаду, Бодб, Маха, сжальтесь над ними!..

Он повторял это снова и снова.

Молитвы Дадерага были услышаны. Утром прибыла армия. Она пришла с юго-запада и захватила в том секторе господствующие высоты. Зрелище не особенно впечатляло, ибо лес на горных склонах скрывал облепивших скалы людей. Но к полудню следующего дня трехмильная равнина между двумя реками словно бы закипела. Ее заполонили конники, море конников, столько тысяч, что невозможно и сосчитать.

Незабываемая картина.

— Их слишком много, — заметил Цезарь. — И маневрировать они не смогут. Им никак не взять в толк, что подавляющее превосходство в количестве не всегда оборачивается превосходством на деле. Вот одной восьмой своей частью они могли бы нас побить. В численном отношении у них все равно оставался бы перевес, и вдобавок им было бы где развернуться. А так количество мало что значит.

— У них нет командира, — сказал Лабиен. — У них несколько командиров. И нет согласного мнения.

Любимый боевой конь Цезаря Двупалый пасся поблизости, его необычные копыта, словно бы разделенные на пальцы, скрывала трава. Римская воинская верхушка была в полном сборе: все легаты, Требоний и еще тридцать трибунов, готовых мчаться как ветер, куда им прикажут, на германских породистых рысаках.

— Сегодня твой день, Лабиен, — сказал Цезарь. — Не упусти же его. Я не буду вмешиваться в твои действия. Командуй конницей сам.

— Я выпущу на равнину кавалерию из трех лагерей, — решительно заявил Лабиен. — Лагерь на северной стороне остается в резерве для сражений на склонах. А в долине четырех тысяч конников будет более чем достаточно. Если передние ряды галлов дрогнут, они сомнут собственный тыл.

Кавалерийские лагеря римлян выступали из большого периметра, а не встраивались в его стены, как лагеря пехоты. Они не были сильно укреплены, в том смысле, что подступы к ним были более ровными, без острых камней и больших валунов. И потому римская конница проехала там без особых хлопот.

— А вот и Верцингеториг, — сказал Требоний.

Цезарь повернулся. Западные ворота крепости были открыты. Галлы ринулись вниз по крутому западному склону, вооруженные деревянными козлами, досками, веревками, кошками и щитами.

— По крайней мере, мы знаем, что они обессилены голодом, — сказал Квинт Цицерон.