По воле судьбы - читать онлайн книгу. Автор: Колин Маккалоу cтр.№ 63

Вышло так, что кампанию против Красса доверили суренасу Месопотамии. Сам царь Ород пошел на север, чтобы встретиться с царем Армении Артаваздом, взяв с собой достаточно войска, чтобы в столице Армении Артаксате его приняли хорошо. Его сын Пакор убыл с ним. А пахлави суренас (именно так его называют) остался в Месопотамии, чтобы отразить нападение римских агрессоров силами армии в десять тысяч конных лучников и две тысячи катафрактов без какой-либо пехоты.

Интересный человек, этот пахлави суренас. Ему едва минуло тридцать лет, Ороду он племянник. Очень красив — утонченной, женственной красотой. Женщинам предпочитает мальчиков в возрасте тринадцати-пятнадцати лет. Как только они подрастают, он зачисляет их в свою армию или назначает на высокие государственные посты. Так принято в Парфии.

Его беспокоило одно хорошо известное Крассу обстоятельство, которое, как уверял Абгар, обеспечит нам полный триумф. У парфянского конного лучника очень быстро кончаются стрелы, и его умение метко стрелять на полном скаку весьма скоро становится бесполезным.

Но пахлави суренас придумал, как это исправить. Он организовал огромный обоз из верблюдов, нагруженных корзинами с запасными стрелами, и обучил несколько тысяч рабов передавать их лучникам по цепочке. А потом с караваном и армией покинул Селевкию-на-Тигре, чтобы перехватить нас.

Слышу твой вопрос — как я об этом узнал? Не вдаваясь в подробности, скажу, что меня снабдил информацией очаровательный иудейский принц Антипатр, у которого всюду имеются осведомители и шпионы.

На реке Билех есть место, где караванный путь из Пальмиры через Никефорию сливается с караванными путями, идущими через Карры на Эдессу, Самосату и Амиду. Именно к этому перекрестку мы и направились, топча пустыню.

Тридцать пять тысяч римских легионеров, тысяча конных эдуев и три тысячи конных галатов совсем пали духом. Чтобы выяснить причину такой деградации, я ездил туда-сюда вдоль колонны и всюду слышал: Красс проклят, и мы все умрем. Мятежные настроения меня бы обрадовали, ибо мятежники как-никак энергичны. Но наши солдаты потеряли надежду и просто брели навстречу судьбе, как пленники на рынок рабов. С эдуями было хуже всего. Никогда в жизни они не оказывались среди такого безводного, голого, мрачного, серовато-коричневого ландшафта и потому замкнулись и погрузились в себя.

Два дня спустя, приближаясь к Билеху, мы стали встречать небольшие группы парфян. Обычно лучников, но попадались и катафракты. Нас они не беспокоили, хотя подъезжали довольно близко. Теперь я знаю, что они держали связь с Абгаром и сообщали о нас пахлави суренасу, который стоял лагерем у стен Никефории, в месте слияния Билеха с Евфратом.

На четвертый день перед июньскими идами мы дошли до Билеха, где я посоветовал Марку Крассу разбить хорошо укрепленный лагерь и поместить туда войско на срок, достаточный для того, чтобы легаты и трибуны привели солдат в чувство. Но Красс и слышать ничего не хотел. Он был раздражен затянувшимся маршем и торопился дойти до каналов, связывающих Тигр и Евфрат. Легионерам и кавалеристам позволили быстро перекусить и в полдень снова погнали их к низовьям Билеха.

Вдруг я обнаружил, что царь Абгар с четырьмя тысячами приспешников просто исчез. Ушел! Несколько галатов-разведчиков прискакали, крича, что парфяне повсюду. Едва их крики затихли, как в нас полетели стрелы. Солдаты падали, как листья, как камни. Я никогда не видел подобного ливня стрел.

Красс бездействовал, ничего не предпринимая.

— Через несколько минут все это прекратится, — кричал он из-за прикрывавших его щитов. — У них кончатся стрелы!

Но стрелы не кончались. Римские солдаты разбегались во все стороны, падали, умирали. Наконец Красс велел горнистам играть сигнал строить квадрат. Однако сигнал запоздал. Катафракты пошли в наступление с твердым намерением убивать. Огромные люди на огромных лошадях — темная масса в кольчугах и латах. Слишком большие и слишком тяжелые, чтобы скакать легким галопом, они двигались рысью и звенели, как миллионы монет в тысячах кошельков. Интересно, был ли этот звон музыкой для ушей Красса? Под копытами их лошадей содрогалась земля. Пыль поднималась огромным столбом. Они поворачивались и прятались в этом столбе, потом опять появлялись.

Публий Красс собрал эдуйскую кавалерию, которая, казалось, пришла в себя. Вероятно, сражение было единственным состоянием, доставлявшим им радость. Галаты последовали за ними, и четыре тысячи наших всадников атаковали катафрактов быстро, бешено, как быки, которым дали понюхать перца. Катафракты дрогнули и побежали. Публий Красс и его всадники бросились следом за ними — в пыль. Во время этой передышки Крассу удалось построить пехоту квадратом. Потом мы стали ожидать возвращения галатов и эдуев, молясь всем, известным нам богам. Но вернулись одни катафракты, неся на пике голову Публия Красса. Вместо того чтобы атаковать наш квадрат, они крутились вокруг него, размахивая своим страшным трофеем. Казалось, Публий Красс смотрит на нас. Мы видели его сверкающие глаза и лицо, искаженное жуткой гримасой.

Описать горе отца у меня не хватает слов. Но казалось, оно придало ему что-то, чего я не видел в нем с начала кампании. Он ходил вдоль линий квадрата, воодушевляя людей, убеждая держаться. Мой сын, говорил он, заплатил жизнью, чтобы дать нам оправиться. Эта потеря огромна, но она только моя.

— Стойте! — кричал он снова и снова. — Стойте стеной!

И мы стояли. Нас становилось все меньше и меньше под непрекращающимся градом стрел, но мы стояли, пока не стемнело и парфяне не ушли. Кажется, ночью они не воюют.

Так как лагеря мы не построили, нас ничто не удерживало. Красс решил немедленно отступить в Карры. Путь неблизкий — около сорока миль на север. На рассвете мы подошли к городу, двигаясь уже не строем, а просто толпой.

От нас осталась, наверное, половина пехоты и горстка всадников. Все бесполезно! Мы зря сюда шли! Крепость в Каррах была очень маленькой, а вокруг не было ничего, где мы могли бы укрыться.

Карры стоят на соединении караванных путей уже две тысячи лет и, смею сказать, за весь этот период никогда не менялись. Жалкие хижины, схожие с ульями и сложенные из кирпичей, сделанных из навоза и глины. Грязные овцы, грязные козы, грязные женщины, грязные дети, грязная речка. Большие кучи сухого навоза — это единственное топливо, чтобы согреться в холодную пору, и единственное средство осветить ночное небо.

Гарнизоном, едва насчитывающим когорту, командовал префект Копоний. Когда мы стали медленно заполнять городишко, он пришел в ужас. У нас не имелось еды, потому что парфяне захватили наш обоз. Большинство людей и животных были ранены. Мы не могли оставаться в Каррах, это все понимали.

Красс созвал совет, и было решено с наступлением ночи отступить в Синнаку, к Амиде, которая намного лучше укреплена и имеет несколько зернохранилищ. Абсолютно не то направление! Мне хотелось кричать. Но Капоний привел на совет с собой человека из Карр по имени Андромах. Андромах клялся всеми клятвами, что парфяне ждут нас между Каррами и Эдессой, Каррами и Самосатой, Каррами и повсюду вдоль Евфрата. Потом он предложил провести нас в Синнаку, а оттуда в Амиду. Сломленный потерей Публия Красс принял предложение. О, он действительно был проклят! Какое бы решение он ни принимал, оно вело к провалу. Андромах был местным жителем и шпионом парфян.