У Цицерона упало сердце.
— Ты уверен в этом, Гней Помпей? Ты в самом деле уверен? Ты говорил с кем-либо еще, кроме этих бешеных кабанов — Марцеллов и Катона? С Аттиком, например, или с другими авторитетными всадниками? Ты удосужился зайти в Сенат?
— Мне было не до этого! — огрызнулся Помпей. — Я набираю войско! Впрочем, я виделся с Аттиком. Несколько дней назад, что ли? Да, всего несколько дней, а кажется, прошел век.
— Магн, ты точно уверен, что гражданская война неизбежна?
— Абсолютно, — заверил Помпей. — Гражданская война будет, это определенно. Вот почему я на время удалился от Рима. Легче обдумывать, как дальше действовать. Мы не можем позволить Италии снова страдать, Цицерон. Эта война не должна идти на италийской земле. Надо вести ее в Греции или Македонии. Во всяком случае, где-то восточнее. Весь Восток — мои клиенты. Я могу поднять людей везде, от Актия до Антиохии. И могу морем привести туда мои испанские легионы, не высаживая их на италийское побережье. У Цезаря девять легионов плюс около двадцати двух когорт рекрутов, набранных по ту сторону Пада. У меня семь легионов в Испаниях, два легиона в Капуе и еще будет столько когорт, сколько я сумею набрать. Также два легиона имеются в Македонии, три в Сирии, один в Киликии и один в провинции Азия. Еще я могу потребовать военной поддержки от галатийского Деиотара и каппадокийского Ариобарзана. Если надо будет, я затребую легион из Египта и вместе с ним — африканский. Как бы ты ни отнесся к этому, я должен иметь под рукой не менее шестнадцати римских легионов, десять тысяч иноземных вспомогательных войск и шесть или семь тысяч конников.
Цицерон сидел, глядя на Помпея большими глазами.
— Магн, ты не можешь вывести легионы из Сирии при такой угрозе со стороны Парфянского царства!
— Мои информаторы утверждают, что угрозы нет, Цицерон. У Орода неприятности. Он опрометчиво казнил пахлави суренаса, а следом — Пакора. Пакор как-никак его сын.
— Но… может быть, тебе для начала надо попробовать снестись с Цезарем? Из письма Бальба я знаю, что он хочет избежать столкновения.
— Тьфу! — плюнул Помпей и усмехнулся. — Ты ничего не знаешь, Цицерон! Твой Бальб пытался задержать мой отъезд в Кампанию, уверив меня, что Цезарь послал в Рим Авла Гиртия специально для встречи со мной. Я ждал его, ждал, а потом узнал, что Гиртий повернулся и уехал в Равенну, полностью игнорируя договоренность о встрече! Вот как Цезарю хочется мира! И твоему Бальбу тоже! Я тебе прямо скажу: Цезарь хочет гражданской войны. Ничто его не остановит. И я решился. Я не допущу гражданской войны на италийской земле. Я буду драться с ним в Македонии или в Греции.
Но, думал Цицерон, составляя послание Аттику в Рим, отнюдь не Цезарь затеял все это. Или, по крайней мере, не один только Цезарь. Это Магн зациклился на гражданской войне. Он полагает, что все ему сойдет с рук, если военные действия развернутся где-то на стороне. Ход неплохой, но это не выход из положения.
Разговор Цицерона с Помпеем состоялся в десятый день декабря. В этот же день в Риме Марк Антоний сделался полноправным плебейским трибуном. И продемонстрировал всем, что он отнюдь не худший оратор, чем его дед. Причем оратор горластый и остроумный. Он обвинял младшего консула в самоуправстве столь блестяще и столь напористо, что даже Катон наконец понял: его не перекричишь и не заставишь уйти.
— Более того, — гремел Антоний, — я уполномочен Гаем Юлием Цезарем объявить, что Гай Юлий Цезарь будет рад сдать тому, кто его сменит, обе Галлии по ту сторону Альп и шесть своих легионов, если Сенат позволит ему оставить за собой Италийскую Галлию, Иллирию и два легиона.
— Это в сумме лишь восемь легионов, Марк Антоний, — заметил Марцелл-старший. — А куда денется еще один легион и двадцать две недавно набранные когорты?
— Еще один легион, четырнадцатый, исчезнет, Гай Марцелл. Цезарь не передаст неполноценную армию, а в данный момент все его легионы недоукомплектованы. Поэтому четырнадцатый легион и двадцать две необученные когорты будут распределены по остальным восьми легионам.
Логичный ответ на совершенно бесполезный вопрос. Гай Марцелл-старший и два будущих консула даже и не подумали ставить предложение Марка Антония на голосование. Кроме того, в Палате едва набирался кворум. Некоторые сенаторы уже покинули Рим, другие отчаянно пытались наскрести денег на комфортную жизнь в отдалении от перипетий гражданской войны. Войны, которая казалась всем неминуемой, хотя все прекрасно знали, что в Италийской Галлии нет лишних воинских подразделений, что Цезарь спокойно сидит в Равенне, а его тринадцатый легион, радуясь отпуску, загорает на пляже.
Антоний, Квинт Кассий, консорциум банкиров и все самые влиятельные сторонники Цезаря в Риме храбро бились, чтобы Сенат рассмотрел предложение Цезаря. Они уверяли всех, от Сената до плутократов, что Цезарь будет рад передать шесть своих легионов и обе дальние Галлии при условии, что он сохранит за собой Италийскую Галлию, Иллирию и два легиона. Но на следующий день после прибытия Куриона в Равенну Антоний и Бальб получили от Цезаря короткие письма. Он писал, что больше не может игнорировать опасность для его жизни и его dignitas, исходящую от Помпея и boni. Поэтому он тайно послал к Фабию в Бибракте, чтобы тот переправил к нему два из четырех легионов, стоявших там. Гонцы Цезаря отправились и к Требонию на Мозу, с приказом оставить на Мозе лишь один легион, а три под командованием Луция Цезаря спешным маршем направить в Нарбон — на перехват испанским легионам Помпея.
— Он готовится, — с удовлетворением сказал Антоний.
Маленький Бальб в эти дни даже похудел. Он поднял на Антония большие карие печальные глаза и сложил в трубочку пухлые губы.
— Конечно, мы победим, Марк Антоний, — сказал он. — Мы должны победить!
— С Марцеллами в седле и с Катоном, орущим с передней скамьи, Бальб, нам ничего не светит. Сенат — по крайней мере та его часть, которая еще осмеливается ходить на собрания, — будет только твердить, что Цезарь — слуга Рима, а не хозяин.
— В таком случае кто же тогда у нас Помпей?
— Конечно, хозяин, — сказал Антоний. — Но как ты думаешь, кто кем управляет? Помпей boni или boni Помпеем?
— Каждый из них считает, что управляет другим, Марк Антоний.
Декабрь стремительно заканчивался. Посещаемость Сената еще более сократилась. Многие дома на Палатине и в Каринах были закрыты. Молоточки с дверей сняли и многие брокерские конторы и банки. Коммерсанты, наученные горьким опытом, приобретенным во время прежних гражданских войн, укрепляли свои фортификации, чтобы противостоять всему, что грядет. Ибо война неминуемо разразится. Помпей и boni делают все, чтобы это случилось, а Цезарь не станет плясать под их дудку.
Двадцать первого декабря Марк Антоний произнес очередную блестящую речь, составленную по всем канонам риторического искусства. В скрупулезной хронологической последовательности в ней были перечислены все нарушения mos maiorum Помпеем, начиная с момента, когда он в свои двадцать два незаконно собрал из клиентов отца три боевых легиона и отправился с ними на помощь Сулле в развязанной тем гражданской войне, и кончая консульством без коллеги. Эпилог речи касался принятия незаконно предложенного меча. Резюме было посвящено очень остроумному анализу характеров двадцати двух волков, которым удалось запугать триста семьдесят сенаторских овец.