По воле судьбы - читать онлайн книгу. Автор: Колин Маккалоу cтр.№ 109

Цезарь поднялся и остался стоять, заложив за спину руки и нахмурившись.

— Война должна кончиться в этом году. Не временно прекратиться, а замениться длительным миром. Миром, который переживет и нас с вами, и наших детей, и детей их детей. Если этого не случится, германцы вторгнутся в Галлию и ее история будет другой. Как и история нашей Италии, ибо германцы не остановятся на достигнутом. Последний раз, когда они активизировались, Рим выставил против них Гая Мария. Я считаю, что теперь Рим полагается на меня. Длинноволосая Галлия — вот естественная граница между ними и нами, а вовсе не Альпы. Мы должны удерживать их на той стороне Рейна, чтобы наш мир, включая и Галлию, процветал.

Он прошелся по залу, остановился и обвел всех долгим, серьезным, внимательным взглядом из-под светлых бровей.

— Большинство из вас провели рядом со мной достаточно времени, чтобы знать, что я за человек. По природе я не жесток. Мне не доставляет удовольствия ни причинять кому-либо боль, ни отдавать карательные приказы. Но я пришел к выводу, что Длинноволосая Галлия нуждается в жестоком уроке. Таком ужасном, таком потрясающем, чтобы память о нем не изгладилась в поколениях и охлаждала любые горячие головы. По этой причине я и пригласил вас сегодня сюда. Чтобы сообщить вам о своем решении, а не для того, чтобы попросить у вас позволения. Я — главнокомандующий, и решения принимаю я один. Вы не в ответе за решение, которое я принял. Греки считают, что в преступлении виновен только тот человек, который совершил преступное деяние. Поэтому вина вся на мне. Ничья совесть не пострадает. Я часто говорил вам, что воспоминания о собственной жестокости — плохое утешение в старости, но после встречи с друидом Катбадом подобная перспектива меня уже не страшит.

Он возвратился к курульному креслу и сел, приняв официальную позу.

— Завтра я встречусь с защитниками Укселлодуна. Я думаю, что их около четырех тысяч. Да, их даже больше, но четырех тысяч достаточно. Тех, кто смотрит на нас с особой ненавистью. Я отрублю им обе руки.

Он сказал это очень спокойно. Эхом сказанному был слабый вздох. Как хорошо, что тут нет ни Гая Требония, ни Децима Брута! Зато есть Гиртий, и глаза его полны слез. Как вынести этот взгляд? Цезарь сглотнул подступивший к горлу ком и продолжил:

— Я не стану искать охотников среди римлян. Думаю, они сыщутся среди местных жителей. Добровольцы. Восемьдесят человек. Каждый отрубит сотню чужих рук, сохранив при этом свои. Механики сейчас трудятся над специальным инструментом, который я придумал. Это что-то вроде вертикально поставленного ножа шириной в полфута. Лезвие надо поставить поперек тыльной стороны запястья — и стукнуть по лезвию молотком. Запястье предварительно будет перевязано ремнем, чтобы остановить поток крови. Обрубок после ампутации окунут в смолу, чтобы остановить поток крови. Кто-то умрет, но большинство не умрут.

Теперь он говорил быстро, легко, ибо перешел к практической сути вопроса.

— Эти четыре тысячи безруких людей будут потом приговорены бродить и просить подаяние по всей обширной Галлии. И всякий, кто увидит безрукого нищего, подумает об Укселлодуне. Когда легионы отправятся на зимовку, каждый из них прихватит с собой часть калек. Таким образом безрукие попадут во все области все еще неспокойной страны. Ибо урок не пойдет впрок, если его свидетельство не увидят повсюду.

Цезарь на мгновение замолчал.

— А в заключение я поделюсь с вами информацией, собранной моими отважными, но не овеянными воинской славой помощниками. Восемь лет войны в Длинноволосой Галлии встали ей в миллион мертвых воинов. Еще миллион галлов проданы в рабство. Около полумиллиона галльских детей и женщин умерли, четверть миллиона лишились крова. Все население Италии имеет меньшую численность. Ужасный результат бычьей слепоты в гневе. Это нужно остановить! И сейчас же. Прямо здесь, в Укселлодуне. Когда я сложу свои полномочия, в Длинноволосой Галлии будет царить мир.

Кивком головы он распустил совет. Все расходились молча, пряча глаза. Гиртий остался.

— Не говори ничего! — отрывисто сказал Цезарь.

— Я и не думаю, — ответил тот.

* * *

После Укселлодуна Цезарь решил объехать все племена Аквитании — единственной области Длинноволосой Галлии, меньше других участвовавшей в войне и поэтому все еще способной выставить полный комплект воинов. С собой он взял несколько безруких калек, как живое свидетельство решимости Рима покончить с бунтарством.

Поездка прошла очень мирно. Вожди разных племен, косясь на безруких, лихорадочно приветствовали высокого гостя, подписывали любые договора и приносили клятвы верности Риму. В целом Цезарь был удовлетворен. Ибо арверны выдали ему Луктерия, а это означало, что ни один народ Галлии больше не приютит сторонников Верцингеторига. Еще это означало, что в триумфе Цезаря Укселлодун все же будет представлен. Драпп, царь сенонов, отказался принимать пищу и умер, но Луктерий покончить с собой не спешил.

Луций Цезарь в конце октября приехал в Толозу. Его распирало от новостей.

— Месяц назад Сенат провел заседание, — сообщил он хмуро молчавшему Цезарю. — Признаюсь, меня разочаровал старший консул. Я думал, он более рационален, чем его сотоварищ.

— Сервий Сульпиций действительно более рационален, чем Марк Марцелл, но он не менее других хочет моего поражения, — сказал Цезарь. — Что там было?

— Палата решила, что в мартовские календы следующего года она непременно будет обсуждать вопрос о твоих провинциях. Марк Марцелл заявил, что война в Длинноволосой Галлии определенно закончилась и, значит, нет никаких причин продлевать срок твоих полномочий. Новый закон о пяти годах ожидания, сказал он, обеспечил целый список потенциальных губернаторов, способных немедленно тебя заменить. А проволочки, затяжки и прочее лишь продемонстрируют слабость Сената. И в конце своей речи прибавил, что тебя следует проучить. Ты — слуга Сената, а не его господин. Тут все закричали, а Катон, я думаю, кричал громче всех.

— А он и должен кричать громче всех, поскольку Бибул в Сирии. Продолжай, Луций. По твоему лицу видно, что худшее впереди.

— Гораздо худшее! Палата издала указ, что любой плебейский трибун, который наложит вето на обсуждение твоих провинций в следующие мартовские календы, будет считаться предателем. Его арестуют и отдадут под суд.

— Это абсолютно неконституционно! — резко сказал Цезарь. — Никто не может препятствовать плебейскому трибуну выполнять его обязанности! Или отказывать ему в праве на вето, если в это время не действует senatus consultum ultimum. Значит, именно это Сенат намерен сделать в следующие мартовские календы? Действовать в соответствии с последним указом?

— Может быть, хотя этого сказано не было.

— Это все?

— Нет, — ответил Луций. — Палата приняла еще один указ. Она сохранит за собой право назначать дату, когда твои отслужившие свой срок ветераны будут демобилизованы.

— О, я понимаю! Все дело во мне, не так ли, Луций? До сих пор в истории Рима никто не имел права решать, когда демобилизовать ветеранов, кроме их командира. Надо полагать, к следующим мартовским календам Сенат намерен распустить всех моих стариков.