Фавориты Фортуны - читать онлайн книгу. Автор: Колин Маккалоу cтр.№ 249

— Нет, — решительно ответил Красс. — Я хочу вернуться с армией в Капую к следующему рыночному дню. Консульские легионы пойдут со мной. В следующем месяце предстоят курульные выборы, и я намерен заблаговременно вернуться в Рим, чтобы выдвинуть свою кандидатуру на должность консула.

Это не было сюрпризом. Цезарь не счел нужным комментировать услышанное. Вместо этого он продолжил разговор о сбежавших мятежниках:

— А как быть с теми шестью тысячами, которые отправились на северо-восток в Апулию?

— Они уже наверняка добрались до границы Италийской Галлии, — ответил Красс. — Потом они побегут к Помпею Магну и его легионам, которые возвращаются из Испании. Ты же знаешь Магна! Он их уничтожит.

— Значит, остаются только пленные, которые у нас. Как ты с ними поступишь?

— Они пойдут с нами до Капуи.

Красс посмотрел на своего старшего военного трибуна. Обычное лицо флегматика, но в глазах застыл жуткий холод.

— Риму не нужны эти напрасные войны с рабами, Цезарь. Это лишь лишняя трата средств. Если бы нам не улыбнулась удача, пять орлов и пять комплектов фасций были бы утрачены навсегда. Пятно на чести Рима, что для меня лично было бы невыносимо. Когда-нибудь очередной враг Рима вознесет до небес таких людей, как Спартак. Найдутся подражатели, так и не узнавшие грязной правды. Мы-то с тобой в курсе, что Спартак был продуктом легионов. Скорее еще один Квинт Серторий, нежели возмущенный раб, с которым плохо обращались. Если бы он не был воспитанником легионов, он никогда не зашел бы так далеко. Я не хочу, чтобы он превратился в некоего раба-героя. Поэтому я использую Спартака, чтобы положить конец самому явлению восстания рабов.

— Это было больше восстание самнитов, чем восстание рабов.

— Правильно. Но самниты — это проклятие, с которым Риму приходится жить всегда. В то время как рабы должны знать свое место. И я это сделаю. После того как я покончу с остатками мятежников, в Римской Республике рабы больше никогда не посмеют бунтовать.

Привыкший быстро думать и хорошо понимать людей, Цезарь вдруг осознал: он не может даже догадаться, что имеет в виду Красс.

— И как ты это сделаешь? — спросил он.

Ответил счетовод, привыкший иметь дело с цифрами:

— Шесть тысяч шестьсот пленных подсказали мне эту идею. Расстояние между Капуей и Римом — сто тридцать две мили, каждая миля — пять тысяч футов. В сумме получаем шестьсот шестьдесят тысяч футов. Делим на шесть тысяч шестьсот — получаем расстояние в сто футов. Я намерен распять этих мятежников на дороге между Капуей и Римом через каждые сто футов. Они будут висеть на крестах, пока не сгниют до костей.

Цезарь глубоко вдохнул.

— Ужасное зрелище.

— У меня один вопрос, — сказал Красс, наморщив свой обычно гладкий лоб. — Как ты думаешь, ставить кресты с одной стороны дороги или с обеих?

— С одной, — мгновенно ответил Цезарь. — Определенно с одной стороны дороги. То есть если ты имеешь в виду Аппиеву, а не Латинскую дорогу.

— Да, это должна быть Аппиева дорога. Прямая как стрела на несколько миль, и не так много холмов.

— Тогда на одной стороне дороги. Это будет лучше смотреться. — Цезарь улыбнулся. — Что касается распятия, у меня есть некоторый опыт.

— Я слышал об этом, — серьезно ответил Красс. — Но я не мог поручить тебе это дело. Им не должен заниматься военный трибун. Он — выбранный магистрат. По праву это должен выполнить praefectus fabrum.

Поскольку praefectus fabrum — человек, который отвечал за материально-техническое обеспечение армии, — был собственным вольноотпущенником Красса и хорошо справлялся со своей работой, ни Цезарь, ни Красс не сомневались: все будет проделано как надо.

* * *

Таким образом, в конце июня, когда Красс, его легаты и военные трибуны — избранные и назначенные им самим — ехали из Капуи, сопровождаемые одной когортой пехоты, левая сторона древней и великолепной Аппиевой дороги была окаймлена крестами. Через каждые сто футов на кресте висел человек, привязанный веревками в локтях и ниже колен. Красс не был добрым. Шесть тысяч шестьсот пленников умирали медленно, стон стоял от Капуи до самых Капенских ворот Рима.

Кто-то приходил поглазеть. Кто-то приводил непокорного слугу — показать тому дело рук Красса, чтобы несчастный понял: хозяин имеет право так поступить с рабом. Но многие при виде креста сразу отворачивались и уходили, а те, кто был вынужден идти по Аппиевой дороге, радовались тому, что кресты украшали только одну обочину. Поскольку с расстояния вид на массовое распятие был менее жутким, популярным местом для тех, кто жил в Риме и хотел посмотреть на кресты, стали Сервиевы стены по обе стороны Капенских ворот. Видимость открывалась на несколько миль, но лиц умирающих нельзя было различить.

Они висели там восемнадцать месяцев, медленно разлагаясь до костей, ибо Красс не разрешал их снимать до последнего дня своего консульства.

«Определенно, — с удивлением думал Цезарь, — ни одна военная кампания во всей истории Рима не проходила так гладко, так аккуратно, так законченно: она началась с казни каждого десятого и закончилась массовым распятием».

Когда Гней Помпей Магн дошел до границы на реке Рубикон, он не остановил армию. Та часть Галльской земли, которой он владел, находилась в Италии, и он пойдет в Италию, что бы ни говорили законы Суллы. Его люди соскучились по своим домам. Большинство из них были ветеранами из Пицена и Умбрии. Возле галльского города Сена Помпей разместил их в большом лагере и приказал не расходиться без разрешения трибуна, а сам по Фламиниевой дороге с когортой пехотинцев продолжил путь в Рим.

Ответ пришел вскоре после того, как он начал долгий переход из Нарбона и дальше, через Альпы. И тогда он поразился своей беспросветной глупости. Трижды он получал специальное назначение: один раз от Суллы, дважды от Сената. Два раза как претор, один — как проконсул. Помпей знал, что он, несомненно, был Первым Человеком в Риме. Но он также не сомневался в том, что никто из влиятельных лиц никогда не признает подобного факта. Значит, ему нужно доказать это. И единственный способ добиться своего — это успех, настолько потрясающий в своей дерзости и до такой степени неконституционный, что после этого все будут просто вынуждены дать ему заслуженный титул Первого Человека в Риме.

Он, все еще всадник, заставит Сенат сделать его консулом.

Мнение Помпея о Сенате стремительно падало. Члены Сената сплошь продажны, купить их легче, чем пирожное в кондитерской. Инерция Сената была настолько монументальной, что он едва ли сумел бы отклониться от курса, чтобы сойти с пути собственного падения. Когда много лет назад Помпей Магн повел своих людей из Тарента в Рим, чтобы заставить Суллу разрешить ему отметить триумф, Сулла отступил! В то время Помпей не рассматривал случившееся в таком свете — таково было влияние Суллы на народ. Но теперь он понимал: в действительности та победа была важна для него, Магна, а не для Суллы. А Сулла — значительно более страшный враг, чем Сенат. В последний год, проведенный на западе, Помпей с явным недоверием следил за известиями об успехах Спартака. И хотя Спартак победил консулов Геллия и Клодиана, Помпей не мог поверить в степень их некомпетентности на поле боя. И все, что они могли сказать в свое оправдание, — это твердить о плохом качестве подготовки их солдат! Помпея так и подмывало написать им, что лично он мог бы командовать лучше, будь у него даже армия евнухов. Но Помпей сдержался. Нет смысла настраивать против себя людей, за которых уплачены большие деньги.