Фавориты Фортуны - читать онлайн книгу. Автор: Колин Маккалоу cтр.№ 105

— Надеюсь.

Сулла поднялся.

— Раньше она не соглашалась увидеть его, но теперь ей придется позволить ему осмотреть себя. Хочет она этого или нет.

— Увидеть кого?

— Луция Тукция.

Когда несколько часов спустя бывший военный хирург ступил в кабинет Суллы, вид у него был мрачный. И Сулла, который прождал несколько часов в одиночестве, прошел за это время через все муки ада. Его свидания с Метробием всегда заканчивались каким-нибудь ужасным происшествием в семье. Это страшило Луция Корнелия, вызывало в нем чувство вины и покорности судьбе. Появление врача — одного, без Далматики — диктатор воспринял едва ли не с облегчением. Он не был уверен в том, что готов встретиться с женой лицом к лицу.

— У тебя плохие вести, Тукций.

— Да, Луций Корнелий.

— В чем именно дело? — спросил Сулла, кусая губу.

— Общее впечатление таково, что госпожа Далматика беременна, по крайней мере она так думает, — сказал Луций Тукций. — Но я сомневаюсь, что она носит ребенка.

Рубцы на лице Суллы стали ярко-красными.

— Тогда что же там?

— Женщины говорят о кровотечении, но кровотечением в собственном смысле слова это назвать нельзя, — хмуро пояснил доктор. — Немного крови есть, но она смешана с дурнопахнущим веществом, которое я назвал бы гноем, будь это раненый солдат. Полагаю, у нее своего рода внутреннее нагноение, но, с твоего разрешения, Луций Корнелий, я бы хотел узнать мнение других врачей.

— Делай, что хочешь, — резко сказал Сулла. — Завтра можешь приводить и уводить, кого сочтешь нужным. Я сейчас занят устройством свадьбы падчерицы. Вероятно, моя жена не сможет быть на этой свадьбе?

— Определенно нет, Луций Корнелий.

Таким образом, получилось, что Эмилия Скавра, будучи на пятом месяце беременности от первого мужа, вышла замуж за Гнея Помпея Магна в доме Суллы. С ней рядом не было никого, кто ее любил. Под покрывалом невесты она горько плакала, но, как только церемония закончилась, Помпей стал утешать ее, стараясь во всем угодить новобрачной, и преуспел так, что, когда настало время уходить, она уже улыбалась.

Сулла должен был сообщить Далматике о совершившемся. Однако он продолжал находить оправдание за оправданием, чтобы только не входить в комнату жены.

— Я думаю, — сказала Корнелия Сулла, которая одна поддерживала с ней связь, — что он не в силах видеть тебя такой больной. Ты же знаешь его. Если болен кто-то, на кого ему наплевать, он сохраняет полное безразличие. Но если хворает любимый, Сулла опрометью бежит от несчастья.

В большой, просторной комнате, где лежала Далматика, чувствовался запах гниения, который усиливался при приближении к постели. Корнелия Сулла знала, что Далматика умирает. Луций Тукций оказался прав: не было никакого ребенка. Никто не знал, почему ее живот растет, как у беременной. Не знали ничего, кроме того, что причина этого роста — ужасная, смертельная. Гнилостные выделения неумолимо продолжались. Больная горела так, что никакие лекарства и заботы не могли уменьшить жар. Но она еще оставалась в сознании. Ее глаза, пылающие как два факела, с болью смотрели на падчерицу.

— Не стоит говорить обо мне, — сказала она, повернув голову на пропитанной потом подушке. — Я хочу знать, как моя бедная Эмилия перенесла все случившееся. Было очень плохо?

— На самом деле все прошло нормально, — с удивлением сказала Корнелия Сулла. — Можешь верить или не верить, дорогая мачеха, но, когда она уходила в свой новый дом, она была вполне счастлива. Этот Помпей — удивительный человек. До сегодняшнего дня если я и видела его, то только издали. И у меня, как и у Эмилии, было предубеждение против него. Но он очень симпатичный — намного привлекательнее, чем этот дурак Глабрион! — и обладает огромным обаянием. Так что все началось слезами, но после того, как Помпей убедил ее, насколько она симпатична и как сильно он уже ее любит, Эмилия совсем перестала унывать. Я скажу тебе, Далматика, он намного лучше, чем я ожидала. Он умеет делать женщин счастливыми.

Далматика, казалось, поверила.

— О нем говорят всякое. Несколько лет назад, когда он был почти ребенком, у него была связь с Флорой — ты знаешь, о ком я говорю?

— Знаменитая куртизанка?

— Да. Сейчас она уже далеко не та, но, по слухам, все еще тоскует о Помпее, который не уходил от нее, не оставив следов своих зубов по всему ее телу. Не могу представить себе, почему это доставляло ей удовольствие! В конце концов Помпей устал от нее и передал ее одному из своих друзей, и это разбило ей сердце. Бедная глупышка! Куртизанка влюбилась, как деревенская девчонка.

— Тогда вполне может быть, что Эмилия Скавра в конце концов начнет благодарить папу за то, что он освободил ее от Глабриона.

— Я хочу, чтобы он пришел ко мне.

* * *

Наступил канун ид секстилия (12 августа). Сулла возложил на голову венец из трав и облачился в триумфальные одежды. Таков был обычай, когда прославленный полководец приносит жертву у Великого алтаря Бычьего форума. Предшествуемый своими ликторами и возглавляя процессию сенаторов, диктатор прошел относительно короткий путь от своего дома до лестницы Кака, потом вниз по ступеням до пустой площади, где в обычные дни располагались мясные лотки. Проходя мимо статуи бога, сегодня также облаченного в триумфальные регалии, Сулла остановился, чтобы отдать ему честь и помолиться. Затем прошел к Великому алтарю, позади которого стоял небольшой круглый храм Геркулеса Непобедимого, старинное дорическое здание, пользовавшееся довольно широкой известностью, потому что внутри него имелось несколько фресок, выполненных знаменитым поэтом-трагиком Марком Пакувием.

Жертва, откормленный теленок красивой кремовой окраски, ждал под присмотром помощников жрецов — popa и cultarius, — жуя свою жвачку, пропитанную наркотиками, и глядя кроткими карими глазами на суетливо снующих по рыночной площади людей, занятых приготовлениями к пиру. Все присутствующие украсили себя лавровыми венками, но когда младший Долабелла (который был городским претором и поэтому отвечал за церемонии сегодняшнего дня) начал молиться Геркулесу Непобедимому, участники жертвоприношения стояли обнажив головы. Геркулесу, иноземцу на священной римской территории, молились по-гречески, с непокрытой головой.

Все шло идеально. Как пожертвовавший теленка и устроитель народного праздника, Сулла наклонился, чтобы наполнить кровью скифос — специальный сосуд, принадлежавший Геркулесу. Но когда он присел и наполнил чашу, что-то низкое и черное прокралось, словно тень, между великим понтификом и помощником жреца, погрузило морду в озеро крови, разлившееся по булыжнику, и принялось шумно лакать.

Крик ужаса сорвался с губ Суллы, он отскочил назад, выпрямился. Скифос выскользнул из онемевшей руки, венец из засохших трав упал с головы диктатора прямо в лужу крови. Охватившая людей паника распространилась быстрее, чем рябь на поверхности кровавой лужи, которую продолжала лакать голодная черная собака. Люди с криками стали разбегаться в разные стороны, срывая с себя лавровые венки вместе с прядями волос. Никто не знал, что делать, как положить конец этому кошмару.