Битва за Рим - читать онлайн книгу. Автор: Колин Маккалоу cтр.№ 200

Сулла подошел к длинному пристенному столу, на котором стояли шесть миниатюрных храмов. Эти реликвии сохранялись в превосходном состоянии, краски на них были свежи и ярки, блестела богатая позолота. Пять из них, принадлежавшие его предкам, Сулла велел привести в порядок сразу же, как только стал сенатором. В шестом находилось его собственное подобие, всего лишь день назад доставленное из мастерской Магия на Велабре.

Задвижка была хитроумно спрятана за антаблементом переднего ряда колонн маленького храма. Когда Сулла отодвинул ее, колонны разошлись посередине, как половинки двери, и внутри он увидел себя — лицо в натуральную величину и нижнюю челюсть, присоединенную к передней части шеи; позади ушей находились завязки, которые удерживали маску при надевании и прятались под париком.

Сделанное из пчелиного воска, imago было исполнено блестяще: цвет кожи был белоснежным, как у живого Суллы; брови и ресницы — темного цвета, в который он красил их по таким случаям, как заседания Сената или обеденные приемы. Красиво очерченные губы были слегка приоткрыты, потому что Сулла всегда дышал ртом, и глаза маски выглядели точной копией его жутких глаз. Однако при ближайшем рассмотрении зрачки оказывались отверстиями, через которые актер, надевший маску, мог видеть достаточно хорошо, чтобы передвигаться при помощи провожатого. Только в отношении парика Магий из Велабра не смог достичь полного подобия, потому что нигде не нашел волос точного оттенка. В Риме имелось предостаточно изготовителей париков, и фальшивые волосы, светлые или рыжие, были наиболее популярны. Первоначальными обладателями этих волос являлись варвары галльских или германских кровей — работорговцы или хозяева, нуждающиеся в деньгах, принуждали их поделиться своими гривами с местными модниками. Те волосы, что смог достать Магий, были определенно более рыжими, чем золотая шевелюра Суллы, но пышность и фасон прически — превосходны.

Сулла долго смотрел на свое изображение, не в силах очнуться от наваждения. Вот как, оказывается, он выглядит в глазах других людей. Самое безупречное серебряное зеркало не шло ни в какое сравнение с этим imago. «Я закажу скульпторам Магия несколько портретных бюстов и статую в полный рост в доспехах», — решил он. То, как он выглядит в глазах других людей, вполне удовлетворяло Суллу.

Наконец мысли Суллы вернулись к вероломству Мария, и взгляд его принял отвлеченное выражение. Затем он чуть вздрогнул и указательными пальцами зацепился за два рога на передней стороне пола храма. Восковая голова Луция Корнелия Суллы скользнула вперед, выехала на подвижном полу наружу — и вот уже маску вместе с париком можно снять с основы, которая представляла собой глиняный слепок с лица Суллы. Закрепленная на рельефе, повторяющем те же черты, защищенная от лучей солнца и пыли в своем темном, душном доме-храме, маска могла сохраняться из поколения в поколение.

Сулла снял венец из трав и водрузил его на парик своего изображения. Даже в тот день, когда эти побеги только-только вырвали из почвы Нолы, они уже были побуревшими и испачканными, потому что взяты на поле боя, где их мяли, давили, втаптывали в землю. И пальцы, что свили их в кольцо, не были умелыми и изящными пальчиками цветочницы, они принадлежали центуриону, primus pilus Марку Канулею, более привычному к сельским работам, нежели к изящному рукоделию. Теперь, семь месяцев спустя, венец высох и превратился в спутанную косицу, из которой торчали похожие на волосы корни, а листья сморщились. «Но ты еще крепок, мой прекрасный венец из трав, — подумал Сулла, поправляя его на парике, чтобы он обрамлял лицо и волосы должным образом, отодвинутый от бровей, как женская тиара. — Да, ты крепок. Ты сделан из италийской травы и сплетен римским солдатом. Ты выдержишь. Так же, как выдержу и я. И вместе мы уничтожим Гая Мария».

Сенат, созванный Суллой, собрался на следующий день после того, как новые консулы были введены в должность. Новый принцепс Сената был назначен наконец во время новогодних церемоний. Им стал Луций Валерий Флакк, подставное лицо Мария. Он был младшим консулом в тот примечательный год, когда Марий сделался консулом в шестой раз, получил первый апоплексический удар и оказался бессилен противостоять бешеной ярости Сатурнина. Не особенно популярное назначение. Однако назначение главы Сената в принципе требовало соблюдения стольких предписаний, прецедентов и правил, что подходящим кандидатом оказался один только Луций Валерий Флакк. Он был патриций, глава своей группы сенаторов, консуляр, цензор и занимал должность interrex (сенатора, заменяющего консула на короткий срок) большее количество раз, чем любой другой сенатор-патриций. Никто не питал на его счет никаких иллюзий и уж конечно не думал, что он в состоянии заменить Марка Эмилия Скавра, столь изящного, столь внушительного и бесстрашного. Не питал подобных иллюзий и сам Флакк.

Прежде чем собрание было официально открыто, новый принцепс Сената подошел к Сулле и принялся болтать о проблемах в Малой Азии, но представления его были настолько смутны и речи так невразумительны, что Луций Корнелий твердо отстранил его от себя и сказал, что ему нужно проверить предзнаменования. Будучи теперь авгуром, Сулла возглавлял церемонии вместе с великим понтификом Агенобарбом. «И остальные здесь не лучше этого типа», — подумал Сулла, вздохнув; Сенат действительно пребывал в плачевном состоянии.

С момента прибытия Суллы в Рим далеко не все его свободное время было занято такими пустяками, как визиты к друзьям, позирование Магию из Велабра, досужие разговоры, надоедливая жена и Гай Марий. Зная о том, что может стать консулом, Сулла проводил большую часть времени в беседах с теми из всадников, которых он уважал или считал наиболее способными, с сенаторами, которые оставались в Риме все то время, пока шла война (такими, как новый городской претор Марк Юний Брут), и с такими людьми, как Луций Декумий, член четвертого класса и смотритель коллегии перекрестка.

Теперь новый старший консул поднялся на ноги и начал демонстрировать палате, что он, Луций Корнелий Сулла, — лидер, не терпящий неповиновения.

— Принцепс Сената, отцы-основатели! Я не оратор, — начал он, стоя совершенно неподвижно перед своим курульным креслом, — поэтому не ожидайте от меня красивых речей. То, что вы услышите, будет просто изложением фактов, за которыми последует перечисление мер, с помощью которых я намерен поправить наши дела. Вы можете обсуждать эти меры — если чувствуете, что должны это сделать, — но я обязан напомнить вам, что война еще не вполне закончилась. Поэтому я не хочу проводить в Риме больше времени, чем это необходимо. Я также предупреждаю, что буду жестко поступать с теми членами этого высокого собрания, которые попытаются мешать мне из тщеславных или своекорыстных побуждений. Мы находимся не в таком положении, чтобы терпеть кривляние, подобное тому, что демонстрировал тут Луций Марций Филипп в дни, предшествовавшие смерти Марка Ливия Друза… Полагаю, ты меня слышишь, Луций Марций?

— Мои уши открыты на всю их ширину, Луций Корнелий, — протяжно произнес Филипп.

Очень немногие люди могли заткнуть Филиппа одной-двумя хорошо подобранными фразами; Луций Корнелий Сулла сделал это одним взглядом. Как только раздалось хихиканье, его бледные глаза пробежали по рядам, отыскивая виновников. Ожидание перебранки было задавлено в зародыше, смех резко оборвался, и все сочли разумным податься вперед с видом огромной заинтересованности.