Битва за Рим - читать онлайн книгу. Автор: Колин Маккалоу cтр.№ 195

— Может, лучше было бы заморить их голодом? — спросил сын консула, хладнокровно наблюдая за резней.

— Это было бы значительно проще. Но не по закону, — ответил ему отец.

Более пяти тысяч аскуланских мужчин погибли в этот день. Бойня осталась в памяти всех римлян, присутствовавших при этом, хотя в тот момент не раздалось ни одного возгласа неодобрения и впоследствии никто не сказал слова против. Площадь была буквально вымыта кровью; специфический запах ее — теплый, сладковатый, с привкусом железа, отвратительный — как туман, поднимался в пронизанном солнечными лучами горном воздухе.

На закате консул поднялся со своего курульного кресла.

— Всем назад, в лагерь, — скомандовал он лаконично. — С детьми и женщинами мы разберемся завтра. Здесь, внутри, охрана не нужна. Закройте только ворота и поставьте стражу снаружи.

Он не дал распоряжений об уборке тел с площади, так что все осталось в нетронутом виде.

Утром консул вернулся на свою трибуну, нисколько не тронутый зрелищем, которое перед ним предстало. Легионеры собрали оставшихся в живых вне периметра площади. Приговор консула был для всех один:

— Немедленно покинуть город! Взять можно только то, что на вас. Никакой еды, никаких денег, ни ценностей, ни вещей на память.

Два года осады сделали Аскул прискорбно бедным местом; денег осталось мало, ценностей еще меньше. Изгнанниц обыскали и ни одной из них не позволили зайти в свой дом. Женщин и детей просто выгнали из ворот, как стадо овец, и вывели сквозь ряды армии Помпея Страбона в местность, полностью обобранную занимавшими ее легионами. На мольбы о помощи плачущих старух и детей никто не обращал внимания. Солдаты Помпея Страбона видали добычу и получше. Красивые женщины достались командирам и центурионам, более или менее привлекательные — рядовым легионерам. А когда через день-два они наскучили, их — кто остался в живых — тоже выставили в опустошенные окрестности вслед за их матерями и детьми.

— Отсюда нечего взять в Рим для моего триумфа, — сожалел консул, когда все дела были завершены, и он мог встать со своего курульного кресла. — Отдайте все, что здесь есть, солдатам.

Цицерон вслед за своим командующим спустился с трибуны и, разинув рот, уставился на то, что представлялось ему величайшей бойней в мире. Он смотрел теперь на это, не испытывая ни тошноты, ни сострадания — вообще ничего. А вот его друг Помпей, которого Цицерон обожал, мог еще и беспечно откидывать назад желтую гриву своих волос и весело насвистывать сквозь зубы, выбирая дорогу между глубокими лужами застывшей крови. Его прекрасные голубые глаза не выражали ничего, кроме одобрения, когда они блуждали между горами обезглавленных трупов.

— Я попросил Попликолу оставить двух хорошеньких женщин для нас, контуберналов, — сообщил Помпей, уступая дорогу Цицерону, чтобы тот не забрел в лужу крови. — О, мы прекрасно проведем время! Ты уже когда-нибудь видел, как это делается? Если нет, то увидишь этой ночью!

Цицерон издал всхлипывающий вздох.

— Гней Помпей, я не безвольный человек, — ответил он героически, — но у меня нет ни силы духа, ни мужества для войны. А после того, что я увидел за последние два дня, меня не удивило бы даже, подсмотри я, как Парис занимается этим делом с Еленой! Что касается аскуланских женщин, то избавь меня от всего этого, пожалуйста! Я буду спать, как колода.

Помпей рассмеялся и положил руку на худые согбенные плечи своего друга.

— О, Марк Туллий, ты — самая засушенная весталка из всех, каких я встречал! — сказал он, все еще смеясь. — Враг есть враг! Можно ли чувствовать жалость к людям, которые не только изменили Риму, но убили римского претора и еще сотни римлян, разорвав их на части! В буквальном смысле! Однако спи себе, если тебе так хочется. Я постараюсь за двоих.

Они вышли с площади и по короткой широкой улице направились к главным воротам. И здесь было то же самое: ряд неподвижных тел с изорванными шеями и серыми, исклеванными вороньем лицами тянулся вдоль стен в обе стороны, насколько хватал глаз. Цицерон поперхнулся. Но он уже обладал достаточным опытом — ведь ему приходилось держать себя в руках, чтобы не опозориться на глазах консула Страбона. Поэтому и теперь Цицерон ловко избежал позора перед своим другом, который продолжал болтать:

— Здесь нет ничего, что можно было бы показать на триумфе, — говорил Помпей, — но я нашел превосходную сеть для ловли диких птиц. А отец дал мне несколько книг — произведения моего прадедушки Луцилия, которых никто из нас даже не видел. Мы думаем, что это работа местного переписчика, достаточно ценная и красивая.

— У них нет еды и теплой одежды, — молвил Цицерон.

— У кого?

— У женщин и детей, изгнанных из города.

— Надеюсь, что действительно нет.

— А что будет с тем ужасом внутри?

— Ты имеешь в виду трупы?

— Да, трупы. И кровь. И головы.

— Со временем они сгниют.

— И вызовут заразу?

— Заразу для кого? Когда мой отец запрет ворота навсегда, ни одного живого существа не останется внутри Аскула. Если кто-нибудь из женщин и детей проскользнет назад, когда мы уйдем, они не попадут внутрь. С Аскулом покончено. Никто не будет тут больше жить, — заявил Помпей.

— Я теперь понимаю, почему твоего отца называют Мясником, — сказал Цицерон, не заботясь о том, что его слова могут быть обидными.

Помпей же воспринял их как комплимент: некоторые его личные убеждения нельзя было даже поколебать, не то что изменить.

— Неплохое имечко, не так ли? — спросил он грубовато, боясь, что сила его любви к отцу уже переходит в слабость. Он прибавил шагу. — Прошу тебя, Марк Туллий, пошли быстрее. Я не хотел бы, чтобы другие cunni начали без меня, потому что именно я расстарался, чтобы нам дали женщин в первую очередь.

Цицерон ускорил шаг, но вскоре начал задыхаться.

— Гней Помпей, я должен кое-что сказать тебе.

— Да? — спросил Помпей, мысленно находясь уже в другом месте.

— Я подал рапорт о переводе в Капую, где при окончании этой войны мой талант будет более полезен. Я написал Квинту Лутацию и получил ответ. Он пишет, что был бы очень рад воспользоваться моими услугами. Или же Луций Корнелий Сулла…

Помпей остановился, с удивлением уставившись на Цицерона.

— Для чего ты хочешь это сделать? — спросил он.

— Штаб Гнея Помпея Страбона состоит из солдафонов, Гней Помпей. А я не солдафон. — Карие глаза Цицерона смотрели мягко и очень серьезно в лицо его озадаченного юного наставника, который не знал, смеяться ему или сердиться. — Пожалуйста, отпусти меня! Я навсегда останусь тебе благодарен, и никогда не забуду, как много ты для меня сделал. Ты же неглупый парень, Гней Помпей, и видишь, что штаб твоего отца — неподходящее место для меня.

Грозовые тучи рассеялись. Голубые глаза Помпея глядели весело.