Черный список - читать онлайн книгу. Автор: Александра Маринина cтр.№ 62

Екатерина Иванникова – роль второго плана в фильме Игоря Литвака «Самосожжение», где подробно описывается, как попадают на срочную службу парни с олигофренией в степени легкой и даже средней дебильности и что с ними на этой службе происходит. Катя сыграла роль врача из полковой санчасти, сексуально озабоченной до такой степени, что когда ей «приспичит», она становилась почти невменяемой, как наркоман в абстиненции, и готова была на что угодно, лишь бы срочно подлечь под кого-нибудь. Ее активно «пользовали» ротные и взводные командиры, чтобы она ставила липовые диагнозы несчастным солдатикам, которых избивали, унижали, насиловали, доводили до самоубийства.

Итак, кроме Кати Иванниковой в «черном списке» наверняка был Игорь Литвак. Через десять минут я нашел и третью потенциальную жертву. Руслан Кийко, известный публике просто как Руслан, женоподобный гомосексуалист с длинными волосами и нежным, тщательно выбритым лицом. В фильме «Он и его муж» Кийко сыграл армейского полковника, совсем молодого, постоянно получавшего внеочередные звания, потому что генерал оказался любителем мужского тела, а у молодого красивого подчиненного ему отказа не было много лет. Руслан в этой роли был необыкновенно убедительным и естественным (что вполне понятно), нормально ориентированный мужик никогда не смог бы так сыграть гомосексуалиста, как это удалось Кийко. Любой другой в этой роли переигрывал бы, пытаясь нарисовать какую-то особую «женственность». А Руслан ничего не наигрывал и не придумывал, у него этой пресловутой «женственности» было как раз столько, сколько нужно. Его роль была в фильме основной, его педераст-покровитель был только обозначен несколькими крохотными эпизодами, а весь фильм рассказывал о том, как менялась на протяжении многих лет психология молодого офицера, который делал себе карьеру таким «немужским» способом. Режиссером фильма «Он и его муж» был все тот же Бабаян, гениальный алкоголик, блестящий мастер психологических нюансов. К сожалению, за его жизнь можно было больше не беспокоиться.

Где искать Сергея Лисицына в первом часу ночи, я не представлял, а идти к нему домой было рискованно: если его сочли достаточно опасным, чтобы удалить с оперативной работы, то вполне могут присматривать за его контактами. В первые два дня после возвращения из Москвы я еще был Стасовым, и наши встречи проходили демонстративно открыто, потому что так и было задумано. Зато теперь все стало сложнее. С какой это стати какой-то Дмитрий Галузо будет разыскивать среди ночи участкового Лисицына?

Единственным шансом был телефонный звонок Сереже домой. Я выбрался из своего сарая, вышел на улицу и пошел влево, хотя направо до телефона-автомата было бы ближе. Но я не хотел по вполне понятным причинам проходить мимо дома 8.

Мой ангелочек со скучным видом и брюзгливой миной вытащил очередной несчастливый билетик, швырнул мне его в лицо и завалился спать. Сергея дома не было. К телефону вообще никто не подошел, так что я даже не смог попросить, чтобы ему передали, что он срочно мне нужен.

Оставалось одно: бежать в гостиницу, где жили киношники, и искать Бориса Рудина. У него есть служба безопасности, пусть хоть что-то полезное сделают.

* * *

В гостинице полным ходом шла ночная тусовка. Я прошел через боковой вход из сада в холл мимо равнодушно глянувшего на меня охранника и подумал, что на рудинскую службу безопасности надежда слабая. Они вообще мышей не давят. Спят на ходу. Одной из примет нашего времени стало представление о том, что если уж делать что-то, то за о-очень большие деньги, а просто большие деньги существуют для того, чтобы их получать за просто так, за сонное безделье.

Рудина я нашел в ресторане. Естественно, рядом с ним восседала мадам Мезенцева, одетая во что-то невообразимое, полностью открывавшее ее потрясающую фигуру. Полоса невезения началась, и мне пришлось смириться с тем, что объяснений с Ритой никак не избежать. Разумеется, она сразу же меня узнала, да и немудрено после стольких лет близкого знакомства.

– Что случилось? – тут же с ужасом спросила она. – Что с тобой, Стасов? В кого ты превратился? Почему ты вернулся? Где Лиля?

Вопросов оказалось многовато даже для моей закаленной нервной системы, поэтому я позволил себе быть грубым. Ну если уж не грубым, то по крайней мере дурно воспитанным.

– Лиля на даче у Борзенкова, с ней все в порядке, – быстро ответил я и тут же перевел взгляд на Рудина. – Борис Иосифович, мне нужно поговорить с вами. Наедине и срочно.

Да, Боря Рудин мне не нравился, но одного у него не отнять: он не был курицей, которая, прежде чем что-то сделать, долго и бестолково квохчет и бьет себя крыльями по бокам. Он был деловым и стремительным.

– Посиди здесь, – бросил он Рите, вставая и делая мне знак следовать за собой.

Похоже, Ритулька-то привязана к президенту киноконцерна РУНИКО больше, чем он к ней. От такого пренебрежения она сделалась пунцовой, но позу сохранила, даже не обернулась нам вслед.

Борис Иосифович шагал очень быстро, и мне оставалось только удивляться, откуда в этих коротких ножках такая бешеная скорость. Он был невысок росточком, даже ниже Риты, не говоря уж обо мне с моими без малого двумя метрами, но в отличие от многих малорослых не производил впечатления закомплексованного и злобного. Мне раньше не приходилось с ним общаться, только один раз нас представили друг другу на какой-то презентации в Киноцентре, когда я еще ходил на такие мероприятия в качестве Риткиного мужа. Он мне сразу не понравился, и это светлое чувство я пронес в своей трепетной душе через долгие годы как семейной, так и последующей холостяцкой жизни. Причем я не мог бы сказать определенно, что именно мне так категорически не нравилось в Рудине. Но вот не нравилось, и все тут.

Мы вошли в огромный «президентский» номер, состоящий из трех комнат – гостиной, кабинета и спальни. В гостиной царил, мягко говоря, тот еще бардак: на столиках стояли бутылки и грязные бокалы и рюмки, вазочки с остатками орехов и косточками от давно съеденных фруктов, доверху забитые окурками пепельницы, воздух, несмотря на открытую балконную дверь, был пропитан запахом сигаретного дыма и перегара. По-видимому, гулянка здесь шла долго, а закончилась совсем недавно.

Рудин, не останавливаясь, прошел через гостиную и открыл дверь в следующую комнату. Я послушно последовал за ним в кабинет. Здесь было хорошо, прохладно и чисто, у окна стоял большой письменный стол, у стены расположились мягкие глубокие кресла. Борис двигался так стремительно, что казалось, в кабинете есть еще одна дверь и он собирается пересечь его и идти дальше. Но я ошибся, Рудин подлетел к одному из кресел, резко затормозил и плюхнулся в него, закинув ногу на ногу, отчего брючина задралась, обнажив жемчужно-серый носок и часть смуглой волосатой щиколотки. Ну надо же, а Ритка всегда говорила, что терпеть не может волосатых мужиков!

– Слушаю вас внимательно, – произнес он, доставая сигареты и щелкая зажигалкой. – Должен заметить, вы сильно изменились, Владислав. Я помню вас совсем другим.