Побег из лагеря смерти - читать онлайн книгу. Автор: Блейн Харден cтр.№ 42

Когда по Сеулу расползлись слухи о том, что он родился в трудовом лагере, откуда никто никогда не выходил живым, с ним начали искать встречи многие известные на Юге активисты-правозащитники. Его рассказы проверялись и перепроверялись бывшими зэками, бежавшими на Юг лагерными охранниками, юристами, журналистами и пр. Его знание внутренней механики лагерной жизни, исполосованное шрамами тело и вечно затравленный взгляд убедили специалистов в его искренности… и все признали его первым северокорейцем, сумевшим сбежать из тюрьмы для политзаключенных и добраться до Южной Кореи.

Ан Мён Чхоль, которому довелось быть охранником и водителем в четырех трудовых лагерях, сказал корреспондентам «International Herald Tribune», что у него нет никаких сомнений в том, что Шин действительно жил в «зоне полного контроля». Ан сказал, что еще во время самой первой их встречи он заметил очевидные признаки этого, т. е. неспособность смотреть собеседнику в глаза и скрюченные от непосильного труда руки. {41}

— Поначалу я Шину не поверил, потому что до него из таких лагерей никому еще бежать не удавалось, — сказал мне в 2008 году президент правозащитной организации «Демократия против северокорейского ГУЛАГа» Ким Тхэ Чжин, 10 лет просидевший в Лагере 15 и после освобождения перебежавший на Юг. {42}

Но Ким, равно как и все остальные люди, на собственной шкуре познавшие все прелести лагерной жизни, после встреч с Шином пришел к однозначному выводу, что его история, несмотря на крайнюю экстраординарность, является несомненно достоверной.

Шина заметили и правозащитники за пределами Южной Кореи. Весной 2008 года его пригласили в тур по Японии и США. Он побывал в Университете Калифорнии, Беркли и Колумбийском университете, а также пообщался с сотрудниками Google.

Знакомясь с людьми, понимающими, через что ему пришлось пройти, и начиная обретать среди них друзей, он поверил в себя и попытался заполнить зияющие пробелы в понимании истории своей родины. Он с жадностью поглощал любые новости о состоянии дел в Северной Корее. Он изучил историю Корейского полуострова, узнал о том, какой репутацией пользуется в мире диктаторская династия Кимов, и понял, что его страна давно имеет статус международного изгоя.

— В сравнении с другими перебежчиками он на удивление быстро усваивал информацию и избавлялся от последствий культурного шока, — говорил Ли Ён Ку, руководитель одной рабочих групп Центра сбора информации. Подражая своим друзьям, Шин начал каждое воскресное утро ходить в церковь, но так и не мог разобраться в концепции любящего и всепрощающего бога. Нежелание просить чего бы то ни было или задавать какие-то вопросы было зашито в Шине на уровне инстинкта. В лагере учителя наказывали детей за любой ненужный вопрос. В результате даже в Сеуле, среди друзей, Шин не мог заставить себя попросить у них помощи. Глотая книгу за книгой, он никогда не пользовался словарем, чтобы найти значение непонятного слова. Шин просто выкидывал из своего сознания все, что не мог понять с первого раза, и поэтому поездки в Токио, Нью-Йорк и Калифорнию не возбуждали в нем почти никакого удивления и волнения. Шин осознавал, что все это мешает ему адаптироваться к новой жизни, но одновременно понимал, что не может заставить себя измениться.

Единственными днями рождения, имевшими какое-то значение, в Лагере 14 считались даты рождения Ким Чен Ира и Ким Ир Сена. В Северной Корее эти дни являются национальными праздниками, и даже в трудовом лагере с заведомо пожизненным заключением узникам в эти даты полагался выходной.

Если же говорить о дате рождения Шина, то во времена его детства и юности никто, включая его самого, не обращал на нее никакого внимания.

Но все изменилось, когда ему исполнилось 26. Четверо его друзей устроили празднование в ресторанчике «Т. G. I. Friday's» в центре Сеула.

— Я был очень тронут, — сказал он мне во время нашей самой первой встречи в декабре 2008 года.

Но такие случаи были очень редки, и Шин не чувствовал себя счастливым. Он только что бросил подрабатывать барменом в одной из сеульских пивных. Министерство Объединения уже перестало выплачивать ему ежемесячное 800-долларовое пособие, и он не представлял, как платить три сотни за комнатку в снятой на несколько человек квартире в центре города. Он до последнего гроша выпотрошил свой счет и опасался, что вскоре придется присоединиться к армии бездомных…

У него не было ни друзей, ни любимой девушки. Он воздерживался от общения или сотрудничества с другими северокорейцами. В этом отношении он мало отличался от большинства перебежчиков. Исследования показывают, что они избегают контактов с соотечественниками и очень медленно социализируются в течение первых двух-трех лет жизни в Южной Корее. {43}

Его мемуарная книга провалилась: из 3-тысячного тиража продалось всего 500 экземпляров. Шин сказал, что не заработал на ней ни гроша.

— Здесь люди этим не очень-то интересуются, — сказал директор Центра сбора информации корреспондентам «Christian Science Monitor» после публикации книги его организацией. — Безразличие южнокорейского общества к проблеме прав человека в Северной Корее удручает до невозможности. {44}

Но Шин был отнюдь не первым беглецом, которому южнокорейская общественность оказала подобный прием. Кан Чхоль Хван со всей своей семьей провел 10 лет в Лагере 15. Их признали «исправившимися» и отпустили в 1987 году. Но душераздирающая история его злоключений, написанная в сотрудничестве с журналистом Пьером Риголлё и изданная в 2000 году на французском языке, не привлекала внимания в Южной Корее, пока не была опубликована в английском переводе под названием «Пхеньянские аквариумы» и не оказалась на столе президента Джоржа Буша-младшего. Он пригласил Кана в Белый дом обсудить состояние дел в Северной Корее, а позднее назвал «Пхеньянские аквариумы» «одной из самых сильных книг, прочитанных за период президентского правления». {45}

— Мне совсем не хочется критиковать эту страну, — сказал мне Шин в первый же день нашего знакомства, — но происходящим в Северной Корее реально интересуется тысячная процента южнокорейского населения! Образ их жизни не позволяет им даже задумываться о том, что происходит за границей. Им от этого не горячо и не холодно.

Шин попал в точку: как было отмечено в заявлении Южнокорейской адвокатской коллегии, их сограждане, на словах превозносящие братскую любовь к северянам, на деле погрязли в болоте безразличия. {46}

После выборов южнокорейского президента Ли Мён Бака в 2007 году только 7% избирателей назвали Северную Корею главным поводом для беспокойства. Остальных гораздо больше интересовало повышение зарплаты.