Ведьма Черного озера - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Воронин cтр.№ 56

Он распрямился и еще раз оглядел коляску с распростертым бездыханным телом. Увиденное ему не понравилось, фальшивый поручик поморщился и сказал:

— Нет, это никуда не годится! Что это такое, в самом деле? Теперь про него скажут, что он погиб, геройски отражая нападение лесных разбойников. Нет, это ни к черту не годится!

С этими словами Юсупов окончательно забрался в коляску, дотянулся до руки князя, все еще сжимавшей пистолет, взвел курок и положил свой указательный палец поверх пальца Аполлона Игнатьевича, лежавшего на спусковом крючке. Грянул выстрел, и пуля с быстрым шорохом ушла в кусты, срезав по дороге несколько веток.

— Это другое дело, — промолвил Юсупов, кладя мертвую руку с дымящимся пистолетом на грудь убитого. — Вот теперь всякий скажет, что он застрелился. Умный — вернее, очень умный — решит, что князя замучила совесть, а дурак придет к выводу, что до самоубийства его довела сварливая жена. То, что надо! Заодно и княгиня поутихнет.

Он выбрался из экипажа, взял лошадь под уздцы и отвел ее в сторонку, освобождая себе дорогу. Равнодушная к судьбе своего хозяина скотина немедленно принялась объедать ближайший куст, время от времени раздраженно мотая головой, чтобы отогнать мошкару. Юсупов одним махом взлетел в седло, дал лошади шпоры, и вскоре в лощине не осталось ничего, что напоминало бы о его присутствии. Юсупов торопился: в условленном месте его уже давно дожидался пан Кшиштоф Огинский.

Пан Кшиштоф, как и советовал ему поручик Юсупов, давно уже покинул насиженное место в трактире, где он привлекал слишком много ненужного внимания к своей персоне. Маскарадный костюм лейб-гусара также был предан забвению вместе с белокурым париком, накладными усами и бакенбардами. Ныне пан Огинский щеголял в крепких грубых сапогах, просторных суконных штанах, длинной подпоясанной рубахе, синем полукафтанье и новеньком коричневом картузе — коротко говоря, в наряде небогатого купца или, скорее, приказчика, разъезжающего по градам и весям в надежде протолкнуть какой-нибудь залежалый товарец.

Отросшие черные волосы пана Кшиштофа теперь смешно топорщились во все стороны, превращая его голову в некое подобие молодого, только-только покрывшегося колючками репья; одновременно с усами Огинский начал отпускать бороду, и эта наполовину отросшая, черная как смоль, колючая борода делала его похожим на беглого арестанта. Вдобавок ко всему она немилосердно чесалась, как это бывает обыкновенно с отрастающими бородами, чем ужасно раздражала пана Кшиштофа.

Впрочем, справедливости ради следует заметить, что теперь пана Кшиштофа раздражало буквально все. Пребывание его в Смоленске непозволительно затягивалось. Дело при этом по-прежнему стояло на мертвой точке; между тем Яблочный Спас давно миновал, и вода в реках и озерах с каждым днем становилась все холоднее. Пан Кшиштоф бесился, но ничего не мог поделать: весь мир словно вступил в заговор с единственною целью — свести его, Кшиштофа Огинского, с ума.

Когда-то, давным-давно, пан Кшиштоф от безделья выучился играть в шахматы. Умение это ему так и не пригодилось, но теперь откуда-то из глубин памяти вдруг всплыло шахматное словечко «пат», означавшее ситуацию, когда окруженному со всех сторон врагами королю некуда податься. В данный момент он как будто в безопасности, но шаг в любую сторону неминуемо ставит его под удар. В шахматах такая ситуация означает конец партии; увы, пан Кшиштоф, в отличие от фигурки короля, не мог легко и просто выйти из игры.

Хорошенько поразмыслив, пан Кшиштоф пришел к выводу, что Мюрат загнал его в ловушку, откуда не было выхода. Поручение маршала было заведомо невыполнимым, и его кажущаяся простота на поверку оказалась приманкой, подброшенной в мышеловку. Чтобы удовлетворить каприз короля Неаполя, пану Кшиштофу нужны были люди, лошади, подводы, а главное — свобода рук. Проблема с помощниками и транспортом была разрешима, но княжна Вязмитинова мешала Огинскому невообразимо. Девчонка была энергична, умна и непредсказуема; вместо того чтобы сидеть дома на софе и проливать слезы над светскими романами, она как угорелая скакала верхом, совершенно неожиданно появляясь в разных концах своего обширного поместья.

Некоторую, хотя и весьма призрачную, надежду пану Кшиштофу внушал Юсупов. Этот проходимец стал часто бывать в Вязмитинове — похоже, дело у него шло на лад, и его ухаживания за княжной до сих пор не были отвергнуты. Впрочем, пан Кшиштоф был не настолько глуп, чтобы доверять человеку, который был с ним одного поля ягодой.

Сейчас, дожидаясь Юсупова в условленном месте, Огинский мрачно размышлял о том, что с самого начала пошел неверным путем. Ему не следовало пытаться перехитрить всех и вся; простая задача требовала простого решения. Нужно было навербовать помощников, подготовить транспорт и двигать с ним прямо к Черному озеру, попросту убивая всех, кто встал бы на его пути. Быстрота и натиск, как учил русский генералиссимус Суворов, послужили бы залогом успеха. Всех убить, отправить к чертям собачьим в пекло — вот что нужно было сделать! В конце концов, княжна не заговоренная, чтобы от нее пули отскакивали...

Подослать к княжне убийц заранее? Ах, было это уже, было! И что? Лакассань, этот холодный маньяк с сердцем из камня, для которого убийство было призванием, и тот не справился, лег в землю, в холодную сырую яму вместе с каким-то валявшимся поблизости сбродом, и закопали его, как околевшего пса, чтобы не смердел... Вот и рассуждай после этого: дескать, княжна не заговоренная...

Пан Кшиштоф сидел на стволе поваленной давним ураганом сосны, безо всякого удовольствия затягиваясь трубкой, которая была набита дешевым черным табаком. Табак этот был горек, как хина, и так громко трещал при каждой затяжке, как будто его пропитали селитрой. Единственным его достоинством была дешевизна; кроме того, он недурно отгонял комаров, которые принимали валившие из трубки пана Кшиштофа вонючие клубы за дым лесного пожара.

Под рукой у пана Кшиштофа лежал заряженный пистолет, и еще один, запасной, был спрятан под полой полукафтанья. Дело, хоть и стояло на месте, становилось все более запутанным. Вокруг проклятого озера завязался такой узел, что пан Кшиштоф уже не чаял развязать его без кровопролития. Те же ощущения, по всей видимости, должен был испытывать и Юсупов, так что пан Кшиштоф теперь не расставался с оружием ни днем, ни ночью.

Основательно подгнившее бревно с осыпавшейся корой, на котором разместился пан Кшиштоф, лежало на склоне, полого спускавшемся к берегу озера. Склон порос вековым сосновым бором, и в просветах между медно-рыжими стволами Огинский мог видеть спокойное зеркало воды, в коем отражались облака и неровная стена прибрежных деревьев. Порывами налетавший с озера ветерок шумел в кронах деревьев, во мху сновали муравьи, в зарослях папоротника непрестанно шевелилась какая-то мелкая живность. От разогретых стволов пахло скипидаром, над головой перепархивали с дерева на дерево невзрачные лесные пичуги. Воздух был теплым, но в нем уже угадывалось первое дыхание осенней прохлады. Прямо перед паном Кшиштофом уже в течение добрых десяти минут порхала лимонно-желтая бабочка, и Огинский с некоторым усилием перебарывал в себе желание сбить эту беззаботную тварь выстрелом из пистолета. Каким бы глупым ни казалось это желание, пан Кшиштоф выстрелил бы обязательно, если бы не опасался выдать свое присутствие.