Глубокой ночью мы расстались уже настоящими друзьями, и я, ложась спать, подумал, что вот мы и преодолели самый критический этап в создании единой команды. Несмотря ни на что, процесс прошел безболезненно. А, как известно, это и не бывает просто. Все так говорят. Просто никогда не бывает. Какая неприятная точка зрения! Почему, скажите на милость, это непременно должно быть непросто?
Сижу, листаю книжку «Кон-Тики». Пытаюсь собраться с мыслями. Стараюсь представить себе общую картину, что еще надо организовать и какие следующие шаги предпринять. У меня есть теория, участники будущей экспедиции и солидная сумма денег. Теперь пора обдумать все конкретно.
Набираю телефон Министерства иностранных дел и, объяснив, кто я такой и по какому делу звоню, спрашиваю, не могли бы они мне помочь подыскать необитаемый остров, куда мы могли бы поехать. Дама на коммутаторе вежливо и равнодушно выслушивает мое затянувшееся объяснение, а затем хладнокровно переводит мой звонок на отдел. «Образ Норвегии в окружающем мире». Великолепный отдел! Сначала я вынужденно прослушиваю электронную версию какого-то симфонического произведения, наконец трубку берет женщина и говорит мне, что они ничем не могут мне помочь. Она объясняет, что я сел между двух стульев, не уточняя притом, какие стулья имеются в виду. Она дает мне понять, что обыкновенно руководители экспедиций сами выбирают пункт, куда хотят отправиться. Иными словами, и здесь я нарвался на саркастический ответ. Наше налаженное, как машина, общество насквозь пропитано сарказмом. Я догадываюсь, что тут, если хочешь, чтобы тебя принимали всерьез, следует прибегнуть к определенным методам маркетинга. Хейердал так и поступил. Например, он сфотографировался в Клубе путешественников в Нью-Йорке в компании Германа Ватсингера, Петера Фрейхена и вождя клана Фергюса, хотя кто это такой, поди разберись. Они стоят вокруг большого глобуса и держат в руках карту, на которой Хейердал что-то показывает, над ними торчит голова бегемота с разинутой пастью, за спиной высовываются поставленные стоймя бивни. На другой стене можно различить фотографии человекообразной обезьяны, негра с волосами торчком, негра, стоящего по стойке смирно рядом с носорогом, а кроме того, несколько (только что открытых?) диких ландшафтов.
Такая фотография внушает доверие. Хейердал и Ватсингер причесаны гладко, волосок к волоску, и одеты в строгие костюмы, оба при галстуках, из нагрудного кармашка уголком торчит платочек. Фрейхен тоже в костюме, но не такой приглаженный, как это, вероятно, и ожидается от путешественника по Гренландии, а вождь клана Фергюс и вовсе предстает в кильте и гольфах; не знаю, может быть, в те времена это не выглядело так необычно. Тут сразу видно, что это путешественники и ученые. В путешествиях им не до разных там глупостей и фокусов. Все честно и без подвоха. Будь у меня такая фотография, все проблемы с имиджем экспедиции были бы решены раз и навсегда.
Я принимаю решение, первое из многих (пора привыкать к тому, что решения зависят от меня). Я намерен отправиться с Мартином в Клуб путешественников и сделать такую же фотографию. Занятно, однако, как, оказывается, принимаются решения! Только что ты не знал, что делать, и вдруг, в следующую секунду, знаешь! Что-то такое происходит с тобой в одну секунду. Ты прокручиваешь в голове бесчисленные варианты и вдруг думаешь: на то-то и то-то я не буду обращать внимания, приоритетным для меня является то-то и то-то, и поэтому я принимаю такое-то и такое-то решение. Потрясающий процесс! Мозг все расставил по полочкам. Отсеивает негодные варианты, пока не остается один-единственный. Сигналы забегали туда-сюда — и готово! Очень тонкий инструмент.
Надо, конечно, оставить тот же глобус, а мы с Мартином будем стоять и показывать что-то на карте или обменяемся старомодным рукопожатием. А если еще нам повезет откопать какого-нибудь вождя клана Фергюса и щелкнуться вместе с ним, это тоже не помешает.
Я изучаю возможности, как попасть в Нью-Йорк иначе, чем самолетом. Выбор оказался скудным. Самый экстремальный вариант — пересечь из конца в конец Россию, через Берингов пролив переправиться на Аляску, а оттуда отправиться к югу в США. На это у нас уйдет месяц или два, и я чувствую, что мне как-то не хочется предлагать Мартину такой путь. Другой способ добраться морским хич-хайкером. По крайней мере, что-то такое я слышал. Идешь на пристань и договариваешься с капитанами, может быть, кто-то согласится тебя взять. Пересечь Атлантику можно за несколько дней. Быстро и надежно.
Мартин так не считает. Он говорит, что надо лететь. Это единственно разумный способ. Я возражаю: плыть на корабле спокойнее. Можно читать, вести беседы, кормить чаек, до отвала надышаться свежим морским воздухом. Но Мартин видит меня насквозь и сразу спрашивает, уж не боюсь ли я летать. Я признаюсь, что да, мол, есть чуток. Мартин говорит, что я страдаю иррациональной фобией (боязнью определенных ситуаций, явлений природы, предметов или животных), и мы должны разобраться, в чем тут закавыка. Он интересуется у меня, страдаю ли я просто навязчивым страхом или это настоящее психическое нарушение. Последнее, как я понял, хуже. Он говорит, что я не должен от этого отмахиваться. Между прочим, от десяти до двадцати пяти процентов населения в тот или иной момент жизни страдают от приобретенной фобии.
Мартин уверяет, что летать на самолете совершенно безопасно. В гражданской авиации частота аварий приближается к нулю, на сто тысяч летных часов приходится всего одна авария с фатальным исходом. По словам Мартина, картина тут ясная. Он говорит, что лететь самолетом — самое безопасное, что только можно выбрать, включая сидение на диване, приготовление вафель и — уж не знаю, откуда он взял такие сведения, — спортивную ходьбу.
Мартин тащит меня в библиотеку и находит в энциклопедии статью «фобия». Там я прочел среди прочего, что «фобии, по мнению психоаналитиков, представляют собой невротическую реакцию на запретные мысли и импульсы, причем объект, вызывающий фобию, выступает в качестве символа запретного содержания».
Ну, вот это уж вообще какой-то бред! С чего бы вдруг у меня появились какие-то запретные мысли или импульсы. Со мной никогда ничего подобного не было! Чтобы у меня и вдруг появился страх перед самолетами из-за того, будто бы какие-то мои мысли (или импульсы) противятся чему-то запретному, что символизирует собой самолет! Еще чего не хватало! Даже подумать смешно. Просто я нервно отношусь к самолетам по той причине, что самолеты иногда падают и все, кто был в самолете, погибают. Между прочим, как раз недавно такое случилось. Самолет врезался прямо в море. Ба-бах!
И я же не один такой. Вспомним Денниса Бергкампа, нидерландского футболиста, он сейчас выступает за «Арсенал». Он тоже никогда не летает самолетами и пропускает матчи вне Лондона, если туда нельзя добраться на автомобиле. Но Бергкамп — это Бергкамп. Я же руководитель экспедиции. Тут все иначе. Меня очень возмутило, что большая и серьезная энциклопедия высказывает такие инсинуации по поводу моих мыслей и импульсов. И в результате я почувствовал, что мне все нипочем и море по колено, откуда-то вдруг явился такой кураж, что я решил плюнуть на всякие там фобии. Я подумал: раз так, ну и ладно! И мы с Мартином отправились в ближайшее бюро «САС» и купили билеты. На все про все хватило каких-то пятнадцати минут.