Будни ГКБ. Разрез по Пфанненштилю - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Арапова, Ольга Разумная cтр.№ 27

— Как я мог?! — услышав в вопросе учителя легкий оттенок осуждения, возмутился Нейман. — Это же наш огрех, от которого страдают ни в чем не повинные люди. Вместо того чтобы закрывать на него глаза, мы должны были найти причину. Разве вы со мной не согласны, Анатолий Григорьевич?

— О чем речь, Боренька, конечно, согласен! — с энтузиазмом закивал Лысачев, а про себя подумал: «Такие люди, как Борис Нейман, в наше время — большая редкость, штучный товар, они до глубокой старости сохраняют живость ума, верность идеалам и лихой мальчишеский задор. Таких не портят ни деньги, ни власть, ни положение в обществе. И я искренне горд и счастлив, что могу называть себя не только его учителем, но и другом».

А Нейман продолжал:

— Посидел я пару бессонных ночей, поломал голову и решил пойти с этим вопросом к главврачу, но только разговора у нас не получилось! Послал он меня, Анатолий Григорьевич, вежливо так, интеллигентно послал. «Быть такого не может, — говорит, — в моей больнице все под контролем. А на вашем месте, Борис Францевич, я получше пригляделся бы к своим хирургам да пропесочил бы их лишний раз на конференции, глядишь, и вопрос с послеоперационными осложнениями отпадет сам собой».

— Да уж, в чем-чем, а в интеллигентности многоуважаемому Олегу Дмитриевичу не откажешь, — саркастически хмыкнул Лысачев. — Ну а я-то чем могу помочь тебе, Боренька?

— Как чем? Найти причину послеоперационных осложнений! Или, — Нейман вдруг насторожился, — может, вы мне тоже не верите и считаете, что все это глупость, бред и плод моего воображения?

— Верить-то я тебе верю, — задумчиво протянул Анатолий Григорьевич, — да вот только хирургия — она ведь сродни шаманству. Хороший хирург не тот, который шьет как швейная машинка. А то знаешь, бывают врачи — практикуются без устали, на подушках дома тренируются, швы накладывают, узлы вяжут, штудируют литературу специальную… Доходят до операции и делают все идеально, не придерешься. А у больного то рана загноилась, то свищ образовался, а бывает и хуже — появляются такие осложнения, которых сейчас просто и быть-то не может. Вот в моей больнице случай был, после обыкновенного удаления аппендикса пациент заработал воспаление вен печени. Это воспаление описано в учебнике французского хирурга Мондора в двадцать восьмом году, когда об антибиотиках еще и слыхом не слыхали. А тут такое тяжелейшее осложнение хирург получил в эру антибиотиков на тщательно сделанной операции. Как это, по-твоему, называется — закон подлости, обычное невезение или происки нечистой силы? А вот тебе еще один случай. В молодости работал я в четвертой горбольнице, и был там у нас хирург один, Иван Ивановичем звали. Все свободное время он не вылезал из гаража, возился со своим старым «москвичонком», и руки у него были постоянно черные. Так он их перед операцией не особенно начищал, намылит да слегка ополоснет — и все готово. А потом голыми руками лезет в живот. Такой вот был человек. Но у него, представь себе, никаких нагноений и осложнений в жизни не было, его пациенты всегда первыми с кроватей вставали. Видать, рука была легкая…

— Все вы верно говорите, Анатолий Григорьевич, но только не наш это случай. Я за своих ребят ручаюсь, и руки у них легкие, и головы светлые. Нет, тут другую причину искать надо, более материальную…

— Ладно, считай, убедил. — Лысачев снял очки и задумчиво потер переносицу. — А может, дело в антибиотиках? В последнее время меняли препарат?

— Препарат действительно меняли, — с готовностью подтвердил Нейман, — это я проверил в первую очередь, но антибиотик старого поколения заменили на новый, более современный. Так что ситуация по идее должна была только улучшиться.

— А поставщик проверенный? Может, вам попросту лекарства фальшивые подсунули?

— Исключено. Я не поленился, сходил в отдел закупок, мы с этой компанией почти пять лет работаем, и никогда никаких нареканий не было.

— Ага, значит, с этой стороны все чисто… — Лысачев продолжал задумчиво крутить в руках очки в тонкой золотой оправе. — А стерилизаторы? — неожиданно предположил он. — Вполне возможно, из строя вышли стерилизаторы…

— Вряд ли, — безрадостно ответил Борис, — как раз два месяца назад все стерилизационное отделение оснастили новыми автоклавами, немецкими, самыми продвинутыми.

— Два месяца назад, говоришь, — оживился Лысачев, — какое любопытное совпадение… Слушай, а кто поставлял новые автоклавы?

— Понятия не имею, — пожал плечами Нейман, — этими делами у нас Дергач занимается, это его вотчина.

— Кто бы сомневался, — тихо, почти себе под нос пробурчал Анатолий Григорьевич, — где деньги, там и наш многоуважаемый Олег Дмитриевич, он еще со студенческих лет умел устроиться на хлебное место, лучше всех на курсе комсомольские взносы собирал. Эх, была бы моя воля — устроил бы я у вас грандиозную проверку, взял бы смывы с рук, с операционных инструментов…

— Вот и я о том же думаю, — честно признался Нейман. — Вчера уже набрал было номер старой знакомой из районной санэпидстанции, да в последний момент струсил, решил сначала с вами поговорить. Ведь если Дергач пронюхает, что это я на больницу проверку навел, он мне жизни не даст, уволит в тот же день. А вы ведь знаете, что значит для меня работа, особенно теперь…

— Знаю, Боренька, знаю, — профессор встал и дружески положил руку на плечо Бориса, — поэтому мы не будем торопиться с проверкой, а сначала все как следует выясним.

— Значит, я могу на вас рассчитывать, Анатолий Григорьевич?

— Ничего пока не обещаю, но помочь попробую, тем более что у меня уже появилась одна идейка. Но сначала я должен кое с кем поговорить. Ты сейчас куда, домой?

— Нет, хотел еще к Томочке заскочить. Я уже недели три с женой не виделся, то у нее процедуры, то тихий час, то просто нет настроения со мной разговаривать. Так что пойду, попытаю счастья, вдруг повезет.

— К Томочке… — Лысачев как-то странно замялся и, отведя в сторону глаза, проговорил: — Знаешь, Борь, давай лучше в следующий раз. Мы сегодня с тобой и так слишком долго проболтали.

— Да ничего страшного, — Борис поднялся с кресла и направился к выходу, — мне торопиться некуда, дома-то никто не ждет.

— Тебе, может, и некуда, — Анатолий Григорьевич решительно преградил ему дорогу, — а у нас тут строгий распорядок дня. Вот сейчас, — он поднес к глазам свой золотой «Ролекс», — у Тамары начинается занятие с психотерапевтом, и продлится оно не меньше полутора часов. Ты готов все это время сидеть под дверью кабинета?

— Почему бы и нет, — пожал плечами Нейман, — что-что, а кресла у вас очень удобные.

— И потом видеть расстроенное, подавленное лицо Томочки, ее слезы, ее пустой, отсутствующий взгляд? — использовал запретный прием профессор. — Или ты забыл, как тяжело ей даются эти занятия?

— Ничего я не забыл, — угрюмо мотнул головой Нейман, — все помню.

— Раз так, послушайся моего совета — поезжай домой и выспись хорошенько, а то на тебя скоро будет страшно смотреть. — И словно боясь, что Борис передумает, профессор цепко ухватил его под руку.