Измененный - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Маршалл Смит cтр.№ 31

— Может быть.

— Это значит «да». Хочешь услышать женский совет по данному вопросу? Ты ведь надеешься его услышать?

— Нет. Я как-то вообще не думал, что у тебя найдется женский совет.

— Я, друг мой, не выставляю все, что у меня есть, напоказ. Самое ценное хранится в ящике для особенных клиентов. И ты получил право заглянуть туда за один только этот разговор.

— Ладно. — Я забеспокоился, не зная, что она скажет дальше, и не понимая, как дошел до того, чтобы выслушивать мнение Каррен Уайт по какому-либо вопросу.

— Если она действительно здорово разозлилась, то непременно захочет вернуться домой, хлопнуть дверью, устроить тебе разнос на повышенных тонах. Не стоит даже пытаться обойти этот момент, просто привяжи себя к рельсам и жди, пока бешеный поезд не промчится над тобой. Тем временем как следует подготовься: будешь говорить «прости» примерно в десять раз чаще, чем, как тебе кажется, ты в состоянии выговорить.

— А что еще?

— Что еще, я не знаю. Я понимаю, вам, наверное, кажется, что все мы, бабы, одинаковые, но на самом деле все мы немного отличаемся друг от друга. И тут уж ты сам должен знать, что еще Стефани захочет услышать от тебя.

— Нет, — коротко проговорил я. — Я не об этом. Я хотел сказать… что, если она не вернется?

Мне было странно разговаривать с Каррен в таком тоне, но не настолько странно, как я предполагал. Может быть, из-за фотографий, которые я видел, пусть по-уродски, однако явственно заявляющих, что у нас имеется что-то общее. Но часть моего разума сознавала, что если Стеф прямо сейчас вернется и застанет меня беседующим по телефону с Каррен, то тут же развернется и снова уйдет. Этот разговор надо заканчивать, пусть Каррен и хочет мне помочь.

— Если она не появится после полуночи, звони копам, — посоветовала она. — Можешь даже рассказать им о случившемся заранее, поделиться переживаниями, когда они приедут.

— Что значит «приедут»?

— Ой, извини, разве я не объяснила? Они уже едут к тебе домой. Прямо сейчас.

— Ты очень мне помогла, Каррен. Спасибо. Придется мне поговорить с копами, чтобы все прояснилось.

— Нет проблем. Я…

Она сказала бы что-то еще, но я отключился. Зашел обратно в дом. Налил в высокий стакан воды из холодильника, выпил медленными, размеренными глотками. Поставил стакан в посудомоечную машину. Развернулся и окинул взглядом комнату. Все было в полном порядке.

Но в следующий миг я сделал нечто странное. Сам не знаю зачем. Возможно, долгое ожидание в пустом доме излишне обострило все чувства. Я знал, что не совершил ничего дурного. И мысль о том, что придется объяснять это снова, вызвала во мне спазм и желание двигаться, стоило представить, как я сижу в доме, дожидаясь полицейских, — кому бы понравилось такое развлечение? С другой стороны, та часть моего сознания, которая помещалась не в голове, а в кишках, заявила: «Нет, не собираюсь я сидеть и ждать».

Я вошел в гостиную и взял блокнот. Написал записку:

Стеф!

Умоляю, позвони мне! Я искренне извиняюсь. Мне очень нужно с тобой поговорить как можно скорее. Люблю тебя. Целую.

Билл.

Я положил листок на стол рядом с телефоном. А потом вышел из дома.

— Ты, верно, думал, что это очень умный ход.

Уорнер вздрогнул, услышав голос Хантера. Он ведь прислушивался к каждому звуку, но этот гад снова возник внезапно, незамеченным. Это вселяло тревогу. Больше всего ему хотелось верить, что органы чувств работают правильно, что он еще в состоянии определить, где реальность, а где наваждение.

Он поднял голову и увидел Хантера, прислонившегося к дальней стене и наблюдавшего за ним. Тот стоял неподвижно. Казалось невероятным, что тот только что явился сюда из какого-то другого места. Должно быть, он все время был здесь.

— Это ты?

Хантер просто стоял у стены с окаменевшим, словно у тотема, лицом. Вид у него был не слишком жизнерадостный.

Уорнер устало перевел взгляд с Хантера на куски брезента, которые служили ему единственными окнами на протяжении семидесяти двух часов. Сначала он ненавидел их за то, что те закрывают вид, однако затем понял, что этот же брезент позволяет ему видеть то, что хочется. Свет, который пропускают сквозь себя полотнища, снова начал меркнуть. Сумерки творят на небе Флориды настоящие чудеса: закат расцветает нежными красками, пока с океана надвигается тьма. Пусть краски иногда слишком яркие, но что с того? Жизнь яркая штука. Жизнь большая.

Живи, твори, побеждай.

В молодости Дэвид много путешествовал, проехал по всему Западному побережью, там и сколотил состояние. Но, продав компанию, отправился прямиком в Сарасоту, даже не рассматривая другие варианты. Он твердо знал, что весь остальной мир являет собой лишь жалкую карикатуру на Солнечный штат. Ловушку для туристов. Праздничный край. Приемную Господа Бога. Уорнер был убежден, что, когда сидишь в правильном баре с холодным пивом и толстой кубинской сигарой, в хорошей компании, в мире нет места более похожего на рай. Он любил даже буфет Джимми — да ради бога, почему бы его не любить? — и в данный момент мог бы буквально убить за чизбургер оттуда.

Уорнер понимал, что должен что-то возразить на слова Хантера. У него всю жизнь были наготове ответы на любые вопросы. Но сейчас Дэвид понимал, что запас иссяк. Держать голову прямо было больно, но он знал, что, если уронит ее, тоже будет больно, к тому же он тогда будет выглядеть слабаком. А он не слабак. И всегда был в числе сильных, настоящих игроков, тех, кто сам творит свою судьбу, одним из тех, кто скрывается за занавесом. Да он сам владеет паршивым занавесом! Он сделал его сам. И нужно гораздо больше, чем привязать его к креслу и морить голодом и жаждой, чтобы лишить характера — пусть из-за этого жизнь стала гораздо труднее и даже из-за этого ему ночью являются люди.

Уорнер не знал, сколько было времени, когда он проснулся. Было уже очень темно. Последние пару дней он пытался определять время, прислушиваясь к звуку далекого движения. Машины не ездили, из чего Дэвид заключил, что наступили самые глухие ночные часы. В горле будто кто-то медленно и старательно проделал глубокие надрезы соленым ножом. Рана в ноге изредка подавала пронзительные сигналы, но все остальное время зловеще молчала. Его разум покрывала сетка сухих трещин, и когда время от времени он приходил в сознание, то всерьез пытался применить на практике ту чушь, что культивируют в Эру Водолея и о которой пару недель назад рассказывала ему Линн, лежа на супружеской постели.

Уорнер представлял, как его поливает дождем. Он представил себе, как целая туча собралась под сводом черепа, распухла, налилась сине-багровой чернотой, а затем разразилась молнией. Он представлял, как вода оросила его мысли, растекшись по пересохшим руслам, сначала ручейками, а потом быстрыми, бурлящими потоками.

Все это только усилило жажду. И еще спровоцировало приступ ненависти к Линн — короткий, яркий и полный едва ли не сексуального напряжения. И не потому, что Дэвид подозревал ее в причастности к похищению — он уже решил, что Хантеру вряд ли потребовалась бы подобная помощь, — а просто потому, что знал: прямо сейчас она лежит в постели, сытая, и сладко спит, не заботясь ни о чем на свете. Иногда они не встречались неделями, поэтому Линн даже не догадается о его исчезновении. А будет ли она вообще переживать? Конечно, до недавнего времени он ответил бы: да. Но сейчас уже не был настолько уверен. Они весело проводили время, она изначально искала человека его достатка для подобных тайных встреч. Но был ли он тем мужчиной, с кем Линн не в силах расстаться? Вдруг его исчезновение на самом деле будет для нее большим облечением?