Я остановил машину и вышел, готовый приняться за дело. Когда я запирал машину, дверь дома открылась, я обернулся и увидел, как Стеф стремительно шагает по дорожке.
— Что с тобой? — спросил я.
И получил в ответ увесистую оплеуху.
Глава 10
Не знаю, била ли вас когда-нибудь по лицу жена, но удовольствие ниже среднего. Прежде всего это больно, особенно когда бьет женщина, играющая в теннис по канонам старой школы, яростно сжимая ракетку в одной руке.
— Ты козел! — сказала она. Она не кричала. Крик задохнулся где-то по пути, застряв глубоко в горле.
— Стеф, — пробормотал я. — Какого черта?
— Иди в дом. Сейчас же.
Она развернулась на каблуках и решительно двинулась в обратном направлении. Я быстро пошел следом, окинув взглядом дорожку, чтобы выяснить, нет ли поблизости кого-нибудь из соседей. Я никого не увидел, хотя это не значило, что никто из обитателей трех домов, из которых виден наш двор, не стоял в тот момент у окна, превратившегося вдруг в телевизор, по которому транслируют захватывающее новое шоу. Несмотря на потрясение и растерянность, я все-таки нашел секунду на тревожный вопрос, видел ли кто из посторонних эту сцену. Но дело было не только в этом. Я понял, что меня волнует также и другой вопрос: не подсматривает ли кто за нами?
— Иди за мной.
Стеф развернулась ко мне, пока я закрывал входную дверь. За это время я уже успел прийти к выводу, что она, по-видимому, тоже получила от меня анекдот — я никак не мог вспомнить, был ли ее адрес в том списке, — хотя реагирует слишком уж бурно. Стеф не святоша, не помешана на политкорректности, но никакое другое объяснение не лезло в голову. Однако выражение ее лица сводило на нет достоверность моей теории, точнее надежды. Стеф была в ярости, но в глазах читалось и что-то еще. Взгляд был недостаточно жесткий для одного лишь гнева. В нем угадывалась и мягкость, вызванная обидой.
— Милая, — начал я, включив тот голос, каким разговаривал с клиентами, когда сделка накрылась и необходимо привести мир в порядок. — Объясни мне, что происходит?
— Самое печальное, — ответила она, и в ее голосе до сих пор угадывался тот сдержанный рык, который тревожил меня сильнее любого крика, — что я даже испытываю некоторое облегчение. Совершенно нелепо. Я подумывала, что между вами двумя действительно может что-то быть. То есть я не догадывалась, но подобная возможность приходила мне в голову.
— Между кем и кем?
— Слушай, заткнись! Неужели не ясно, что игры кончились? Не оскорбляй меня!
— Стеф, — произнес я, встревоженный тем, как тяжело бьется сердце, — я вообще не представляю, о чем ты говоришь. Честное слово.
Она начала говорить что-то, и вот это уже был настоящий крик, но слова застревали в горле и наталкивались друг на друга. В итоге жена замотала головой и пошла, направляясь в комнату. Я пошел за ней.
Комната, семейная гостиная, если у вас есть семья, совмещена с кухней, она продолжает пространство, предназначенное для приготовления, поглощения пищи и выходит окнами на бассейн. Войдя, я увидел, что оба наших ноутбука стоят открытые на угловом диване.
Я замер на месте.
— Что ты делаешь с моим компьютером?
— То, что ты обещал сделать еще две недели назад, — отрезала Стеф. — И обещал снова пару дней назад. Копирую фотографии со дня рождения Хелен. Помнишь?
Я попытался возразить, но понял, что бессмысленно отрицать или напускать на себя оскорбленный вид. Я действительно обещал это сделать, к тому же у нас давным-давно заведено пользоваться компьютерами друг друга, когда это требуется. Почему бы нет? Нам нечего скрывать друг от друга. Однако это все равно походило на вторжение, особенно сегодня.
Я наблюдал, как Стеф устремляется к моему ноутбуку и шлепает по клавише. Темный экран заморгал, пробуждаясь к жизни. Стеф пыталась что-то сказать, но слова снова застряли в горле. Тогда она просто махнула на экран рукой.
Я перегнулся через спинку дивана и посмотрел. Сначала я не понял, что вижу. Какая-то фотография, но весьма странного вида: перекошенная, с каким-то разноцветным продолговатым предметом на почти черном фоне, а внизу несколько оранжевых цифр.
Потом до меня дошло и я понял, что смотрю на фотографию, сделанную ночью через окно. Пестрый участок представлял интерьер чьего-то дома. Небольшой, размытый серо-голубой прямоугольник, вероятно, был экраном телевизора. Фрагмент кроваво-красного дивана — он опроверг мою первую робкую догадку, что кто-то фотографировал через наше окно нашу гостиную. У нас диван бледно-голубой.
Следующее, что бросалось в глаза, — фигура, стоящая справа от окна. Тоже размытая, но теплого телесного цвета, за исключением черного лифчика. Распущенные волосы, спадающие почти до черной горизонтальной черты на спине, были темно-каштанового оттенка.
— И что это за ерунда?
— Билл, не надо. Избавь меня от этого.
Я протянул руку и нажал на клавишу. На экране возникла следующая картинка, такая же, но более резкая. Края предметов по-прежнему немного расплывались, заставляя предположить, что фотограф стоял ярдах в двадцати-тридцати от окна и пользовался каким-то телеобъективом. Но, в общем, фотография была достаточно четкая, чтобы понять: женщина уже сняла лифчик, и это Каррен Уайт.
Фотографий было двенадцать. На всех, кроме четырех, личность женщины определялась без труда. На остальных она была запечатлена со спины или под неудачным углом, до того, как разделась, и после того, как накинула махровый халат. Вся серия, от начала до конца, была сделана с какой-то одной точки под окном Каррен. Я знал этот дом, рядом с заливом на северной оконечности Сарасоты, поскольку сам продавал там квартиру несколько лет назад.
— Я понятия не имею, как это оказалось у меня в компьютере, — заявил я.
— Ага, именно. Ради бога! Насколько же ты свихнулся, что пошел на такое? Не говоря уже о вранье!
— Вранье? — переспросил я с недоумением.
— Боже мой! Неужели ты не понимаешь, что просто рехнулся?
Она ткнула пальцем в экран, на котором осталась последняя фотография из серии, самая безобидная, где Каррен уже выходила из комнаты. Я понял, что Стеф показывает на цифры в углу.
14:09:2011
Ну, разумеется, дата! Четырнадцатое сентября. Вчера. Значит, ложь состоит в том…
— «Стеф, я должен встретиться с клиентом», — прорычала Стефани, увидев, что до меня дошло. — «Стеф, все так здорово, я получу комиссионные. Нет-нет, детка, Каррен там не будет». И ее действительно там не было, иначе как бы ты увидел ее через свои паршивые линзы?
— Стеф, — я заговорил ей в тон, но ничего не мог с собой поделать; я начинал злиться, явно чувствуя себя оскорбленным. — У меня нет телеобъектива. У меня «мыльница» за триста долларов. И тебе это известно. Ты сама ее покупала.