Дороги и причалы
Потомкам понастрой,
Жизнь положи на это —
И ляг в земле чужой.
[5]
— «Бремя белого человека», — сказал я.
— Превосходные стихи. Дед любил.
— Что любил — Редьярда Киплинга или империализм в целом?
— Киплинга. — На его лице мелькнула едва заметная улыбка. — Но когда прадед явился сюда с женой и четырьмя детьми, можете мне поверить, местных обитателей еще только предстояло сделать цивилизованными.
Я шел по дорожке, а он смотрел на меня с крыльца. Но когда я оглянулся, выяснилось, что смотрит он не на меня, а на соседний дом. Мне показалось, что в одном из верхних окон дрогнула занавеска, но по небу бежали облака, и я вполне мог обмануться.
Я вернулся в машину, переваривая полученную информацию, и сведения о Кори Робертсоне в том числе. Конечно, он был исполнен высокомерия (следствие богатства и семейной репутации), но не лишен благовоспитанной вежливости, и трудно было представить, что он способен нагнать на кого-то страху. Если не брать в расчет, пожалуй, тех мгновений, когда он говорил об ожидаемом отъезде постоялицы и декламировал строки, которые (оставим в стороне благородные намерения автора и тот факт, что любовь к отечеству отнюдь не равна расизму) могли послужить оправданием тому, кто считал себя «цивилизованным» в противовес остальным.
Еще я задавался вопросом: отдает ли Кори себе отчет, что эти строки можно обратить и к его матери? Она ведь ушла из жизни в одиночестве, зажатая железными клещами в овраге под дорогой, проложенной в этих горах людьми вроде его деда и прадеда.
«…И ляг в землей чужой».
Что-то подсказывало мне, что отдает.
Глава 15
По дороге в мотель я пытался дозвониться до Эллен Робертсон, но она не отвечала. В мотеле я за пару минут собрал вещи. Если я поеду прямиком в Якиму, возможно, доберусь до «Пеликана» к вечернему наплыву, но придется поторопиться, а мне казалось неправильным хотя бы не попытаться увидеть Кэрол, раз уж я здесь. Но в этом случае я доберусь до Марион-Бич поздновато, и нужно предупредить Теда.
Логично сначала было позвонить бывшей жене. Эта перспектива сразу же вывела меня из равновесия. В последний раз мы говорили пять месяцев назад. Короткий, вежливый обмен новостями, которых у нас обоих накопилось немного. Беседы с людьми, которых ты когда-то любил, искажают восприятие реальности. Пропасть между настоящим и прошлым слишком глубока, и не замечать этого нелепо, и нет никого более чужого, чем человек, который когда-то был родным. И тем не менее я набрал сотовый Кэрол, отрепетировав легкомысленный тон, как будто я самого себя приглашаю на кофе.
— Эй, это я, — сказал я, когда она сняла трубку.
Получилось совсем не так, как я проигрывал у себя в голове.
Последовала пауза.
— Джон говорит, — пояснил я.
— Ой, привет, — ответила она с напускной теплотой, словно это ее, а не Эллен я от имени менеджера из книжной лавки извещал о доставке книги.
Именно из-за этого тона, в котором слышалась расчетливая уравновешенность, я и не набирал номер Кэрол чаще.
— И тебе привет. Как дела?
У нее все было в порядке. И у Тайлера тоже. С братом Кэрол, к сожалению, случилось небольшое несчастье — он поскользнулся на сыром полу в супермаркете и повредил щиколотку. Подробный рассказ о колебаниях Грега — то он собирался подавать в суд на супермаркет, то не собирался — занял куда больше времени, чем разговор о ней и о нашем сыне. Не выдержав, я закурил и вышел с телефоном на улицу. Есть ли что-нибудь скучнее, чем жизнь родственников бывшего супруга? Это как если бы вам с гордостью демонстрировали новенький видеомагнитофон и ждали восторженных отзывов.
— Дело в том, — сказал я, когда тема была исчерпана, — что я тут неподалеку. И я подумал, может…
— Ты здесь?
— Почти. В Блэк-Ридже.
Последовала пауза.
— А что ты там делаешь?
— Прошло время. Я хотел посмотреть дом.
— Ты заходил в дом?
— Да. Там сейчас никто не живет.
— А зачем ты туда поехал?
— Потому что давно пора.
Я начал нервничать и раздражаться, голос сделался отрывистым.
— Я собираюсь назад, на юг, но поскольку я здесь, то подумал, что хорошо бы увидеть вас.
— Я сейчас по пути на работу.
— Тогда вечером. Я могу улететь из Си-Таки
[6]
и…
— Сегодня вечером я не могу.
— Кэрол, у меня есть право видеть сына.
— Неужели? По прошествии трех лет?
— По прошествии трех, десяти или двадцати лет. Какая разница? Ты что-то от меня скрываешь?
— Мы с тобой, Джон, разведены. Я ничего не должна тебе говорить. Я не обязана тебя видеть и не хочу тебя видеть. Возвращайся в Орегон.
Несколько секунд я не знал, что ответить.
— Пошла ты в жопу, Кэрол, — выдавил я наконец.
Думаю, она уже повесила трубку.
Минуту-другую я стоял, с такой силой сжимая телефон, что у меня заболела рука. Разговоры между супружескими парами не всегда следуют законам логики или вежливости. В еще большей степени это относится к разведенным, которые иногда говорят друг другу такое, что в любой иной ситуации привело бы к поножовщине. Но между нами с Кэрол подобного никогда еще не было. Я попытался понять, взволновало бы меня, если бы в ее жизни появился другой мужчина, но никак не мог решить. До некоторой степени — наверное. Я все-таки большой мальчик и смирился бы с этим. Ей это должно быть известно.
Я снова позвонил ей, но она не ответила. Оставлять сообщение, судя по всему, не имело смысла.
Я укладывал чемодан в багажник машины, когда зазвонил телефон.
— Вы были здесь, — сказал женский голос.
— Да, — ответил я. — И вы тоже, Эллен. Но Кори отказал мне в просьбе осмотреть ваш дом.
— Зачем вы приезжали?
Мне хватило хамящих женщин. По крайней мере, на это утро.
— Потому что кое-кто вчера оставил мне голосовое сообщение, — отрезал я, — когда у вас крыша поехала и вы убежали. Звонили из дома Робертсонов, женский голос. Он сказал, что я не должен вам верить. Потому что вы лжете.
Последовало молчание. Я подумал: она поняла, что ее вычислили, но потом услышал тихие звуки рыданий.
— Эллен, — сказал я, — я возвращаюсь домой.
В ответ — тот же звук. Я посмотрел на часы. Время шло к одиннадцати. Мне следовало нестись на всех парах, чтобы успеть к вечерней смене, но думаю, что решение я изменил по другой причине. Наверное, два разговора слились в моей голове (моя перепалка с Кэрол и теперь — с Эллен), и я понял, что нужно сделать хоть что-то. Женщины испытывают злость или отчаяние не так, как мужчины. В них есть что-то более значительное, стихийное. Мужчина же, в зависимости от характера, либо чувствует позыв разрешить ситуацию, либо воодушевляется идеей ухудшить ее и таким образом развлечься.