— Ерунда, — сказал Джексон.
— Да ну?
Натан поскакал вперед по траве.
— Мальчик! — окликнула его Джулия, истекая любовью.
Единственный мальчик. В жизни Джулии мужчины были всегда — и всегда на периферии, в том числе, подозревал Джексон, и ее фу-ты ну-ты муженек (снимем шляпу перед человеком, который умудряется оставаться женатым на ветреной Джулии). Но с мальчиком все иначе — мальчик жарко сиял в центре ее вселенной.
— А Джонатан знает, что ты здесь? — спросил Джексон.
— С чего бы? — сказала Джулия.
— С чего бы нет? — сказал он.
Она не ответила. Ну что ты будешь делать — она невыносима. (И хотя бы в этом постоянна.)
— Разрушенные хоры и все такое. — Это Джулия сменила тему. — Шекспир, разгон монастырей, — назидательно прибавила она, за многие годы постигнув, сколь велики черные дыры в эрудиции Джексона.
— Я в курсе, — сказал он. — Это я знаю. Я же не полный невежда.
— Правда? — ответила она, скорее рассеянно, чем с иронией.
Все внимание на мальчика — мужчине ничего не доставалось. В скитаниях по йоркширским аббатствам Джексон многое узнал об ужасах и трепете Реформации, но поучать Джулию проку нет: она всегда и обо всем знает больше его. У Джулии многогранное образование и хорошая память, а Джексон, будем честны, не располагает ни тем ни другим.
Он, в свою очередь, не ответил Джулии, задумчиво (многие, в основном женщины, сказали бы — бездумно) созерцая амфитеатр, небесную природную чашу, в которой покоилось Риво. Даже в руинах аббатство бесподобно, божественно. Потрясающе. Потрясающе, сказала в голове пресыщенная юница Марли. Когда Натан станет подростком, Джексону будет за шестьдесят. Алмазные годы.
— Не переживай, миленький, — сказала Джулия, — может, этого и не случится.
— Уже случилось, — мрачно ответствовал Джексон.
Временами приходилось напоминать себе, что у этого ленивого причудливого вояжа есть и третья цель. Все приходит (и уходит) по три, ведь так? Три мойры, три фурии, три грации, три волхва, три мудрые обезьяны, единый в трех лицах Бог.
— Трехголовые псы, — прибавила Джулия. — Для пифагорейцев три было первым настоящим числом, потому что в нем есть начало, середина и конец.
Джексон работал на клиента. Он уже не частный детектив, у него больше нет клиентов, он не погружается в душераздирающее болото дел о разводах, вытрясании долгов и пропавших домашних питомцев, однако, невзирая на все это, умудрился обзавестись женщиной по имени Надин Макмастер, проживающей в далекой дали от Йоркшира, еще чуть дальше — и окажешься ближе. В Новой Зеландии, проще говоря.
Надо было отказаться, и, собственно говоря, он был почти уверен, что отказался, когда в декабре Надин Макмастер ни с того ни с сего прислала ему длинное электронное письмо (длиннющее жизнеописание). «Меня удочерили, и я хотела спросить: вы не могли бы что-нибудь выяснить о моих биологических родителях?» До чего, казалось бы, незатейливо.
Непонятно, как Надин Макмастер раздобыла его адрес, но где-то по ходу дела — как оно нередко случалось — она пересекалась с Джулией («подруга подруги одной подруги»). Нигде не спастись. У Джулии наверняка есть подруги и на Луне (или подруги подруг каких-нибудь подруг, в периоде). И ее шесть рукопожатий отчего-то всегда упираются в Джексона.
В своей томной одиссее по стране ему удалось изящно совместить поиски липовой жены-воровки с делом Надин Макмастер. Корнуолл, Гуинедд, Донкастер, Харрогит — везде он выслеживал таинственную Надин Макмастер, и везде безуспешно.
— То есть, — сказала Джулия, когда они вышли с Террас Риво и зашагали в утешительные объятия «Черного лебедя» в Хелмзли, — по сути дела, ты ищешь двух женщин — свою жену и Надин Макмастер, и не знаешь, кто они обе такие на самом деле.
— Да, — сказал Джексон. — Именно так.
На окраинах Лидса он зацепил аббатство Кёркстолл. Первое, где камни прокоптились до нелепой промышленной черноты в те дни, когда все золотые руна превращались в рулоны ткани. Завтра у него встреча с Линдой Паллистер, консультантом по усыновлению из социальной службы; Надин Макмастер ей уже писала. Адвокат Надин в Крайстчёрче оформила доверенность, и Джексон действовал от ее имени. Лидс внушал надежду. В Лидсе началась история Надин Макмастер, и Джексон очень рассчитывал, что в Лидсе все и закончится.
Линда Паллистер на встречу не явилась.
— Боюсь, Линде пришлось уехать домой, — сказала женщина в приемной соцслужбы. — По семейным обстоятельствам. Но она просила перенести встречу на завтра.
Линда Паллистер его кинула, и остаток дня Джексон светским гулякой бродил по Бриггиту, Коллз, в «Аркадах». Хлебная биржа, Ратуша (этот великий памятник муниципалитету), «Меррион-центр», парк Раундхей — все вместе, складывалось в город одновременно знакомый и решительно чужой. Как будто Джексон что-то ищет, но узнает, что же это, лишь когда найдет. Наверное, утраченную юность. Или утраченного юнца, которым когда-то был. Грязный старый город, где над каналом грезил он
[64]
, залакировали с блеском. Что, само собой, не означает, будто грязного старого города больше нет.
В Лидсе он не бывал уже лет тридцать с гаком. Приезжал мальчишкой, когда Лидс мнился вершиной утонченности, подлинной метрополией, хотя в те дни слово «метрополия» в его лексиконе, само собой, не встречалось, а «утонченность» сводилась к покупке пачки сигарет «Эмбасси» и походу тишком в кинотеатр на фильм для взрослых. Помнится, воровал здесь в «Вулвортсе». Всякую мелочь — конфеты, брелоки, батарейки. Если б отец узнал, содрал бы шкуру заживо, но эти кражи не казались настоящим воровством — это, скорее, как нахально показать властям язык. А теперь «Вулвортса» и вовсе нет. Кто бы мог подумать? Может, выстоял бы, если б ребятня не тибрила конфеты, брелоки и батарейки с таким упорством. Это многолетнее дурное мародерство наверняка стоило целое состояние.
В «Меррион-центре» он помог растерявшейся старушке, которую порывался уволочь безмозглый охранник. «Вам плохо? — спросил он старушку. — Вам помочь?» Произнес свою личную мантру: «Я когда-то был полицейским», и ее это, похоже, успокоило. Вроде знакомое лицо, но он не припомнил, кто же это. Старушкин парик съехал набок и нахлобучен был весьма лихо. Неловкость-то какая. Джексон надеялся, его усыпят прежде, чем он доберется до этой стадии. Наверное, придется самому. Он планировал выйти на лед («Я, наверное, задержусь»
[65]
), лечь в обнимку с бутылкой жидкости не моложе его самого и отчалить в большой сон. Будем надеяться, глобальное потепление его планов не расстроит.