Вы опытный следователь, вы просто не можете этого не видеть.
Хотите пример?
– Не хочу. Я опытный следователь и сам все вижу. Но я
прошу тебя, Анастасия, пусть это пока останется между нами. Не обещаю, что у
меня хватит мужества поговорить с Ларцевым, но если уж кто-то должен это
сделать, то лучше пусть это буду я. Не жалуйся на него Гордееву, хорошо? Я
должен был сам всех допросить, когда увидел эти проклятые протоколы, но я
понадеялся на Володьку, черт бы его подрал. Думал, не может быть, чтобы он
упустил что-то важное. Ты знаешь, сколько у меня одновременно дел в
производстве? Двадцать семь. Ну куда мне еще повторные допросы проводить!
Ольшанский мгновенно будто состарился. Ослепительная улыбка
потухла, в голосе слышалось отчаяние.
– Что же вы так сопротивлялись, стоило мне заговорить о
повторных допросах? – негромко спросила Настя. – Вы же понимали, что я права.
Репутацию Ларцева берегли?
– А ты что сделала бы на моем месте? Не берегла бы
репутацию своего друга? Это только в кино работники правоохранительных органов
руководствуются исключительно интересами дела. А мы все живые люди, у нас у
всех свои проблемы, семьи, болезни, и, между прочим, простые человеческие
чувства. В том числе и любовь. Знаешь, находить проблемы значительно проще, чем
их решать. Ладно, Анастасия, давай помиримся и займемся делом. Кто будет
допрашивать?
– Чернышев, Морозов и я. Может быть, еще Миша Доценко.
– Морозов? Кто это?
– Из отделения «Перово», на их территории жила Еремина.
Он тоже работает с нами.
– Морозов, Морозов… – задумчиво пробормотал
следователь. – Где-то я слышал… Погоди, его как зовут? Случаем, не Евгений?
– Да, Евгений.
– Крепкий такой, лицо красное, нос с горбинкой?
– Да, он. Вы его знаете?
– Не то чтобы знаю, пару раз сталкивался. Намучаешься
ты с ним.
– Почему?
– Пьет много и ленится. А апломба – выше крыши,
дескать, мы тут все баклуши бьем, он один не разгибаясь трудится. Но это
характер такой поганый. Вообще-то он весьма неглуп и дело знает хорошо, если
делает его, конечно. А то ведь все увильнуть норовит.
– Справлюсь как-нибудь, Константин Михайлович,
выбирать-то не из кого. Вы же сами сказали, у нас не кино, а жизнь. Где же
взять двадцать толковых оперов, которые разбегутся по команде в разные стороны,
а к вечеру прибегут обратно, собрав за один день всю нужную информацию, чтобы у
следователя сразу сложилась полная картина. Так не бывает, сами знаете. По
крохам собираем, по крупицам, медленно, в час по чайной ложке. А ведь я только
этим убийством и занимаюсь, других дел у меня нет. У других-то вон по скольку
дел одновременно висит. Так что даже ленивый Морозов – и то подмога. Не
стращайте меня.
– Да это я так, к слову…
Выйдя из городской прокуратуры, Настя двинулась к метро. Она
испытывала облегчение от того, что поговорила с Ольшанским о Ларцеве и сняла
нараставшее напряжение в своих отношениях со следователем. И в то же время ей
было грустно. Пожалуй, она не смогла бы сейчас сказать, кого ей жаль больше
всего – Ларцева, Ольшанского или саму себя.
В мягких сумерках бара трое мужчин вели неспешную беседу.
Один из них пил минеральную воду, двое других – кофе с ликером. Самому молодому
из них было за сорок, самому старшему – шестьдесят три, люди солидные, держатся
с достоинством. Не курят – здоровье берегут и говорят негромко.
– Как с нашим делом? – спросил средний по возрасту, в
дорогом английском костюме, лысоватый дородный мужчина с благородным лицом.
– У меня есть достоверные сведения, что к делу
подключается наш человек, так что не волнуйтесь, сбоев больше не будет, –
ответил ему маленький пожилой человек с морщинистым лицом и острыми светлыми
глазками.
Разумеется, у него были имя и отчество, но его собеседники
почему-то никогда ими не пользовались, предпочитая называть старика просто
Арсеном.
– Я надеюсь на вас, – вступил в разговор самый молодой
участник беседы, коренастый некрасивый мужчина с железными зубами в верхней
челюсти.
– Мне бы не хотелось терять людей, они у меня все как
на подбор.
– А ты у них вместо дядьки Черномора? – усмехнулся
Арсен. – Не бойся, дядя Коля, ничего с твоими молодцами не сделается, если не
обнаглеют.
Мужчина с железными зубами улыбнулся. Улыбка у него была
странная, вызывающая ассоциации с транспарантной губной помадой: сам столбик
помады мог быть лимонно-желтым или ядовито-зеленым, а на губах она вдруг
расцветала малиновым или нежно-сиреневым цветом. Казалось, дядя Коля натягивал
на лицо улыбку вальяжного и уверенного в себе человека, а сквозь нее проступали
недоверие и настороженность.
– И все-таки, – настойчиво встрял мужчина в английском
костюме, – каково состояние нашего дела?
– Дело практически не двигается, так что перестаньте
дергаться, – презрительно скривил губы Арсен. – Девчонка топчется на одном
месте, шаг вперед – два назад. Пусть работает, зарплату свою отрабатывает, к
истине она пока даже в первом приближении не подошла.
– А если подойдет?
– А для этого и существует наш человек около нее, чтобы
проконтролировать. Как только она сунется туда, куда не надо, ее за руку
придержат, а мы об этом тотчас узнаем. Прошел уже почти месяц, и ничего
страшного не случилось. Надо продержаться до третьего января. Если до третьего
января ничего не накопают, за что можно уцепиться, дело приостановят и сунут в
сейф, а тогда уж по нему точно никто ничего делать не будет. У них нагрузка –
не дай Бог. Приостановленными делами заниматься времени нет.
– От моих ребят что-нибудь потребуется? – спросил тот,
кого назвали дядей Колей.
– Надо будет – скажу. А пока пусть сидят тихо. Не
приведи Господь им за что-нибудь в милицию попасть. Особенно этому… как его…
который быструю езду любит.
– Славик?
– Вот-вот, он самый. Скажи ему, пусть машину в гараж
поставит и ездит на метро. Того и гляди, какому-нибудь гаишнику попадется,
дурак безмозглый.
– Я прослежу, – кивнул дядя Коля. – Что еще?
– Больше ничего. Понадобится – сообщу, не постесняюсь.
Арсен кинул взгляд на часы и поднялся. Следом встали и его
собеседники. Все трое неторопливо двинулись к выходу. Самый молодой, дядя Коля,
сел в неприметные «жигули», «английский костюм» уехал в бежевой «волге», а
пожилой худощавый Арсен, зябко поеживаясь в легком плаще, направился к
остановке троллейбуса.
Глава 4
Что удерживает людей друг подле друга? Что заставляет их
быть вместе?
Непреодолимая тяга? Или просто удобство?
Выслушав от Андрея Чернышева рассказ о его беседе с Ольгой
Колобовой, в девичестве Агаповой, Настя никак не могла решить, играют ли новые
факты на пользу Борису Карташову или же свидетельствуют против него.