– Когда вы с ней познакомились?
– Давно, когда она еще была маляром. В соседней
квартире делала ремонт. Сначала заходила ко мне на чашку чаю, когда делала
перерыв. Потом предложила приготовить мне обед, сказала, что хорошо готовит и
ей ужасно хочется приготовить обед для мужчины, а не для подруг по общежитию. Я
не сопротивлялся, Вика мне нравилась, она казалась очень славной и открытой. Ну
и потом, красавица была редкостная.
– Борис… – Настя помялась. – Вы не возражали против той
работы, которую Вика выполняла на фирме?
– Я не был в восторге, но не из ревности, а по
соображениям чисто человеческим. Когда молодая женщина зарабатывает на жизнь
проституцией не потому, что ей это безумно нравится, а потому, что она больше
ничего не умеет, а денег хочет иметь много, – это печально во всех отношениях.
Но высказываться вслух я не мог.
– Почему же?
– А что я мог предложить ей взамен? Фирма сразу же
приобрела для нее квартиру, купила мебель. И платили ей столько, сколько я за
год зарабатываю. Пока она была маляром, я делал ей подарки, баловал ее. А в
последние два года все переменилось, теперь уже Вика делала мне подарки.
Меня поначалу это очень смущало, потом я многое понял…
– Что именно? – насторожилась Настя.
– Детский дом. Вы постарайтесь вникнуть, представить
себе, и вы тоже поймете. Все общее, все как у всех. В ее детстве не было
многого из того, что есть у детей, растущих в семьях. И Вике все время хотелось
как бы компенсировать это, «добрать», что ли. Она совсем не дорожила памятью о
детском доме, отношения поддерживала только с Лелей Колобовой. Отношения с
подругами по общежитию тоже порвала. Ей хотелось, чтобы у нее были не общие, а
свои, индивидуальные подруги, свой собственный круг друзей, которых она выбрала
бы сама, а не таких, которых судьба случайно свела в один класс, в одну группу
или в одну комнату. Она хотела сама выбирать, что ей делать и с кем ей общаться.
Конечно, этот выбор оставлял желать много лучшего, но… Свою голову ведь не
приставишь. Для нее важным было только то, что она выбирает знакомых по своей
воле и желанию, а то, что это порой бывали какие-то сомнительные личности, ее
не волновало. То же самое с обедами и подарками: ей хотелось выбрать себе
объект и заботиться о нем, ей хотелось иметь семью. Все это в полную силу
обрушилось на меня, и со временем мне это стало даже нравиться.
– Она хотела выйти за вас замуж?
– Может быть. У нее хватало ума не говорить об этом. С
ее образом жизни разве могла она предложить себя в качестве жены?
– А что, этот образ жизни непременно надо было
сохранять?
– Я ведь говорил, Вика хотела иметь очень много денег.
Поймите, она не была жадной, совсем наоборот, она не копила
деньги, а тратила направо и налево. Безудержное стремление к достатку – тоже
компенсация нищего детдомовского детства.
Так что ей приходилось выбирать, чего же ей хочется больше –
замужества или денег.
– А вы, Борис? Вы бы хотели жениться на ней?
– Ну, я уже дважды был женат, плачу алименты на дочку.
Конечно, я хотел бы иметь нормальную семью, детей. Но не от Вики. Она слишком
много пила, чтобы родить здорового ребенка и быть хорошей женой и матерью. Ей
нравилось поиграть в жену здесь, у меня, но – два, от силы три дня в неделю, на
большее ее не хватало. Или проводила время с очередным клиентом, или со своими
друзьями, или просто валялась на диване и мечтала.
Еще кофе?
Борис насыпал зерна в кофемолку и продолжил свой рассказ о
безалаберной и непутевой Вике Ереминой.
Много лет, собственно, наверное, всю жизнь, сколько она себя
помнила, ей периодически снился страшный сон. Порой часто, порой с перерывом в
несколько лет, но сон этот возвращался к Вике, заставляя ее просыпаться и
дрожать от страха. Она видела окровавленную руку. Человек, которого во сне не
было видно, вытирает руку о белую оштукатуренную стену, оставляя на ней пять
красных полос. Появляется другая рука, владельца которой тоже не видно, и
чем-то рисует поперек пяти полос скрипичный ключ. Раздается мерзкое хихиканье,
постепенно перерастающее в отвратительный злобный хохот, и под этот хохот Вика
в ужасе просыпалась.
В конце сентября Вика пришла к Карташову и прямо с порога
заявила:
– Кто-то подсмотрел мой сон и рассказывает об этом по
радио.
В первый момент Борис растерялся. «Приехали, – подумал он. –
Девочка допилась». Что в подобных случаях делать, он не знал. То ли объяснять
ей, что такого не может быть, что это – проявление болезненной психики, то ли
поддакивать и соглашаться, делать вид, что веришь. Борис выбрал третий вариант,
сочетающий, как ему казалось, лечебный момент и внешнее согласие. После того
как навязчивая идея не покинула девушку и через неделю, он предложил:
– Давай попробуем нарисовать твой сон. Если существует
сила, которая крадет твои сны, то ее это должно испугать.
Вика, вопреки опасениям, не отказывалась, и Борис сделал
несколько эскизов, пока не получилось нечто очень близкое к тому, что ей
снилось.
Но это не помогло. Вика все больше погружалась в свою идею,
но болезненное состояние отрицала и идти к психиатру категорически
отказывалась.
Тогда Карташов решил сам проконсультироваться у специалиста.
Врач признал, что внешние симптомы похожи на начало острого психического
заболевания, что идея воздействия на человека по радио и проникновения в мысли
характерна для синдрома Кандинского-Клерамбо, но с уверенностью ничего
утверждать нельзя. Заочно диагнозы не ставятся. Если девушка отказывается
добровольно идти к врачу, то выход только один: он, врач, может приехать к
Карташову в гости под видом приятеля, когда там будет Вика, посидеть с ними
пару часов, попить чаю и своими глазами взглянуть на больную, на ее поведение.
Они договорились, что как только Борис вернется из поездки, такой визит
непременно нужно будет организовать. Вот, собственно, и все. Вернувшись 27
октября из Орла, где Борис делал эскизы для книги, выпускаемой местным
издательством, он узнал, что Вика куда-то пропала и уже третий день не
появляется на работе.
– Что было дальше, вы сами знаете. Я начал обивать
пороги в милиции, принялся обзванивать Викиных приятелей. Все безрезультатно.
– А вы пытались поговорить с другим врачом? Или
удовлетворились мнением одного?
– Да мне и одного-то было трудно найти. У меня знакомых
врачей нет, круг общения, знаете ли, не тот.
– Где же вы этого психиатра нашли?
– Через знакомого, и то случайно. Он как-то обмолвился,
что у него много друзей в медицинском мире и, если у меня будут проблемы со
здоровьем, он всегда рад помочь. Вот к нему я и обратился, а он уже вывел меня
на того врача.
Настя услышала, как в комнате зазвонил телефон, но Борис
остался сидеть, будто и не слышал.