Отель, портье и три ноги под кроватью - читать онлайн книгу. Автор: Яков Томский cтр.№ 50

Кейптаун. Я мог бы уехать в Кейптаун, прокутить все до цента и понять, что потерял.

Но мысли о Новом Орлеане не покидали меня. Разве я не был там счастливее? Разве я не был там лучше? Как получилось, что я так надолго задержался в Нью-Йорке? Я, возможно, уже уехал бы отсюда, но в некотором смысле Нью-Йорк околдовал меня. Здесь настолько сильное земное притяжение, ощущение центра вселен-

ной, что покинуть этот город почти невозможно. Мне часто трудно было даже выйти из квартиры.

И потом, денежный вопрос. Причина всего сущего: сотенки все текли ко мне, и нужно было быть полным придурком, чтобы перекрыть денежный клапан, особенно в городе, где безденежье читается в каждой морщинке на вашем лице. Я думал о своей новоорлеанской квартире возле железной дороги, с задним двором, которым я так и не воспользовался, и о том, как мой волчок начинал раскручиваться, рассказывая о заднем дворе где-то в другом месте, которым я так же не буду пользоваться. Осесть в другом центре вселенной. Мне нужно было уехать на какое-то время. Вернуться в Новый Орлеан.

Нормального отпуска мне бы не дали (вот удивительно, да?). Но к этому моменту мой стаж обеспечивал свободные выходные, что, по сути, было неслыханной роскошью в нашей отрасли, и коллеги на рецепции презирали меня за это. Еще одна причина уехать из города на некоторое время: отдохнуть от коллег. Руководство сразу отклонило мою просьбу. Но я все же взял отгулы, заказал билеты на поездку с четверга по вторник и решил позвонить и сообщить о своей болезни за два дня до и через два дня после своих выходных. К этому моменту мне было уже все равно. Пусть выносят выговор. И вынесут. Я знал, что заслужил это.

Приземлившись в Луизиане, я сразу же почувствовал себя спокойнее, чище, лучше. Как только я забрал багаж, меня окутал горячий воздух, словно теплое, влажное объятие. Такси ехало по I-10, через Метэри (Метри, брат!), и, несмотря на разрушения, оставленные ураганом, все казалось прекрасным. Французский квартал пах все так же. Местные жители пили то же самое. Картина так ласкала взгляд и успокаивала душу, что я начал рефлексировать. Изменились мои шутки. Я говорил своим близким друзьям «отсоси у своей мамаши» – на севере это было очень смешно. В Новом Орлеане меня бы не поняли. Здесь это посчитали бы гадостью. Теперь, в этом городе (где я когда-то жил без сотового телефона), мой смартфон все еще выдавал электронные письма из сутолоки Нью-Йорка. Дававший большие чаевые прелюбодей просит номер на день со скидкой. Генеральный директор умирающей империи видеопроката просит поздний выезд. Джинджер Смит сообщает, что будет в полдень (я должен был позвонить в «Бельвью» и договориться. Я никогда не позволял Смит самой о себе заботиться).

Я отключил телефон и вошел в «Алиби»; он уже ждал меня.

– Вот он, мой мальчик.

Он встал, и мы пожали друг другу руки, улыбаясь и оглядывая друг друга с ног до головы.

– Ты ни капли не изменился, Томми.

– Только внутри, Перри. Только внутри. Ты вроде в порядке, приятель. – Но он выглядел старше, его глаза смягчились, а в волосах появилась проседь. На нем была кепка с эмблемой «Янки» – чего я никогда не замечал и с чем не ассоциировал себя тогда.

– Сначала ты, – сказал Перри.

– Нет, ты.

– Давай, Томми, рассказывай.

– Нет. Как твоя семья, в порядке?

– Все нормально. Дальше.

– Дальше что, Перри? Мне нечего рассказывать. А вот тебе есть.

– Давай выпьем, а?

Мы подошли к стойке. Бармен поставил две бутылки «Хайнекен» перед Перри, не говоря ни слова, и вопросительно кивнул мне. Перри почему-то заказал мне «Хеннеси».

– Добро пожаловать обратно в Новый Орлеан, Томми.

– Я счастлив вернуться домой.

– Значит, это твой дом, да? Рад слышать.

– Мне определенно так кажется. Значит, семья в порядке. А что со всеми остальными в отеле?

– О. Ну, с кем?

– Да ладно, Перри. Со всеми. Дебра?

– Она вернулась. Мать у нее умерла. Они с сынишкой очень переживали, ты же помнишь ее сына, да? Трудно ему пришлось. Дальше.

– Рой?

– Тоже вернулся. Псих, как всегда. До сих пор в отделе уборки. Сделал себе новую татуировку.

– Что-то связанное с ураганом?

– Неа. Почему-то выбил еще один пистолет! Прямо на своем дохлом предплечье. Жуть как смешно!

– Сэнфорд?

– Ой, его нет.

– В смысле?

– Он умер, Томми. Перед ураганом. Сэнфорда застрелили на Рэмпарт-стрит.

– Как так случилось?

– Да ты знаешь, как это водится, полицейские ни хрена не рассказывают. Может, он в чем-то был замешан, они говорят, у него тоже был пистолет, но тут у многих есть оружие. Может, он просто проходил мимо. Кто знает. Но его убили. Похороны были приличные, тебя там не хватало. Очень приличные. Мы все танцевали, было здорово. Это все было до урагана, отличная панихида. О нем говорили с такой любовью. И все танцевали под духовой оркестр. За духовой оркестр заплатил я. Это было до урагана, очень красиво. Позови хороших музыкантов на мои похороны, понял? Ты слышишь? Но то было до урагана.

Мы долго сидели в тишине. Я заметил, что бар не пуст, но он казался тише, чем прежде. Наводнение оставило после себя сильные вихри тишины, маленькие уголки повсюду, где новоорлеанцы молчали за бокалом любимого напитка, и воспоминания мощным смерчем неслись через их сознание. Потом они, моргнув, возвращались в бар, снова находили голоса, напитки и слова.

Я провел свои длинные выходные с Перри и другими друзьями, гуляя по городу, как турист, но с любовью к каждому бару, каждому опи́санному углу. На меня напала французская архитектура – резко отличающаяся от прямых, строгих, блестящих небоскребов Нью-Йорка. В первый день, выйдя на улицу, я обогнал медленно гулявшую пару, и лишь в воскресенье обнаружил, что больше не спешу и могу сбавить газ, чтобы насладиться обнимающей меня жарой и сладким запахом мусора и культуры. Несмотря на то что разрушения за пределами города были огромны, я обнаружил, что центр и жилые кварталы ураган не тронул, многие здания сверкали новой краской, в основном смелых и ярких оттенков. Все-таки кое-что новое я здесь услышал: испанский язык. Звуки мексиканских мелодий и новые люди, приехавшие восстанавливать город после урагана, вплели свои ноты в музыку города. Они сделали Новый Орлеан только лучше: добавили перцу.

Я взял бутылку и вышел к Миссисипи. Куда еще можно было пойти, чтобы побыть одному? Шел последний вечер моих каникул; я смотрел, как суда тяжело и медленно преодолевают мощный коричневый поток, следуя вверх по реке. «Королева Миссисипи» погудела, отправляясь на экскурсию. Пригородный паром пересекал реку с Северного берега и обратно; пассажиры склонялись над перилами, веселые, и все они казались влюбленными или как минимум пьяными. Бездомные медленно брели вдоль бортов, обрамлявших набережные, улыбались и кивали мне. Люди ехали мимо на велосипедах, по набережным ходили трубачи, заглушая медленным джазом шипение грязной реки, играя даже не за деньги, а для себя и этого города. И для меня.