Отель, портье и три ноги под кроватью - читать онлайн книгу. Автор: Яков Томский cтр.№ 35

По многим причинам вступление в профсоюз оказалось невероятно мудрым шагом. Через какое-то время экономика превратится в мешок с дерьмом. До финансового кризиса в Америке в отеле ходили легенды о текучести кадров. Почти не имело смысла пожимать руку новому сотруднику – через неделю он просто исчезал без предупреждения, а его бейдж надевал кто-то новый. У меня были друзья, которые приходили на рецепцию и отрабатывали всего неделю ночных смен. Им просто нужен был один зарплатный чек, а затем они шли и проигрывали его в Атлантик-Сити, как последние идиоты. Но однажды CNN начал рассказывать всем, что у нас нет ни денег, ни работы, ни надежды, и мы должны каждый день благодарить Иисуса за свои должности чистильщиков обуви. Наши сотрудники стали тверды, как мраморный пол фойе. И наш профсоюз стал цементирующим веществом.

Среди посыльных экстремальной текучести никогда не бывает, есть профсоюз или нет. Когда вас нанимают посыльным (если только вы в состоянии делать такую работу), вы никуда не уходите. Вы навсегда остаетесь здесь, медленно дорастаете до лучших смен, а старые древние мудрые посыльные уходят в лес умирать. Спросите у посыльного, сколько он зарабатывает в год, просто попытайтесь получить ответ. Не получите. Даже жены не знают, сколько эти ребята зарабатывают в год. На самом деле, особенно жены. («Крупные купюры я оставляю себе, а женушке отдаю однодолларовые», – говорят эти ребята.) Я дружил со многими посыльными, обедал в День благодарения с их семьями, немножко посидел с ними под арестом за курение анаши на улице в Верхнем Вест-Сайде, – думаете, я знаю точно, сколько они гребут в год? Они зарабатывают, как врачи, и не только потому, что тоже носят перчатки.

К слову о врачах: с появлением профсоюза мы получили бесплатное медицинское обслуживание. Большинству людей (ну, американцев) эта радость жизни недоступна. То есть, по случайному совпадению, второй причиной Орианны для столь настойчивой организации профсоюза была медицина. Она пыталась забеременеть, но безуспешно, и они с мужем уже не знали что делать. Они пробовали пить таблетки, трахаться в смешных позициях и определять лучшее время для секса. Последним шансом было экстракорпоральное оплодотворение. Способ не из дешевых. К тому же он не гарантирует успеха, но денег никто не возвращает и утешительных призов не выдает. А профсоюзная медицина покрывала расходы полностью. То, что обошлось бы Орианне в треть годовой зарплаты, теперь стоило только профсоюзных взносов. Вскоре у нее появилась красивая девочка.

Дитя профсоюза.

Все было бесплатно. За еженедельные профсоюзные взносы (цена «Лонг-Айлендского» чая со льдом в барах Мидтауна) я мог зайти в любую профсоюзную клинику (их было по одной в каждом районе) без записи и обратиться к врачу, сделать анализ крови, пройти обследование, массаж и другие процедуры, даже не показывая удостоверения личности. Просто называл номер социальной карты – и вперед на бесплатное медицинское обслуживание. Единственное, на что я тратился – это лекарства, да и то, общий счет никогда не превышал пяти долларов.

Несмотря на все это, был класс работников, которого нисколько не интересовало вступление в профсоюз. В гостиничном бизнесе есть категория людей, высокомерно делающих вид, что они ни при чем – и это консьержи. В свое время я был знаком с несколькими хорошими парнями, но большинство из них… Бесплатное питание в лучших ресторанах, бесплатные билеты на все, крупные денежные откаты за бронирование туров, бесплатные лимузины, пригласительные в бары; если смешать это в один коктейль и дать кому-нибудь выпить его, он в конце концов превратится в высокомерного, дерьмового «избранного» человека. Консьержи просто вышагивали туда-сюда в своей крошечной крысиной норе, исполненные чувством превосходства над сотрудниками, гостями и даже друг над другом. Теперь зонтик профсоюза накрыл почти все фойе, кроме их столика возле лифтов. Зачем им профсоюз? У них были ключи от всего города!

Вскоре эта стая идиотов получила хороший урок.

Вступив в профсоюз и освоившись, я стал думать, что все почти идеально, и тут как-то швейцар Эдуардо отвел меня в сторону, положив грязную руку мне на плечо.

– Томми, ты видел новости? – спросил он, улыбаясь щетинистой усатой улыбкой, на этот раз явно предназначенной для выражения озабоченности. – Твой город, Новый Орлеан, затоплен».

Я отошел от стойки и направился в столовую для сотрудников. Все смотрели новости. Все. А в нью-йоркском отеле это означает – представители всех стран в мире. Столовая – это как ООН: повсюду слышны разные языки, тут горстка нигерийцев, там группка турок. Китайцы за одним столом с парой бангладешцев. Русские перекрикивают двух французских поваров на другом конце зала. Обычно они сидят каждый за своим столом и говорят на своих языках, но в тот день все стояли, глядя на то, что натворил ураган Катрина. Позже мы видели цунами, накрывшую индонезийцев, и землетрясение в Японии. Но сейчас перед нами был Новый Орлеан, и он был под водой.

Меня никогда прежде не волновали предупреждения об опасности. Когда я жил там, меня пять раз эвакуировали, и казалось, ничего никогда не случится. Верхушка урагана всегда наносила меньший ущерб, чем предсказывали метеорологи; она, как плохо запущенный шар для боулинга, задевала Техас или Флориду. На сей раз ураган прошел прямо посередине, и все мои друзья остались там или, Бога ради, были эвакуированы, и я смотрел новости неделями, хотя, конечно, это не помогало. Что и говорить, меня не покидало ощущение, что я ничем не могу им помочь.

– Я так рада остановиться здесь! – сказала она.

– Одни сутки, выезд завтра.

– Сегодня у меня день рождения!

– Номера для некурящих, двуспальная кровать кинг-сайз. Мне нужна только кредитная карта.

– Это хороший номер?

– Да. Сколько ключей?

– А можно четыре? Привет, Томас, – сказала гостья, склонившись над стойкой, ее груди прижались друг к дружке. Я недавно получил новый бейдж, потому что недавно умышленно потерял старый. Фактически я его украл, унес старый домой, чтобы пополнить свою коллекцию. Не то чтобы пополнение коллекции бейджей было для меня высшей радостью, но я хотел заставить их вырезать мне новый. Наступила пора для еще одной перемены. После всех лет, проведенных за стойкой «Бельвью», я попросил бейдж с надписью «Томас». Почему? Есть пара веских причин. Прежде всего, я устал от того, что гости называли меня так, словно я их старый приятель. «Эй, Том, слушай, Том, я хотел спросить тебя, Том, ты не против, Тома, рад тебя видеть, Том, я хотел бы поговорить с твоим начальником, Том». Они не знают меня, хотя любят произносить мое имя «по-дружески». Черта с два. Никто никогда не называл меня Томасом, даже мать. Поэтому бейдж вынуждал людей обращаться ко мне официально и называть Томасом, уважительной формой моего имени. «Все верно, дорогие гости, для вас я Томас». Кроме того, это параллельно помогало мне определить, кто из руководителей действительно запомнил меня, а кто просто смотрел на бейдж. Если я поправлял человека и просил называть меня Томом, мы становились ближе. Если просил называть меня Томом, а человек продолжал говорить «Томас», мы становились сослуживцами. Если я никогда не поправлял человека и позволял называть меня Томасом – значит, он мне не нравился.