Необыкновенный кот и его обычный хозяин. История любви - читать онлайн книгу. Автор: Питер Гитерс cтр.№ 40

Слава Богу, у меня был Нортон. Никогда его присутствие я не воспринимал с такой благодарностью, как теперь. Вечером я возвращался от Романа вымотанным и выжатым как лимон, эмоционально и интеллектуально. Валился на кровать и отдыхал часа два с примостившимся рядом Нортоном, потом делал заказ в номер или отправлялся вместе с котом в кафе, чтобы чего-нибудь перекусить. Вскоре возвращался и несколько часов проводил, сгорбившись над пишущей машинкой, пытаясь осмыслить наработанные за день заметки и решения. Нортон усаживался на стол слева от меня, наблюдая за моими попытками привести эту книгу в надлежащий вид. К десяти утра я был обязан предоставить на суд Романа новые сцены, идеи и диалоги.

Пока я пытался разобраться в «Мастере и Маргарите», обсуждал книгу с Романом, что-то начало получаться. Политические линии, в изобилии присутствующие в романе, стали приобретать четкие черты. По мере того как мы писали, спорили, кричали и выкладывались по полной, великолепная и насыщенная идея романа стала обретать для меня совсем иной смысл. Странно, ведь моя жизнь далека от описанной в романе, однако многое я почерпнул из отношений, сложившихся у меня с Дженис. И конечно же, с Нортоном.

Роман «Мастер и Маргарита» был написан в 30-е годы и закончен в 1940 году, его считают незавершенным из-за смерти ослепшего писателя, который пал жертвой сталинских репрессий. Довольно просто рассказать, что происходит в романе. А вот о чем он — объяснить очень сложно. Главными персонажами в нем выступают Сатана, склонный к самоубийству писатель, плохой поэт, полутораметровый кот в цилиндре и жилете, Иисус Христос, Понтий Пилат и самая красивая женщина в мире. В нем есть жестокие убийства, публичные унижения, распятие и столкновение с изначальным злом. А также острая сатира, эксцентричный фарс, политическая пародия, религиозный ревизионизм и невероятные философские прозрения. В нем присутствуют привидения, летающие по воздуху люди и магические превращения. Ах да — это еще и одна из величайших историй любви. Теперь вы понимаете, насколько тяжело добиться от Голливуда зеленого света для данного фильма: ведь речь идет не о сиквеле «Один дома».

В общем, после многочисленных просеиваний, сортировок, исследований, сокращений и пробуксовок я пришел к осознанию того, о чем же этот роман. Это возвращало меня к Синди и словам, сказанным мне напоследок: «Ты не знаешь, что такое любовь».

Благодаря той поездке в Париж, Дженис и нашим развивающимся отношениям, а самое главное, благодаря маленькому серому коту с круглой головой и висящими ушками я понял, что такое любовь. Я нашел ее. Видел в действии и видел, на что она способна.

За день до того как я поставил последнюю точку в сценарии, мне позвонила Дженис. Она выехала в Саг-Харбор. У нее еще было раннее утро, у меня — ранний полдень.

— Что ты делаешь в такую рань? — спросил я.

— Я не могла уснуть, — ответила она. — Мне плохо спится в последнее время.

— Почему?

— Не хватает тебя.

Как, вероятно, вы уже заметили, я всегда реагирую на подобное.

— Приятно слышать, — произнес я.

— Но есть еще причина, — добавила Дженис.

— Какая?

— Не могу уснуть, когда Нортона нет рядом.

Итак, именно поведение Дженис на четвертом этапе подсказало мне, что наш сценарий «Мастер и Маргарита» должен быть прежде всего о любви. Любви в ее истинном смысле. Любви между двумя людьми. Любви, пережившей политические события, тиранию, мастерство, события прошлого, жестокость и даже смерть. Сценарий фильма заканчивается так же, как и книга Булгакова. Мастер и Маргарита вознеслись, но не на небеса, а в мир для двоих, где они могли вырваться из зачастую порочного и всегда абсурдного мира, в котором мы рождены.

В моей трактовке этот великий роман о том, что самое важное — жить в мире, где любовь побеждает боль. Только в моем случае, а теперь и в случае Дженис, это не просто мир на двоих. Как мне напомнил Нортон, который в данный момент сидит на моем столе, в пятнадцати сантиметрах слева от меня, наблюдая за тем, как я пишу, это мир на троих.

Жизнь всех представителей западной культуры мало отличается друг от друга. Мы все связаны временем, стабильностью, законами и ожиданиями. Конечно, у каждого человека есть свои взлеты и падения, восторг и отчаяние, триумф и поражение, но в целом наблюдается общность жизненного опыта. Глубокое волнение, которое мы переживаем, доводится испытать каждому — любовь, секс, успех. Охватывающая нас печаль, причем таким меняющим всю нашу жизнь образом, что мы уверены в уникальности наших переживаний, выпадает на долю каждого из нас — болезнь, разлука, бедность, смерть. Существует два способа пережить взлеты или падения — погрузиться в полную изоляцию или принять их как данность, как способ узнать больше о себе и других.

В прошлом году я впервые испытал скорбь: умер мой отец.

Мама позвонила за несколько дней до Дня благодарения. У отца был рак легкого, метастазы от которого дотянулись до бедра. Несколько лет болезнь не давала о себе знать, но все-таки вернулась, распространив метастазы еще дальше. Рак раскрошил бедро словно яичную скорлупу и добрался до спины. Отца увезли в больницу, поскольку боль была невыносимой, и казалось, что он не протянет долго.

На следующий день мы с Нортоном уже летели на самолете. Стюардессы, вероятно, почувствовав мое состояние, ни слова мне не сказали, когда я выпустил кота из контейнера и посадил на колени. Там он просидел весь полет, разрешив мне себя гладить, и облизывал мои пальцы шершавым язычком.

Я вспомнил время, когда отцу сделали первую операцию — удалили легкое. Мы все были напуганы возможными последствиями, и я с Нортоном сразу прилетел. Когда отца привезли из больницы, он страдал от жуткой боли. Каждый вздох становился настоящей агонией, и единственным местом, где он чувствовал себя более или менее сносно, было огромное уродливое мягкое кресло-трансформер, которое мама купила специально для него. Обычно отец сидел в нем, пытаясь дышать одним легким и стараясь справиться с болью от сломанных ребер (а иначе хирург не смог бы добраться до легкого). Мне врезалось в память то, как отец был напуган. Конечно, он боялся умереть, но сильнее его пугала боль.

Кресло-трансформер стояло в спальне родителей, в шаге от их кровати. Большую часть дня отец лежал в нем, смотря телевизор, из-за боли ему было сложно сконцентрировать внимание настолько, чтобы читать.

Он провел в кресле два или три дня и постоянно переживал. Я был в своей комнате, которая находится приблизительно в двенадцати метрах от спальни родителей, когда услышал, что меня зовет отец. Его голос звучал испуганно, и я со всех ног бросился к отцу.

Вбежав в комнату, я увидел, что его так напугало. Возле кресла Нортон, припав к полу, явно готовился к прыжку и пожирал глазами плед на коленях отца. С его точки зрения, это выглядело приглашением забраться туда и получить свою долю ласки — тем более эти двое стали друзьями уже давно. Но на лице отца застыло далеко не дружеское выражение. Он боялся, что Нортон, прыгнув, толкнет его, возможно, заденет длинный рваный шрам и причинит ему еще больше боли. Отец был так напуган, что даже не шевелился.