Записки сумасшедшего следователя - читать онлайн книгу. Автор: Елена Топильская cтр.№ 43

Мой ныне покойный научный руководитель как-то сказал, что все знают, что нервные клетки не восстанавливаются, поэтому иногда кажется, что нервов не осталось вообще, а в действительности человек умирает с 92—95% неиспользованных нервных клеток – таковы, оказывается, резервы организма.

Предстояли выходные, и мы все ждали их как манну небесную, поскольку, в отличие от сотрудника Генеральной прокуратуры, нас шатало от усталости в прямом, а не в переносном смысле.

Перед выходными Хлыновскому позвонила Алла. Она просила защитить ее, поскольку ее постоянно вызывают в двадцать второй отдел, где друзья Чумарина с пристрастием допросили ее о том, что она говорила в РУОПе, и предложили ей отказаться от своих показаний. Потом позвонили еще две знакомые девочки Тараканова с теми же проблемами, при этом все они жаловались Диме, что опера двадцать второго отдела их оскорбляют и угрожают им.

Я доложила о случившемся заместителю прокурора города Бузыкину.

– Ай-яй-яй, – горестно сказал он, – как же им не стыдно, я ведь запретил им лезть в это дело, это неэтично.

– Да уж куда как неэтично, – согласилась я. – А вы им письменно запретили?

Да нет, – смутился Бузыкин. – А может, не надо письменно?

Пришлось доложить ситуацию прокурору города. Вот он-то, в отличие от своего заместителя, обладал нужной решительностью. Он сразу дал письменное указание об оперативном сопровождении расследования силами РУОП и ФСБ, а двадцать второму отделу запретил проводить по делу оперативно-розыскные мероприятия, сказав при этом: «Очень интересно! Их сотрудник совершил убийство, а они еще будут свое расследование устраивать!»

Постановление прокурора города было торжественно передано в дежурную часть ГУВД.

В тот же вечер в РУОПе, где я просматривала свежедобытые материалы по делу, меня разыскал по телефону мой бывший шеф из следственной части прокуратуры города и спросил: «Где задержанные по убийству Тараканова?» Я не знала ни о каких задержанных, но он. проболтался, что двадцать второй отдел кого-то задержал.

Я тут же позвонила заму прокурора города и спросила про задержанных. Он пообещал выяснить и, перезвонив мне через десять минут, сказал: он только что разговаривал с начальником Управления уголовного розыска, и тот заверил его, что никаких задержанных нет и никто ничего не знает.

Зато сразу после этого звонка раздался другой: попросили Хлыновского, и когда тот взял трубку, пьяный голос опера Бандюхина сказал: «Ну что, Хлыновский, вешайся!», а дальнейший текст приведен быть не может по соображениям цензуры.

«Ох, не нравится мне это, ребята, – сказал Дима Хлыновский, положив трубку. – Надо приходить в боевую готовность».

С нехорошими предчувствиями мы разошлись по домам на четыре выходных дня. В последний выходной, около восьми вечера, мне домой позвонил заместитель прокурора города и попросил связаться с начальником Управления уголовного розыска. «Есть явка с повинной от проститутки об убийстве Тараканова. Съездите, выясните, в чем дело».

Я тут же перезвонила в Управление угрозыска. Возбужденный Пал Пальм сказал, что оперативник из района принял агентурную информацию о совершении в январе убийства на территории Архитектурного района, и только сейчас задержали девочку, она рассказывает, что она и двое ее знакомых совершили убийство мужчины в ломе на Невском, причем упоминает, что, когда потерпевшего уже убили и они собирались уходить с похищенными вещами, кто-то стал звонить в дверь, стучать, звать хозяина.

Я спросила только, в котором часу, по ее словам, это было. В полвторого ночи, ответил Пал Палыч.

– Все ясно, еду, – сказала я.

Все было действительно ясно, я угадала даже день. Конечно, у них ведь не было акта вскрытия, где указано время наступления смерти. Они не знали, что смерть наступила не в. полвторого, а в семь утра и сразу после ранений.

Я допросила эту девочку. Она производила жалкое впечатление. Наркоманка со стажем, бледная, с колтунами и расчесами, она, путаясь и запинаясь, рассказала, что она и два ее приятеля – Дима и Витя – решили ограбить Игоря, который жил во дворе на Невском, и пришли к нему домой около часа ночи. Чтобы выманить его из квартиры, перерезали телефонный провод (ну да, в оперативно-поисковом деле было кратенькое объяснение Вали Огур о том, что кто-то перерезал телефон Тараканову, только там не было написано, во сколько, это мы уточнили позже, при допросе).

Когда он вышел на лестницу, они ворвались в квартиру, ее знакомый по имени Дима стал убивать Игоря, было много крови. Когда Игорь уже лежал убитый, в дверь кто-то стал звонить, стучать, они испугались, тихо ждали, пока гости уйдут, и потом ушли сами, захватив кое-какие вещи. Все это она рассказала старательно, как будто отвечая урок.

«Где-то я уже встречала именно такие выражения», – машинально отметила я про себя. Когда я задала девочке вопрос, чем были занавешены окна, и она медленно, будто читая с невидимого листа, стала говорить: «На окнах тяжелые шторы из плотного синего материала, не пропускающие света», – я поняла, где я это встречала. Она рассказывала мне протокол осмотра места происшествия. Я задала пару контрольных вопросов и убедилась, что обстановку она описывает теми же словами, что и дежурный следователь.

А вот когда дошло до деталей убийства, тут она почувствовала себя хуже. Когда я спросила, где лежало тело Игоря после убийства, она заученно ответила: «На диване». – «На каком?» – спросила я.

Она не ожидала столь коварного вопроса и растерялась. «На белом кожаном диване?» – наконец ответила она нерешительно, подразумевая, что я ей подскажу, если что.

– Вам виднее, – бессердечно сказала я. И подумала: «Двойка тебе, моя милая, плохо ты выучила урок». Посреди комнаты Тараканова действительно стоял белый кожаный диван, но труп лежал на другом – на диване-кровати у стены.

А в чем был одет Игорь?

В сиреневых спортивных брюках, – сказала девочка. Ну, так и есть. Я снова открыла протокол осмотра трупа. На Тараканове действительно были надеты сиреневые спортивные брюки. Но только под обычными брюками, из темно-серой шерсти. Как она разглядела нижние брюки? Да понятно как: протокол осмотра учила через строчку.

На следующий вопрос девочка просто не стала отвечать: она залилась слезами и в сердцах сказала:

–Что вы меня все терзаете, мучаете? Все спрашиваете и спрашиваете? Милиционеры спрашивали-спрашивали, теперь вы пристали. А я, может, вообще ничего уже не помню.

Допрос был закончен. Сотрудники двадцать второго отдела, ждавшие за дверью и кипящие от злости, поскольку я после бурного, но краткого скандала выставила их с допроса, объяснив, что Уголовно-процессуальный кодекс не предусматривает их присутствия, перекосились в лицах, когда я сказала, что свидетель меня не убеждает.

Но пока они стерпели. Марлезонский балет не дошел еще до конца первой части. Мне позвонили по телефону главковцы и сказали, что они уже два часа сидят в засаде у дома Виктора, но ждать уже невозможно, поскольку в квартиру пошла его девушка, которая видела их засаду. «Надо брать», – сказали они. «Берите, – разрешила я. – Только скажите, вы с ним еще не разговаривали?» – «Да вы что, – возмутились они, – мы его еще даже не видели, мы только идем его брать и сразу привезем к вам».