Алая маска - читать онлайн книгу. Автор: Елена Топильская cтр.№ 42

Я кивнул ему и, не вступая в диалог, быстро ушел, не дав припомнить про вещественные доказательства. Мне показалось, что Плевич даже сочувствовал мне, но зная свою доверчивость, я отогнал желание принять это сочувствие. У меня даже мелькнула мысль о том, что Плевич каким-то образом способствовал моим неприятностям, но я тут же устыдился. Это было несправедливо — обвинять в собственных промахах более ответственного товарища. Оставалось надеяться, что он не употребит свою следственную власть во вред делу и достигнет определенных успехов в расследовании, кои ускользнули от меня.

Выйдя от Плевича, я прокрался к камере Маруто-Сокольского и поскребся в дверь. Маруто открыл мне и, впуская меня, украдкой быстро оглядел коридор за моей спиной — не видит ли кто, как я вхожу к нему. Меня это больно резануло, но что ж делать: я понимал, что с недавних пор стал подобием прокаженного для моих товарищей, и общение со мной может навлечь гнев начальства и прочие неприятности, проще говоря, скомпрометировать. И обижаться на это не следовало.

Впустив меня, Маруто торопливо запер дверь изнутри, и я утвердился в своих горьких предчувствиях: мои товарищи избегали общаться со мной открыто. Я — изгой.

— Что с делом? — сразу спросил меня Маруто.

— Я только что передал его Плевичу, — ответил я, и Маруто дернулся.

— Как — Плевичу?! — страшным голосом сказал он. — Ведь теперь все пропало! Алексей, как же вы не понимаете! Плевич погубит и дело, и вас, несчастный!

— Меня? — удивился я. Кто же и как может погубить меня более, чем это сделал я сам? А вслух продолжил:

— Но что же я мог поделать?

Маруто забегал вокруг меня по тесной камере, размахивая руками, насколько позволяло пространство, и то и дело задевая меня и стены:

— Да что угодно придумать, только бы не допустить этого! Вам следовало уговорить Залевского передать дело мне, только так мы смогли бы оправдать расчет!

— Помилуйте, Маруто! — я был удивлен, ведь Людвиг знал, что не в моем положении было ставить условия начальству. — И потом, что за расчет? При некоторых своих недостатках Плевич — очень ответственный следователь, и я уверен…

— Молчите, Алексей, — досадливо перебил меня Маруто. — Молчите. Все это неспроста, вы что, не видите? Плевич ведь у вас просил дело ему передать? А потом вдруг с вами стали происходить всякие странные вещи: письмо невесть от кого, в гостиницу вас заманили, как вы думаете, для чего? И Плевич, разумеется, видел ваши часы с именной гравировкой?

Бедная голова моя отказывалась соображать, а Маруто напирал, убеждал меня:

— Да вас хотели подставить под монастырь, специально опоили, часы украли, чтобы подбросить потом, чтобы оговорить вас… Ну подумайте же, Алексей, кому выгодно было отстранить вас от следствия?

— Вы намекаете, что это Плевич все подстроил? Чтобы только получить дело в свое производство? Нет, не верю…

Маруто махнул на меня рукой.

— Да вы не от мира сего! А кому еще это надо было?

Я решительно отказывался понимать все эти интриги, но Маруто не на шутку разволновался.

— Короче сказать, Алексей, надо исправлять наш промах. Я должен получить дело в собственное производство!

— Но как вы это сделаете? — вяло поинтересовался я.

Вдруг меня скрутил такой жестокий приступ голода, что я едва справился с резью в желудке и тошнотой. Я вспомнил, что с вечера не ел ничего, и тошнота подступила к самому горлу, а на лбу вышла испарина. Маруто умолк на полуслове и встревоженно заглянул мне в глаза. Еле справившись с недомоганием, я кивнул Людвигу — мол, все в порядке, но он то и дело на меня посматривал с беспокойством.

— Вам надо было убедить Залевского, — повторил Маруто, и я усмехнулся.

— Не до того мне было. Кстати, куда вы делись из полицейского управления?

Маруто бросил на меня быстрый взгляд.

— Вы не понимаете, Алексей? Если бы нас застали вдвоем там, откуда сбежал фигурант, неизвестно, как дело повернулось бы.

— Так вы успели уйти до прихода полицейского начальства?

— Ну конечно! Барков — если вы его имеете в виду — меня не видел. А рядовые агенты в лицо меня не знают.

Маруто говорил об этом как об очевидных вещах, а я с трудом мог вникнуть в ход его рассуждений. И верно, если нас хоть как-то упрекнут в сообщничестве, не видать ему дела. Стало быть, и я буду уже предоставлен воле случая и усмотрения моего недоброжелателя Плевича (хоть он и использовал каждый повод, чтобы заверить меня в обратном, я почему-то все более убеждался, что он не искренен).

— И уж тем более не стоило меня там видеть окружному прокурору, — продолжил Маруто.

— Да ведь я сказал Залевскому, что вы там были, — признался я, уже раскаиваясь в своем длинном языке. Ну, действительно, кто меня спрашивал про Маруто?

Маруто бросил на меня красноречивый взгляд, от которого мне стало еще тошнее, и с досадой пристукнул кулаком по столу. Явно хотел сказать что-то нелицеприятное в мой адрес, но, видно, сжалился надо мной и смолчал.

— Скажите, Людвиг, — нерешительно обратился я к нему, желая подсознательно увести разговор от своих промахов, выраставших теперь до невероятных размеров. — Вы лучше меня ориентируетесь во всех этих тонкостях, я же не обладаю вашим чутьем… Скажите, замечали вы, что Залевский пристрастен ко мне и будто бы неприязнь испытывает? Еще до сегодняшнего моего faux-pas [5] в полицейском управлении, конечно, тут я бы сам себя невзлюбил, мягко говоря. Или я мнителен?

Маруто посмотрел на меня с некоторым смущением и сразу отвел глаза.

— Нет, вы не мнительны, — ответил он с видимым усилием. — Залевский и вправду вас не жалует.

— Но за что же?! Что я сделал такого, что вызвал его неприязнь?!

Маруто молчал, и я в запальчивости даже повысил на него голос:

— Ну же, Людвиг! Если знаете что-то, не таите от меня!

— Не уверен, что вам полегчает от этого знания, — все так же глядя в сторону, неохотно сказал Маруто.

Я взволновался еще больше. Что такого порочащего видят они все в моей личности или в моих поступках, что дает им право меня презирать? И Людвиг ведет себя так, будто знает про меня что-то неприличное…

Стиснув зубы, я дал понять Людвигу, что готов выслушать ужасную правду, и что хуже мне быть уже не может. И Людвиг, явно испытывая неудобство этического свойства, запинаясь и мямля, сказал мне действительно ужасные вещи, которые буквально раздавили меня.

— Знаете, Алексей, не мое дело судить… Про вас говорят злые языки… Заметьте, я не сужу вас никоим образом, и не мое это дело, но…

— Да говорите же! — вскричал я в гневном нетерпении, раздраженный этими экивоками. Мару-то испуганно на меня посмотрел.