Роковая роль - читать онлайн книгу. Автор: Елена Топильская cтр.№ 37

Это я понимала. Доктор объяснил, что у Климановой было серьезное психическое расстройство, которое требовало наблюдения специалистов-психиатров, а не психологов и психоаналитиков.

— А каков был характер расстройства?

— Насчет характера расстройства вам лучше поговорить с психиатрами. Но как психолог могу сказать, что у нее был жесточайший комплекс вины. И такой синдром психологических проявлений, который я бы назвал одержимостью ролью жертвы.

— А подробнее?

— Она попала к нам сразу после съемок фильма, в котором сыграла актрису, то есть вроде как отчасти и себя. По сценарию, ее героиню преследует маньяк. Из анамнеза я узнал, что в городе, где они снимали фильм, в гостинице, Климанову тоже кто-то преследовал. Ее героине звонили, и ей тоже звонили.

— Вы уверены?

— В чем?

— В том, что ей звонили?

Доктор развел руками.

— Ну, проверять это в мои обязанности не входило. Во всяком случае, она это сообщила врачам.

— Хорошо, звонили. А чего хотели?

— Вот тут, на мой взгляд, проявлялась ее явная одержимость образом, который она сыграла. По ее словам, звонивший говорил ей те же слова, что и маньяк ее героине в фильме. Когда пациент перестает отличать реальность от вымысла, дело плохо. Вот тут-то я и отправил ее в психиатрическую больницу.

— Доктор, а вы не предполагали, что Климанова говорит правду, что ей действительно звонят и говорят те же слова, что и ее героине?

— То есть вы меня упрекаете в том, что я здорового человека засунул в психушку? Помилуйте. Есть набор профессиональных приемов, позволяющих распознать, действительно ли пациент разбалансирован. Поверьте, что я, как психолог с почти сорокалетним стажем, могу отличить человека, который напуган чем-то реальным, от психически нездорового человека, который настрадался от ветряных мельниц.

— Вы хотите сказать, что Климанова боялась призраков?

— Более того, дорогая, она так и говорила докторам.

— Что боится призраков?

— Ну да. Что боится существа с бесплотным голосом, виртуального порождения того маньяка, который преследовал ее в фильме. У нее была навязчивая идея, что мысль и слово материальны…

— Но эта же идея владела умами классиков философии…

— Безусловно, но не в болезненной форме. Климанова же довела эту идею до абсурда. В ее представлении все написанные и сыгранные образы начинают жить своей жизнью, и реальные лица, их воплотившие, обязательно встречаются с ними.

И после встречи начинается борьба реального лица и персонажа, поскольку двоим тесно в одной и той же шкуре. И на помощь персонажу могут приходить его виртуальные партнеры, потому что, по сути, это борьба миров — реального и виртуального, как теперь модно говорить. Противоборство, которое должно закончиться победой одного мира и поражением другого.

— Как интересно, — заметила Регина, которая просто заслушалась доктора.

Впрочем, я тоже. — Но почему вы считаете, что эта идея — проявление болезни?

По-моему, это просто оригинальная мысль, не более.

— Региночка, да потому, что ваша актриса была в прямом смысле слова одержима этой идеей. Любая идея утрачивает свое гносеологическое значение, превращаясь в идею-фикс. Повторяю, я бы ее синдром назвал синдромом роли жертвы. А знаете, в чем проявляется эта болезнь, кроме генерирования красивых идей?

— В чем? — спросили мы с Региной хором.

— В том, что больной делает все, чтобы действительно стать жертвой. И если не представляется удобного случая, он этот случай конструирует специально.

— Скажите, пожалуйста, доктор, — я пыталась сформулировать какую-то постоянно ускользающую от меня мысль, — а могло быть такое, что Климанова просто болезненно воспринимала какую-то реальную ситуацию?

— То есть что психическое расстройство произошло из-за того, что она испытала страх перед чем-то реальным?

— Ну да.

— Конечно, такое могло быть.

— И еще вопрос: она поправилась после лечения?

— Вопрос некорректно поставлен, — засмеялся доктор, — не после, а в результате лечения.

— Конечно, простите.

— Ничего. Скажем так: наступила ремиссия.

— Что это такое? — шепотом спросила меня Регина.

— Ремиссия — это улучшение, восстановление, — пояснил доктор, обладавший острым слухом.

— То есть вы не утверждаете, что она выздоровела?

— Давайте определимся с терминологией, — похоже, что доктор начинал терять терпение. — Выздоровление — это, конечно, замечательный результат, но не самоцель. Бывает, что больной неизлечим, его просто компенсируют и приостанавливают лечение, но постоянно наблюдают.

— Но она продолжала играть в театре…

— Ну и что? Такого плана нездоровье не вредит творческой стороне натуры. А для окружающих она была не опасна.

Допив кофе с ликером, я поблагодарила доктора, так и не прояснив до конца, что же реально происходило в жизни Климановой, а что ей казалось.

Мы с Региной поднялись и засобирались. И тут я решила задать доктору еще один вопрос.

— Доктор, а вы ведь ее осматривали при поступлении в клинику?

— И не один, целая комиссия осматривала.

— Вы не заметили у нее каких-то соматических отклонений?

— Отклонений или заболеваний? Это разные вещи.

— Ну, в общем, что-то необычное заметили?

— Необычного — нет. А вот что грудная клетка у нее болезненна при пальпации, заметил. Но она не позволила ее как следует пропальпировать.

— В тот момент, когда она к вам поступила, у нее как раз зарастали переломы ребер, вот и была болезненность.

— Да что вы! — доктор был как громом поражен. — Вы уверены?

— Видела своими глазами при вскрытии костные мозоли на ребрах.

— Та-ак. Если бы тогда это заподозрил, я бы иначе оценивал ее состояние.

— Иначе — это как?

— Я бы тогда сказал, что она была психически менее декомпенсирована, чем я поставил.

— А почему?

— Почему? — чувствовалось, что доктор устал на пальцах объяснять двум дилетанткам азы специальности. — Потому что реальная опасность и навязчивый страх — это как сообщающиеся сосуды. Чем сильнее реальная опасность, тем меньше оснований полагать, что у пациента — навязчивое состояние. Вам понятно?

Мне было ничего не понятно. Была психически больная актриса, которой все время что-то чудилось. В итоге мы имеем ее труп, труп женщины, похожей на нее, и труп мужа этой женщины. Неужели смерть Бурова — это простое совпадение, а не продолжение цепочки?