Жизнь честных и нечестных - читать онлайн книгу. Автор: Елена Топильская cтр.№ 32

Еще мне показалось, мягко говоря, странным, что Балованов — штатный «чернореченский» адвокат — вдруг взялся за защиту человека братьев Гавелов. Конечно, «есть многое на свете, друг Горацио…» Но и определенные понятия пока тоже есть.

Я заглянула в ордер адвоката, защищавшего Бесова после бесславного отстранения известного «чернореченского» юриста. Старый знакомый, Пал Палыч Андреев, из «бывших», то есть из немногочисленных уже адвокатов, которые осуществляют защиту теми способами, которые предоставляет им уголовно-процессуальный кодекс. Теперь-то критерий подбора адвоката другой: а ты вопросы решаешь? Нет? Тогда какой же ты адвокат? Кого ты знаешь из следователей и судей? Кому ты можешь взятку сунуть?

Один мой коллега из отдела по расследованию особо важных дел Саша Каневский, из числа сбежавших от Недвораевой в коллегию адвокатов, как-то в следственном изоляторе зацепился со мной языком на тему о новой популяции юристов, «решающих вопросы».

Начали мы с обсуждения участившихся случаев убийств адвокатов.

Год назад на методсовете по делу об убийстве одного приблатненного адвоката, из тех, кого конвой в следственном изоляторе путает с их клиентами, я выступила против версии о связи убийства с профессиональной деятельностью адвоката, доказывая, что в силу пиетета к профессии адвокатов не убивают. Мне давно как-то рассказывал старенький адвокат, что много лет назад его ограбили на темной улице; грабители забрали бумажник и уже удалялись, когда он побежал за ними со словами: «Документы хоть отдайте!» — «Какие тебе документы?» — спросили злодеи. «Удостоверение адвокатское…» — «Так ты что — адвокат?! Что ж ты раньше не сказал?!» И ему не только вернули адвокатское удостоверение и деньги, но в качестве возмещения морального ущерба остановили такси и велели водителю довезти его до дома «за счет фирмы», а в багажник загрузили ящик шампанского и коробку фруктов. Вот такое было уважение к профессии!

Прошел всего год, и я кардинально пересмотрела свои взгляды на этот вопрос. Если адвокат берет у клиента деньги и подробно ему рассказывает, кому и как он будет давать взятки, или, еще пуще, обсуждает с клиентом, как свидетелей заставить отказаться от показаний, — то это уже не адвокат, а соучастник. На адвоката, может, рука и не поднимется, а на подельника — отчего ж…

Каневский со мной согласился в том, что многое сейчас он уже не возьмется оценивать однозначно. И рассказал, как, уйдя из следственной части (а был он весьма незаурядным следователем, умным и грамотным), пришел в коллегию стажироваться, и его наставником стал господин Балованов.

— Сижу я рядом с наставником в консультации, на приеме, и приходят люди, которые говорят, что надо освободить из-под стражи клиента, обвиняемого в убийстве при отягчающих обстоятельствах. Я взвесил возможности, пришел к выводу, как опытный следователь, что они равны нулю, и так и сказал гражданам, мол, это невозможно; по сто второй статье ни один суд меру пресечения не изменит, и никто за такое поручение не возьмется. А сидящий рядом Балованов тут же говорит: отчего же, я готов взяться. Пять тысяч долларов — и клиент на свободе. Я, признаться, подумал про коллегу: во впаривает! Хочет деньги снять, а потом будет ссылаться на объективные обстоятельства. Одному такому уже голову проломили: денег набрал, а потом стал от клиентов прятаться…

Поэтому я, мыслящий следственными категориями, гну свое: это невозможно. А Балованов свое: пять «тонн» — и клиент на свободе. И что ты думаешь? Суд изменил человеку меру пресечения, он, естественно, тут же скрылся; наших клиентов — его соучастников — давно уже осудили, а тот все бегает. Но не в кандалах. Поговорил я некоторое время спустя с судьей, который его освободил. К тому времени я его уже узнал получше, понял, что он взятки берет, и он, впрочем, в дружеской компании этого особо не скрывал. Хотя, естественно, и не афишировал.

И вот до разговора с ним я все думал: как же это, должно быть, страшно — брать взятки! Как жить с таким грузом на душе, в вечном страхе, что вот-вот все раскроется, придут арестовывать… А как детям в глаза смотреть, что говорить будут…

А человек, как оказалось, живет в ладу с самим собой, в полной гармонии! Я, говорит, помогаю людям. И вполне естественно, что меня за это вознаграждают. Вот, говорит, квартира у меня отделана по евростандарту; милиция нарубила дров, дело сляпала, а я вынес правосудный приговор; и вполне естественно, что люди остались благодарны…

Но Пал Палыч, насколько мне известно, считает ниже своего достоинства бегать как халдей, купюры отсчитывать должностным лицам.

И я взялась за телефонную трубку. Определенно, когда-нибудь мои коллеги скинутся со своей скудной зарплаты и поставят памятник из чистого золота в виде огромного телефонного аппарата. И на нем будет написано: «Божеству по имени Телефон — благодарные следователи»…

Насколько я помнила, как раз в это время у Пал Палыча по графику прием в консультации, и память меня не подвела. Он как раз и снял трубку. После краткого обмена любезностями я спросила о Бесове, и Андреев воодушевился, узнав, что дело у меня.

— Что-то там не то, Мария Сергеевна, мое сердце просто чует, что там какая-то подстава. Мне ведь всех материалов дела не дали посмотреть, могу только догадываться, что у обвинения не все гладко. Не могу понять одного: кто так подставил моего клиента.

— Пал Палыч, а про записку что-нибудь вам известно?

— Известно только то, что записку передал ему адвокат Балованов, и что ее действительно писали родители. Я уж их терзал-терзал: кто вас надоумил такое написать? Они говорят — оперативник, который сына забрал, потом приехал и сказал, что выполнил указание следователя, Сережу задержал, но верит ему, что он не убивал, и предложил им поговорить с Наташей; это девушка Сережина, мол, она что-то знает, что может сыну помочь; они, конечно, их связь не одобряли, Сережа ведь женат, но вроде бы с Наташей он уже полгода не встречался… В общем, родители поговорили с Наташей, и та им рассказала про Москву и фотографию отдала, где они с Сережей на Красной площади. А оперативник и подсказал, мол, напишите записку, я Сереже передам, и спросил, какого адвоката они наняли. А родители сразу и растерялись: адвокатов не знают; оперативник им и посоветовал определенного юриста. А уже после того, как записку изъяли, Балованова от дела отстранили, родители ко мне обратились. Мария Сергеевна, голубушка, одна надежда, что вы разберетесь в этом клубке

Противоречий.

— Пал Палыч, а что из себя Наташа представляет? Вы ее видели?

— Видел только на фотографии, лично не встречался. Мария Сергеевна, послушайте, я спрашивал Сергея, был ли он в Москве? Он отвечает — был, а сам при этом смотрит в сторону, на меня ни разу не взглянул. Спрашивал я его и про отношения с Наташей и еле-еле вытянул, что он ее знает со школы, была первая любовь, потом поссорились, — вы еще юны, Мария Сергеевна, и наверняка это помните лучше, чем я, старый перечник. И он женился на Вале. Ну, а сердце взяло свое: через несколько лет опять они с Наташей стали встречаться, ездили в Прибалтику, в Сочи… Родители просто в ногах у него валялись, чтобы он с Наташей расстался, очень они боялись, что жена Сергея уйдет и ребенка заберет. Да как расстанешься: город маленький — не хочешь, да столкнешься! Но когда Сергей почувствовал, что жена действительно может уйти от него, он с Наташей порвал. Говорят, она так переживала — чуть ли не травиться думала у него на глазах, но он как кремень держался.