Все так - читать онлайн книгу. Автор: Елена Стяжкина cтр.№ 43

Руки болели, а ладони покрылись волдырями.

Волосы стали мокрыми, и ей показалось, будто она выходит из теплого озера, на берегу которого двое мужчин спорят о разведении страусов. Это очень смешно.

Невозможно не рассмеяться.

Невозможно.

Она громко, неприлично громко хохочет.

– Что-то не так? – спрашивает Йоганн.

– Всё так, – отвечает Зоряна.

11 августа утром и вообще

Она – не беременная. Да – за Андрюшу. Конечно, я привыкну и мне понравится.

Я уже привыкаю. Она звонит из загса:

– Мама, у нас проблема. Мы с Андрюшей не можем подать заявление, потому что я не знаю, какую фамилию хочу взять, чтобы носить после брака.

– Можешь поносить мою.

А что? Она все время носит мои вещи, пользуется моей косметикой и постоянно ворует у Сережи гель для душа. Сережа кричит:

– Отдай, я себе покупал! Если тебе надо такой же, скажи, я тебе тоже куплю. Мне не жалко!

Она кричит в ответ:

– Нет, тебе жалко! Капли мыла!

Он обижается:

– Это не мыло, это принцип!

– Вот и купайся в своих принципах! – это уже я вступаю.

– Хорошо, что она хоть трусы мои не носит, – бурчит Сережа. (Она – носит, по дому, вместо шортов. Просто он об этом не знает.)

– Куском хлеба меня попрекаете, – бурчит она.

– Ну зачем ты его ешь?

– Я его пью!

– Вот-вот, у меня тоже ощущение, что она его пьет, а не моется. Нормальный человек не может вылить двести граммов геля на пятидесятикилограммовую тушку, – не унимается Сережа.

– Там не только тушка. У нее очень большая голова, – обижаюсь я.

– А ты подумала, как мы будем без нее жить?! – шепотом кричит Сережа.

– Без головы?

Сережа закрывает лицо руками. Он не может видеть мой цинизм. Я обнимаю его за плечи и обещаю выдавить прыщ на привычном месте. Еще я обещаю, что его гель теперь не будет пропадать и что она будет нам часто звонить…

– Звонить!!! – взвывает он. – Звонить!!!

11 августа, вечером

– Мама, он очень хороший, и теперь у нас только одна проблема…

Она – не беременна? Да – Андрюша? Я привыкну?

– С дружком!

– Ну и слава богу.

– Ты не понимаешь. – Она уютно кладет мне голову на живот и подтягивает ноги к груди. Острые коленки упираются мне в ребра. Прямо чувствую, что можно поправиться на пару килограммов и ее коленкам будет удобнее.

– А у нас есть конфеты? – спрашиваю я.

– Ты не ешь конфеты, хлеб, булки, торты, картошку, макароны, мороженое, мясо, рыбу, сахар, колбасу, сосиски, супы, сметану, майонез…

– А что я тогда ем?

– Папа тоже все время интересуется… А я спросила у Андрюши: «Кто твой лучший друг? Самый-самый?», а он сказал: «Мой самый лучший друг – это ты». Представляешь?

– Очень хорошо. Значит, ты и будешь дружком!

– Все тебе весело! Все тебе смешно! – всхлипывает она.

В общем, если честно, мы обе зачем-то плачем. Сережа этого не выносит, а Миша – выносит. Он разбегается от дверей и прыгает к нам на кровать.

– Извините, что вас перебил. – Очень вежливый мальчик, будущий школьник. – У меня к вам два вопроса: зачем человеку «Букварь» и что такое «экзистенциальная драма»?

Ночью

Мы будем притворяться. И никто не узнает. Никогда! Пообещай!

Мы будем такими хорошими, что наши зубы треснут от улыбок. Почему зубы? Не знаю. Тебе, кстати, надо вставить пломбы. И мне тоже. Иначе зубы нас выдадут.

Мы скроем от них, что выросли и постарели. Мы скроем от них, что вся твоя храпящая спина проросла родинками, как гречкой. Не хочешь гречкой? Как жемчужинами, которые устали быть белыми.

Согласен?

Ты всегда согласен…

Мы не признаемся, что нас случайно объявили ответственными за все, и мы уже немножко надорвались, и пупы наши развязались, и башки лопнули, но мы же – в домике, мы умеем прятаться. Особенно в маленьких улочках и кварталах чужих городов.

Мы будем улыбаться, веселиться. И дай мне слово, что не напьешься, иначе я тебя убью.

Мы не скажем им, что нам грустно. Что мы не любим песок, потому что его трудно вымывать из попы. И потому что песок – это мы сами.

Никто не должен знать, какой ты умный. И какая дура – я. Никто не должен подойти к нам ближе, чем мы их пустим.

Ни слезы – слышишь, старый дурак? – ни слезы. И тебе не сорок! А почти сорок два. Для склероза – рано. Мама уверила меня в этом. Дала гарантию. Ты уважаешь тещу? Вот! И с этой минуты ты – мышка в банке.

Мы – мышки в банке. Две мышки. В одной банке.

Знаешь, со временем она и ее муж могут сыпать нам корм. И не кричи, что мы сами еще ого-го. Может быть, мы захотим их корм. Может быть, это даже будут пирожные и раки. А?

И да, она не будет греметь ключами, мыть посуду, разбрасывать по всему дому вещи, особенно лифчики, и воровать у тебя гель для душа.

И не приглашай меня танцевать. Ты наступаешь мне на ноги. У тебя плоскостопие.

И да – я тоже не буду…

13 августа, вечер

Видеооператор сказал, что он – художник. Поэтому «под жопой у него все время должна быть машина, в машине – водитель, у водителя – водка». Видеооператор – гений. Без водки – ни кадра.

Час его драгоценного дыхания (он снимает, как дышит; перегаром, что ли?) стоит сто долларов. И все звезды об этом знают.

Жаль, что я не знаю, кто у нас нынче звезды.

– Мамаша, зачем вы не смотрите телевизор?

13 августа, тоже вечер

Другой. Борода клинышком. Усы. Темные глаза. Бас. Гей. Он сам сказал.

– Как гей я вижу только красоту в ее первозданном виде.

– В первозданном – это в голом?

Зачем я взяла с собой умного мальчика, почти школьника, кто мне доктор?

– Ню? – возбуждается другой.

Мы уходим.

– Не надо, – просит он. – Вот! Держите! Не стесняйтесь. Это мои достоинства. Мои достоинства, вы сами убедитесь!

– Миша, закрой глаза! – шепчу я. Мало ли какие достоинства мне придется сейчас взять в руки. Хотя я же могу не брать ничего в руки. Сказать, что у меня экзема. А лучше – лишай. Вши. И я – не рукопожатная, потому что в первом классе за низкую успеваемость мне объявили бойкот. И что мне стоило надеть перчатки? Бабушка Мила всегда говорила: «Перчатка и шляпка делают женщину женщиной». И бабушка Шура с ней соглашалась: «Только чувырла ходит с непокрытой головой».