– Думаю, ты правильно все рассчитываешь.
– Только теперь не знаю, не уверена… Раньше я думала, что мне следует найти себе черного парня и выйти за него. – Нго вздохнула и на какой-то миг стала совсем не похожей на себя. – Но мне подвернулся ты, и у тебя обнаружилась масса достоинств.
– Спасибо…
– Не за что благодарить, ты же белый.
«Тоже мне открытие», – подумал Том.
– И к тому же русский. А с вами, славянами, все идет не так, как положено, как следовало бы. Вот и теперь это твое мотовство доказывает…
– Понимаю… – Спорить с ней становилось невыносимо.
– Ты знаешь, я перевязала трубы. Не могу сейчас. К тому же неизвестно от кого, вроде тебя…
– Значит, не хочешь, если так думаешь.
– А вот об этом не тебе судить, растратчик! – Нго помолчала и вдруг почти доверительно спросила: – Как ты отнесешься к тому, чтобы я прошла экстракорпоральное оплодотворение?
– Не понимаю? – Том на самом деле не понимал ее.
– От черного донора. Тогда и ты при мне останешься, и с ребенком все будет в порядке.
– Говорят, есть какие-то случаи, когда даже с участием белого отца или матери, дети все равно получаются… вашей расы. Может, сейчас это можно как-то простимулировать, даже заказать, если тебе нужно?
– Я хочу наверняка. Хотя, понимаю, для тебя это, возможно, звучит оскорбительно, но так мне было бы спокойнее.
– Да, – кивнул Том, – ты даже не представляешь, как оскорбительно.
Дальше они ехали молча до самой базы. Лишь когда расставались в коридоре, после того как Том донес до двери ее коробки с покупками и сумку. Нго вдруг сказала:
– В общем, я давно хотела с тобой об этом поговорить. И поговорила… – Кажется, в ее тоне звучала настоящая горечь. – Решила, знаешь ли, что могу, потому что денег у тебя вдруг не оказалось, мне за тебя еще и платить пришлось. И вообще…
– Я отдам, как только доберусь до банкомата.
– Отдашь, конечно, куда же ты денешься.
Они еще помолчали.
– Знаешь что… Спасибо тебе.
– За что?
– За все, – сказал Том, поцеловал ее в полные губы и пошел к себе.
Он не знал, что из этого выйдет, но гадать ему не хотелось. А хотелось только спать. И еще, пожалуй, Извеков впервые очень наглядно понял: пить перед лодированием не следовало. Психические и ментальные процессы от выпивки идут совсем по-другому, даже можно предположить, что именно по этой причине лодирование не удалось. Ну еще, конечно, с непривычки – вернее, из-за отвычки. А тут еще Нго… Ладно, все устроится, пусть даже по-русски, на авось.
Хотя внутри почему-то теперь вызревало ощущение, что на авось не получится.
6
На платформу Том с Нго и еще с тремя новыми ребятами перебрались успешно и спокойно. Извеков уже стал думать, что все складывается нормально, что ничего уж очень страшного в Рейкьявике он не натворил, но на новом месте ему не понравилось. И причин вроде не было никаких, но каюту ему отвели дальнюю, почти в нежилом секторе. И Нго, когда Том ее спросил, не она ли на правах старшего сержанта занималась распределением жилых помещений, что-то буркнула, мол, не может же она за всем уследить.
Потом, как он понял из разговоров, на платформе незадолго до их приезда высадилась группа странных ребят. Они приволокли с собой немало оборудования, которого тут никто не видел. И был еще один признак: именно Тома, хотя он прошел все мыслимые тесты еще на берегу, неожиданно отстранили от добычи. Он попробовал разведать обстановку в бухгалтерии, но там незнакомый бухгалтер мельком просмотрел его бумаги и отослал… ни много ни мало к командиру платформы! Тот, разумеется, Тома принял, был даже вежлив, но сообщил, что с ним не все ясно, нужно что-то прояснить.
Вечером после прибытия Извеков снял в банкомате компании немалую сумму и зашел к Нго. После вахты она была едва полуживая и сразу на него рыкнула:
– Чего заявился?
А Том попросту осматривался, сравнивая ее каюту со своей. Странно тут было. Нго не повесила китель в шкафчик, разбросала пропотевшее белье, словно занималась не рутинной командирской работой, а только что вышла из тренажерного зала, где устроила себе изматывающую тренировку… А ведь она аккуратистка каких поискать, избавлялась от всякой грязи почти автоматически, сразу же забрасывала разовое белье в мусоросборник. Но на этот раз ничего подобного не сделала, словно и не она была.
– Хотел узнать, почему меня не выпустили на работу, – сказал он.
– Не выпустили, значит, так нужно.
Он посмотрел на нее. Нго прятала глаза. Нго не умела лгать, а потому не хотела больше ничего объяснять. «Так, – решил Том, – она что-то знает, но ее попросили мне не передавать. И вполне возможно, где-то здесь включен микрофон, вот и ее проверяют».
Обойтись старым, дедовским еще приемом – написать пару слов на бумажке – Том тоже не мог. Вполне возможно, что сюда подставили и камеру, а значит, секретничать с Нго было бы для нее подставой по полной программе. Она того не заслуживала.
– Я понимаю, что это не просто так, – Извеков решил сымитировать рассерженность, но получилось не очень. Где-то он читал, что сейчас делали такие точные анализаторы скрытых эмоций в речи человека, что обмануть их было невозможно. – Просто хотел узнать, чем виноват, если виноват, и что теперь будет?
– Будет что будет. Так, кажется, по-русски звучат всякие отговорки? – Нго зевнула. Ей не хотелось с ним разговаривать, ей хотелось принять душ и выспаться.
Он ушел ни с чем. Но деньги ей решил не отдавать. Что-то тут было не просто, и хотя денежный пук Тому мешал, он все равно припрятал его в мешок за поясом. И проделал это в коридоре, где камер никто не скрывал, а поэтому после трех с лишним лет работы на таких платформах ему не составило труда вычислить зону недоступности.
Извеков не знал, что теперь будет, но решил готовиться к худшему. Даже пожалел, что не вытащил все деньги с карточки на берегу. Там еще много оставалось, а тут, на платформе забрать все подчистую было невозможно. Это поневоле привлекло бы внимание. И даже то, что шифр его карточки был секретным, Том сомневался, что в случае настоящей операции задержания это останется тайной для секуритов.
А потом, совершенно неожиданно, Извекову объявили, чтобы он зашел в комнату спецотдела, якобы там с ним хотят побеседовать. Он и отправился. А куда было деваться?
В комнатке сидели трое. Один высокий, в хорошо пригнанном кителе, в очках, которые стоили, наверное, половину того, что Том зарабатывал за месяц. Второй возился с каким-то прибором – легким на вид, не больше нормального палм-компа, – но не составляло труда догадаться, что это был полиграф. Может быть, даже не голосовой, а полноформатный, регистрирующий почти всю биофизику тела, только не древним методом датчиков и проводов, а как-то дистанционно. Третий незнакомец был с усами, которые его совсем не красили, бледно-рыжий, и разговаривал с сильным акцентом, происхождение которого Том определить не сумел.