Уже через три часа после прибытия Том, получив прозвище Монк (то есть переведенную на английский свою фальшивую фамилию), вышел вместе с Холлидеем в первое тренировочное плавание. Инструктор обращался с машиной виртуозно. Том и не знал, что можно, например, крутиться на одном месте, используя лишь слабую тягу от нагнетательного водяного патрубка, имеющего на конце гибкий шланг, чтобы его можно было поворачивать в разные стороны.
– Шланг этот необходим, чтобы смывать ил, – пояснил инструктор. – Давление струи у обреза патрубка примерно на три-четыре атмосферы выше, чем давление на этой глубине, поэтому ты отбрасываешь всю грязь в сторону, прежде чем пилить породу.
Породой называлась серо-бурая, ноздреватая масса, которую и нужно было пилить вращающимся резаком, установленным на конце еще одного манипулятора. Два других захвата должны были эти куски оттаскивать в сторону и укладывать потом в специальную корзину, сплетенную из поблескивающих прутков.
– Эти корзины упаковывай получше, – посоветовал Холлидей. – Есть «мастера», которые в каждую корзину забивают всего лишь семь-восемь тонн породы. Но для тебя же будет лучше, если научишься умещать в ней тонн десять. Для этого нужно пилить куски помельче, тогда их легче утрамбовать. При трамбовке особенно не дави своими «руками» (так он называл манипуляторы, которые исполняли роль захватов и укладчиков). Усилия «руки» могут развивать тонн до пятидесяти, причем ты этого сначала не заметишь, поэтому сломать корзину – проще простого. За каждую поломку у тебя будут вычитать монету, что тебе, подозреваю, совсем не нужно. Кроме того, каждая серьезная поломка – это минус и мне с Сангаром, и сержанту. А вот она-то уж спуску не даст.
Всего на бати-боте было шесть манипуляторов: две «руки», штанга с дисковым резаком, нагнетательный патрубок, одна труба для того, чтобы закачивать вместе с водой чрезмерно измельченную породу (а такое тоже бывало), и еще одно приспособление, о назначении которого Том пока не догадывался. А вот рук у него осталось по-прежнему две штуки, и как одновременно управляться со всем этим оборудованием в весьма тесном объеме крохотной лодочки, притом что ее почти постоянно сносило в сторону то ли течением воды, то ли разными реактивными моментами, возникающими при работе манипуляторами, он не знал.
Он и спросил, как заякориваться, чтобы избежать чрезмерной подвижности лодки во время работы.
– Не стоит использовать якоря, – отозвался Холлидей. – Привыкнешь, а это потом скажется на твоем ощущении во время работы. Лучше привыкай планировать над породой. Ее тут легко откалывать – это же практически открытая выработка, а компенсировать нежелательные перемещения научишься. Особенно помогают нагнетательный патрубок и упор дисковой пилы в грунт, этого добывающим обычно достаточно.
А потом началась работа, вернее, еще тренировки, как говорила Нго. Но они мало чем отличались от настоящей добычи, только велись с инструктором. Том как-то между сменами разговорился с Макинтайром, и тот ему рассказал, что у них всего восемьдесят часов, чтобы освоить премудрости работы с инструкторами, а потом инструкторы будут сидеть на платформе и следить за действиями всех восьми добывающих по телеметрии. Вот тогда-то каждый и покажет, чего он стоит.
– А если я не уложусь в эти восемьдесят часов? – спросил Извеков.
– Безил. – Гас даже руку положил ему на плечо, словно хотел понять, не бредит ли его… сокамерник. – Что бывает с теми, кто не укладывается в нормативы, в вашей России?.. Правильно, у нас то же самое – их увольняют. И можешь считать, что тебе крупно повезет, если на тебя не перевалят расходы по обучению и какие-нибудь штрафы.
Зато и плата оказалась довольно высокой, когда Том освободился от опеки Холлидея и стал выходить в море самостоятельно. Конечно, норму он не выполнял, но от новичков этого пока не требовалось. Хотя Нго и ворчала, чтобы все поторапливались. Это даже заслужило название «мессы» – построение перед каждой сменой, когда она расхаживала перед строем и ругалась. Как бы то ни было, из восьми человек к исходу месяца никого не уволили, чему Нго прилюдно весьма удивилась, даже слегка рассвирепела, когда получила от начальства такой приказ.
– Ума не приложу, о чем они там думают?! – бушевала она, когда это стало известно. – Я бы выгнала как минимум троих, а лучше пятерых! И взвалила норму на остальных троих, чтобы и вам неповадно стало, и кислород можно было сэкономить. Воздух, понимаете? Воздух вы жрете, как стадо бизонов, а вас почему-то пожалели!.. Значит так, девочки, я сумею обратить это против вас. Так и знайте: теперь вы конкуренты друг другу, что бы там начальство ни думало о моих воспитательных средствах.
К концу второго месяца, когда они работали уже не на учебном «плацу» с открытой породой, а в довольно сложных переплетениях каньонов и вырубленных предыдущими добытчиками отвалах, двоих все-таки уволили. А еще одного перевели на какую-то дальнюю платформу, где можно было, как сказала Нго, «удержаться за четверть нормы». Зачем компания, на которую работал Том, содержала такие малодоходные выработки, Извеков не знал, но полагал, что это правильно – не сразу расставаться с людьми, которые хоть чего-то стоили.
Увольнения привели к тому, что Макинтайра от него переселили в освободившийся кубрик, и Том стал сам себе хозяином. Он обрадовался этому, а потом загрустил: не с кем было поговорить кроме как в столовой, не на ком сорвать раздражение, если чужие журналы с голыми красавицами оказывались на его койке, или наоборот, не у кого было стрельнуть глоток-другой из фляжки, чтобы отпраздновать, например, ненастоящий день рождения.
Впрочем, в столовой тоже много не разговаривали. Том сначала довольно удивленно оглядывался во время этих трапез. Он-то знал, что в России в таких случаях не было бы проходу от грубоватых, но дружеских шуток, подколов и пересудов. А тут, в этой компании все было тихо, безэмоционально, равнодушно. Хотя за успехами сослуживцев каждый следил внимательно.
«Наверное, в этом и отгадка, – думал Том, когда оставался в одиночестве и можно было подумать, не контролируя каждую улыбку или жест. – Они воспитаны в более плотной атмосфере конкуренции и побаиваются не успеть, не справиться, не достичь… А мы, русские, не очень к этому привыкли. Вот у нас и манера общения другая, более непосредственная, если не сказать – расхлябанная».
До конца третьего месяца Нго сообщила, что Макинтайра как наиболее верткого пилота переводят в буксировщики. То есть теперь те корзины, которые набивали добывающие, Гас должен был оттаскивать куда-то, где их обогащали и перегружали в более удобные для транспортировки наверх контейнеры. Так их осталось только четверо. Гас сразу как-то неуловимо отдалился от своей смены, и Том вынужден был признать, что это правильно. Нечего ему с ними было делать, как и нечего делить.
И концу этого, третьего, месяца стало известно, что они вчетвером вполне выполняют свою норму, хотя двоим из них (кому именно – так и осталось загадкой) лучше бы все же перерабатывать часа по два-три в каждую смену, чтобы добиться расчетной и экономически оправданной выработки. Разумеется, переработать тут же согласились все четверо, и Том оценил хитрость компании. Хотя уставал он теперь меньше, чем в первые недели, но все равно так, что спать приходилось часов по десять, чтобы восстановиться.