– Что ты тут трогал руками?
– Везде был в перчатках, снял их только на кухне… Вот еще что, обрати внимание на фотографию на стене, она была чуть сдвинута, и я посмотрел насколько, – отозвался Стерх.
– Ну и?.. – быстро спросил Собинов.
– Миллиметра на три. – Стерх проследил, как Собинов поместили эту цифру в блокнот.
– Халюзин был убит сразу после того, как сконтактировал с тобой, – начал Линдберг. – Версию банды из ресторана мы отрабатываем, но пока там ничего нет. Скорее всего, и не будет. Номера машины, которая преследовала архитектора, разумеется, оказались фальшивым. – Он вздохнул, и мельком посмотрел на Стерха. Обычно он так поступал на допросах, когда подходил к самому главному. – Какие еще следствия ты ведешь, Никита?
Ого, даже по имени, подумал Стерх. И довольно легко произнес, без напряжения.
– Сейчас у меня осталось только это. Но вот пару недель назад у меня было дело…
– Какое?
– Нет, нет, эта версия – чистая придурь, – резко отозвался он. – Оба дела не имеют… не могут иметь между собой ничего общего.
– Ты в этом уверен?
– Да нет же между ними ни малейшей связи! – почти закричал Стерх. И лишь после этого понял, что это похоже на уговаривание, а не на свидетельство.
– Я бы ему не верил, – отозвался майор. – Его следует как положено… У нас и повод есть – все-таки вломился.
– Оставьте его в покое! – загремел Линдберг. – Или моего поручительства вам мало?.. – Он опомнился, и уже куда спокойнее добавил: – Поймите, это все вышло случайно, он больше неприятностей вам не доставит, так зачем же… пылить по мелкому?
– Ну, если он пообещает… – многозначительно пробурчал майор.
– Он пообещает, – перебив майора, согласился с этим требованием Линдберг.
– Вообще-то, воронежские яблоки продаются и в Москве, – чуть улыбнулся Стерх. – А больше я у вас ничего вкусного не припомню.
– Ладно, – согласился, нехотя, майор. – Принято.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Линдберг, наливая себе еще одну чашку уже совершенно остывшего кофе. – После отравления… Если оно было.
– Я и сам не очень уверен, – согласился Стерх, – что нападавший действовал именно так, как я описал. Но что-то похожее, безусловно, было… Голова раскалывается.
– Голова заживет, – отозвался Линдберг. Попробовал кофе, скривился, поставил чашку на стол. – Раз ты так глубоко залез в это дело, то приказываю тебе все время находиться под рукой. Понимаешь?
– Согласен, – кивнул Стерх.
– Тогда, – пророкотал Линдберг и оглянулся на обоих воронежских, отчетливо желая, чтобы их тут не было, – выкладывай, братишка, что думаешь делать дальше?
– Ну, сначала я хотел обратиться в местный мединститут, – признался Стерх, повесив голову, – чтобы посмотреть на фотографию Марины в личном деле.
– Это сделаю я, – мрачно сказал Линдберг. – У меня получится лучше, потому что… ксива прочнее. Вернее, – он посмотрел на Собинова, – кое-кто из нас сделает, и сегодня же. Что еще?
– А еще, на пару деньков в Крым смотаюсь, и когда вернусь… Буду у тебя под рукой. – Он подумал и добавил: – Непременно. Я действительно влез в это дело… по самое некуда.
Глава 23
С неба лился чистый, ласковый, уже без августовского напора крымский солнечный свет. Голубизна стояла такая, что в ней хотелось, как в море, купаться. Да, собственно, поднимаясь в горы, они и купались в этом небе, обливались солнечным светом как благодатью. Стерх немного запыхался, но его провожатый, младший лейтенант местной милиции, бежал вперед чуть не вприпрыжку. Иногда он кричал, что осталось уже немного, и Стерх замечал в нем нестерпимое желание бежать еще быстрее.
А сам Стерх подустал. Во-первых, потому что он так и не восстановился после того отравления, которое ему устроил неизвестно кто в квартире Халюзина. А во-вторых, потому что он попытался доехать до Крыма всего за два перегона, и дались они ему так тяжко, что он даже и сам уже не понимал, как пару недель назад проделал этот путь за сколько-то там часов. То есть, конечно, добравшись из Воронежа до какой-то украинской деревушки, он свалился с ног в некоем подобии кемпинга, и проспал более четырнадцати часов. А потом, отправившись дальше, ехал чуть ли не весь день и лишь поздно вечером отыскал где-то около Ялты подходящую гостиничку, совершенно пустую по окончанию сезона. И вот сегодня поутру отправился в милицейское отделение поселка Орлиное, чтобы расспросить о девушке, погибшей в конце августа на склоне горы Лысой.
Расспросы оказались результативными, и даже более того – Стерх нашел проводника, который ему все объяснил, и согласился отправиться с ним на место происшествия. Вот только он оказался слишком молод для Стерха, горел энтузиазмом и умел бегать по горам слишком быстро. А при этом еще и разговаривал.
– Подождите, – попросил его Стерх, когда ему стало казаться, что сердце его вот-вот выскочит из груди. Да и легкие, когда он курил или делал вдох поглубже, заливали его зрение какой-то темной мутью. Может быть, это был повод бросить курить?
– Но тут действительно осталось всего-то метров триста, – отрапортовал провожатый лейтенант.
Стерх оглянулся, он не понимал, какие триста метров тут могут быть, если они стояли даже не на склоне горы, а в какой-то балочке, высоко вздымающей свои стены по обе стороны от тропы, по которой они двигались. Впрочем, может эти стены и загораживали от него вид?
Обреченно вздохнув, Стерх зашагал дальше… И вдруг у него даже спина выпрямилась, а руки сами собой вытянулись вперед и чуть разошлись, словно он свое удивление пытался передать кому-то еще. Они вышли на площадку, обращенную в Байдарскую долину. Или это была не вся долина, а какая-то ее часть… По крайней мере, ровный, голубеющий морем проем слева, к югу, назывался Байдарскими воротами, это Стерх знал наверняка.
Долина лежала внизу, под обрывом в несколько десятков метров, как отдельная, удивительная, может быть, немножко волшебная страна. Рощи, которые еще и не начали желтеть, сменялись домами, иногда между ними вились дороги. Как слабое зеркальное отражение моря, виднеющееся в Байдарских воротах, справа, на склоне чуть более высоких гор стояло, словно опрокинутое против всех законов физики под углом градусов в тридцать, Крымское водохранилище. Оно было мелковатым, не очень голубым, скорее серым, но выглядело на редкость миролюбиво, словно бродячая дворняжка, которая привыкла ни с кем не задираться, потому что тогда получала больше подачек.
– Здорово, правда? – спросил лейтенант.
– Да, – согласился Стерх. – Удивительная красота… Даже странно, что кому-то она послужила орудием преступления.
Лейтенант подошел к самому краю пропасти, осторожно заглянул вперед.
– Я сюда уже третий раз по этому делу поднимаюсь. И мне кажется, что она падала тут.