– В твоем духе, Собинов? – переспросил Линдберг.
– Вполне, шеф.
– У тебя же есть невеста, – буркнул Линдберг, потом вдруг взъярился. – А я женат. И в этом вся разница.
Еще в возрасте, подумал Стерх, но добавить эти слова не решился. Ему очень хотелось посмотреть на фотографию, он и посмотрел, почти вырвав ее из пальцев Собинова.
Девушка на фотографии улыбалась. У нее были красивые зубы, четкие губы, высокий лоб, на который спадали чуть выбившиеся из гладкой прически волосы, высокая шея поднималась над широкими для девушки плечами, а вот высокая, правильная грудь почти вся осталась за кадром. В целом все было бы хорошо… Но вот глаза – они смотрели слишком пристально, прямо в объектив, и в них не совсем правильно отразился свет, падающий откуда-то из-за плеча фотографа. Но даже с этими бликами, глаза были недобрые, вернее, какие-то неискренние. Стерху она не понравилась. Он вернул фотографию Собинову.
Поднял голову, оказалось, что его в упор рассматривает Линдберг.
– Как ты тут оказался?
– Искал тебя, – ответил Стерх. – Позвонил в управу, мне сказали, что ты на выезде. Тогда я тоже приехал.
Линдберг оглянулся на всех, кто стоял поблизости.
– Парнишка работал когда-то со мной, был неплох… Но сейчас бросил нас, и подался в частные детективы. – Линдберг фыркнул. – Заделался частником. О времена, о нравы! – Подумал и добавил: – Я слишком давно учил термины, чтобы помнить как это звучит по-латыни. – Демонстративно, всем корпусом повернулся к остальным и буркнул через плечо: – Ну ладно, у нас тут, знаешь ли, работа. Поэтому, все – потом. – Неожиданно возвысил голос: – Потом, Стерх.
Посмотрел на медэксперта.
– Ты уверен, что этот удар нанесен до того, как машину направили под откос?
– Это даже гаишники поняли, – пожал плечами медик. – А если тебе нужно мое достоверное заключение, придется подождать вскрытия. Думаю, завтра к вечеру сделаю.
– Почему бы не через полгода? – Он посмотрел на гаишников. – А водку разлили для маскировки?
– Так мы подумали, – отозвался главный из гаишников, тот, что был без мундира. – Ну, в самом-то деле, машина крутилась полминуты, максимум – секунд пятьдесят. Даже за минуту много вытечь не должно было, бутылка бы брызгала, а не выливала содержимое… А тут – почти все залито.
– Рассчитывали на дурачков, – подытожил гаишник в мундире. – И сработали грубо – скорость на нейтралке.
– Что это значит? – Линдберг нахмурился.
– Вы не водите машину? – удивился начальник гаишников. Для него было немыслимо, что кто-то не умеет делать такую естественную вещь.
– Я спрашиваю, ваше мнение как специалистов. Что я умею делать, не имеет значения, – взъярился Линдберг.
Гаишники довольно долго объясняли, в чем разница между скоростным положением рычага и нейтральным, необходимым, чтобы, уперевшись сзади, подтолкнуть машину к обрыву.
– Рычаг не мог сам соскочить в это положение? – спросил Собинов. – Например, когда она кувыркалась.
– Как правило, такого не происходит, – сказал мундирный гаишник, – как бы она ни кувыркалась. Тем более, тело этого водителя было пристегнуто, и он никак не мог толкнуть его своим весом.
– Черт побери! – выругался Линдберг. – Значит, все-таки убийство?
– Значит, – согласился начальник гаишников, и стал карабкаться по склону вверх. Свои функции он посчитал выполненными, дело об убийстве передано прокуратуре, и сделано это в соответствии с требованиями инструкции – на начальном этапе работы.
Линдберг посмотрел на него, повернулся к эксперту.
– Фотограф где?
– Скоро будет, – отозвался тот. – Приедет на своей тачке, просил ждать.
– Что за порядки? – удивился Линдберг. – Он же должен не отходить от вас…
– Он один у нас сегодня, и у него много работы, – пояснил эксперт. – Вот мы с ним и носимся.
– Ладно, я ползу наверх. – Линдберг обернулся к Стерху. – Помоги-ка.
Снова, как и при спуске, у него даже тени сомнения не возникло, что Собинов может не поддержать его под другую руку. Втроем они поднялись по склону. Это получилось легче, чем при спуске. Оказавшись наверху, и отдышавшись, Линдберг спросил Стерха, поглядывая на него своими круглыми, чуть навыкате глазами:
– Теперь – ты. Выкладывай, что у тебя в рукаве?
Стерх покосился на Собинова, но Линдберг не имел ничего против, чтобы тот стоял рядом. Тогда он посмотрел на Вику, и она подошла, чуть не подлетая в воздух на каждом шаге. Теперь силы были равны, хотя бы численно.
Пока она подходила, Линдберг ворчал:
– Только быстро. Я хотел бы еще заехать в управу, мне придется кое-чем заняться, если уж дело попало ко мне.
– Его звали Игорем Халюзиным, – начал Стерх.
– Проживающим в Воронеже… Это все мы уже выяснили.
– Вероятно, да, – согласился Стерх. – Фокус в том, что я на него работал… Должен был работать, мы заключили контракт.
– То есть, ты в этом участвовал?
– В чем именно? – удивился Стерх. Линдберг не ответил, только выражение его глаз стало нетерпеливым. – Мы встретились сегодня, часа полтора назад. Он опоздал на полчаса, или чуть больше.
– Где? – Собинов уже записывал эти показания в блокнот.
– В ресторанчике на Новопетровской. И могу свидетельствовать, тогда он был совершенно трезв.
– А я и не думаю уже, что он был пьян, – пояснил Линдберг. – Такие за рулем не пьют. – Он потер щеку, Стерх вспомнил этот жест. – Все это, как сказал тот молодчик, грубая работа, очень грубая. Что ты должен был для него сделать?
– Найти его невесту, – подала голос Вика.
– А это?..
Стерх представил Вику Линдбергу, и Линдберга Вике. Получилось глупо, словно они находились не на месте преступления, а на светском приеме. Линдберг посмотрел на Вику чуть прищурившись.
– Вы вместе работаете? – Дождался кивка. – Выражаю искреннейшее сочувствие.
– Нет, – чуть улыбнулась Вика, – он ничего… Когда не напивается.
– Продолжай, – потребовал Линдберг.
– Он приехал сюда больше недели назад, едва ли не сразу, как узнал, что девушка обосновалась в Москве. И ему на хвост села машина. Согласись, это уже необычно.
– Номер? – спросил Собинов.
Вика чуть понизив голос стала описывать ему машину и назвала по памяти оба номера, полученных от Халюзина. Собинов застрочил в блокноте, как атомный. Стерх не любил следователей, которые для себя слишком много пишут в блокнотах. Как правило это выдавало людей, не способных свести факты воедино. Он писал всегда только самые необходимые слова и цифры.
– Они его прессовали? – спросил Линдберг, заметив этот взгляд Стерха и внутренне согласившись с ним.