Переводчик бубнила свое, но ее, похоже, никто особенно не слушал. Все просто рассыпались по краю пропасти, осторожненько заглядывали вниз, какой-то из самых пожилых японцев с улыбкой спрашивал, нельзя ли бросить вниз камень, не вызовет ли это камнепада, переводчик тоскливо озиралась и транслировала ответ экскурсовода, что камнепада не будет, и камень, конечно, можно бросить, мол, местные туристы делают это постоянно, и не спрашивая разрешения. Японец несильно размахнулся, и кинул камень, словно горы и весь вид вокруг были стеклянными. Спустя четверть часа экскурсовод объявила:
– А теперь, садимся в автобус и едем в Алупку, там у нас экскурсия по виноградным плантациям.
Туристы послушно, пощелкав еще немного фотоаппаратами, потащились к стоянке за деревьями. Вика проговорила:
– Кошмарный язык, ужасный текст. Виноградные плантации, местные туристы, – она хмыкнула.
– Как думаешь, стоит разрабатывать этих ребят? Вдруг у кого-то все-таки эта парочка попала в видоискатель?
– Было бы у нас больше сил… – отозвалась она, сразу погрустнев. – В любом случае, это не будет иметь юридической силы. Мы, как свидетели, куда достойней.
Группа удалялась. Слышался пронзительный голос экскурсовода, отвечающий кому-то:
– Да, на виноградниках мы будем дегустировать вино, а вечером отправимся в Байдарское ущелье, слушать эхо…
– Не знаю, я бы хотел иметь их фотографии, – сказал Стерх, пряча револьвер.
– Тогда сам купи аппаратуру, – высказалась Вика.
Стерх вздохнул. Дальнобойная оптика стоила столько, что он не знал, что лучше – научиться фотографировать или рисовать по памяти.
Нюра с Митяшей, расположившиеся совсем неподалеку от рощи, провожали туристов взглядами и оглядывались, словно еще не могли поверить, что остались без этой нежданной компании. Или Митя почувствовал на себе взгляды Стерха с Викой, или Нюта все еще не могла избавиться от ощущения близкой смерти, которое накрыло ее двадцатью минутами ранее. Но если даже так, она не могла определить источник угрозы, о том, что такой угрозой был Митяша, она и не догадывалась. И она отвергла бы с гневом это предположение, если бы кто-нибудь ей об этом сказал.
Самым удивительным было то, что Митяша, спрятав голову на груди девушки, поглаживал ее по плечу. Это не была маскировка, это был жест признательности и любви, это было настолько неподдельное движение, что Стерх засмотрелся на эту подрагивающую ладонь, которая гладила тело девушки, словно пыталась спастись, удержаться от чего-то ужасного.
Наконец Нюра не выдержала. Она чуть оттолкнула Митяшу от себя и посмотрела ему в лицо. Оказалось, что его глаза были раскрыты, и если Стерха не обманывало зрение, то застыли, как восковые, не мигая.
– Митя, что с тобой происходит?
– Не знаю, не… понимаю. Вдруг стало так страшно.
– Глупости, – рассмеялась Нюра, но в ее голосе прозвучали нотки подавляемой истерики. – Пойдем-ка домой, я буду тебя лечить.
Она подхватила своего кавалера под руку и повела на парковку. Еще разок рассмеялась, но теперь, из отдаления, ее смех резанул, как осколок стекла по незащищенной ладони. Стерх вздрогнул и вытер руки, они все еще были мокрые от пота. Повернулся к Вике.
– Согласна, – ответила та на незаданный вопрос, – все висело на волоске.
– Все по-прежнему висит на волоске, и никто об этом не догадывается.
Оба, не сговариваясь, вышли на поляну, подошли к обрыву и заглянули вниз. Скальная стена уходила метров на сорок, а то и больше. Внизу из кустов и травы вставали, как истертые зубы, острые камни и чуть менее острые валуны. Место выглядело настолько дико, что труп мог пролежать тут не один день никем не замеченный. Вика обернулся к Стерху.
– Безнадежный для жертвы вариант… Ну, я имею в виду, для любой жертвы, – она чуть смутилась. В самом деле, было нелегко так отстраненно относиться к девушке, которую она совсем недавно видела.
Чуть ссутулившись, Стерх пошел на паркинг. Машина Митяши исчезла, «Нива» стояла, как стояла, только внутри стало чуть более душно, чем раньше. Но виной тому были поднятые стекла, и ветер на площадке перед морем, к которому, оказывается, они успели привыкнуть.
Посидев без движения, с расстроенным, удрученным видом, Стерх, наконец, включил мотор, поманеврировал немного, выехал на уже знакомый проселок, и покатил назад. Неподалеку перед отелем он повернулся к Вике.
– Ты должна следить за ними весь вечер. – Подумал, добавил: – Именно ты, я не могу показываться, они меня видели на своей вечеринке.
– Да, кажется от той бутылки вина, которую я предлагала утром, следует отказаться.
Они припарковались там же, где и предыдущей ночью. Стерх кивнул на вход отеля.
– Посмотри, не торчит ли там этот золотозубый местный бандит.
Вика подняла на него недоуменный взгляд. Стерх сообразил, что ничего еще ей не рассказал, и быстро, в несколько слов, доложил о своем разговоре с местным «наблюдателем» за завтраком. Осознав, в чем дело, Вика выскользнула из машины, подошла к дверям, исчезла между створок, потом появилась снова, помахала рукой.
Лифт отвез Вику на третий этаж, а Стерха на шестой. Оказавшись в номере, Стерх сорвал с себя пропотевшую рубашку. Отправился в душ, потом позвонил вниз и заказал бифштекс с картошкой, и две бутылки местного пива. Последнее оказалось ошибкой, пиво было настолько отвратительным, что Стерх, даже весь иссушенный внутри, не допил и первой бутылки. В Крыму, решил он, следует пить вина, но он побаивался загружаться алкоголем, потому что в любой момент могло случиться, что нужно сниматься и гнать куда-нибудь, например, в Москву.
Насытившись, он улегся поверх одеяла в кровать, натянув на себя только тренировочные штаны, и включил без звука телевизор, в котором замелькали какие-то не очень определенные фигуры людей. Он больше смотрел в окно, чем на экран, и следил, как темнеет, как все гуще становятся тени. Он даже подумал о том, чтобы сходить в местный книжный магазин и купить что-нибудь для вечернего чтения, но его мечты о книге разрушил телефонный звонок.
Вика доложила, как Митяша и Нюра отужинали, или, по европейским стандартам, отобедали, и что потом Митя отправился в местный бар, полный всяких сортов крымского вина и коньяка. Она спрашивала, стоит ли следить за ним и там, или это может взять на себя Стерх, если прилепит себе бороду и густые брови. Последнее было, вероятно, шуткой.
Потом стало совсем темно. Тьма тут, на юге, была какой-то слишком плотной, ощутимой, почти материальной. Чтобы еще определенней это почувствовать, Стерх открыл окно и подышал на редкость горячим воздухом, приходящим из степи. Чтобы не ходить третий раз за день в душ, он включил вентилятор и наставил его на стену, памятуя, что вероятней всего получить воспаление легких – обдувать себя из вентилятора в течение часа в жаркую погоду. Снова лег, высматривая огоньки домов, разбросанных за парком, в стороне города, хотя самого Симферополя видно не было. Его мысли постепенно вернулись к делу, которым он занимался.