Неуязвимых не существует - читать онлайн книгу. Автор: Николай Басов cтр.№ 8

Здесь нужно кое-что пояснить. Все эти штучки из детективных телепрограмм, когда некий суперсыщик может только пару минут посмотреть на любого человека, и тут же давай перетекать в его личину, – полный бред. Для того чтобы составить очень похожую, хотя и не абсолютную метаморфную копию другого человека, мне нужно часа полтора, а если я в плохой форме, то и до четырех доходит. Абсолютную личину я вообще составить не смогу, всегда найдутся какие-то детали, которые трудно повторить, как говорят искусные метаморфы, «след в след». Потому что это болезненно, потому что исходный костяк иной, потому что генокод разный – да мало ли причин?

И кроме того, нужно не просто смотреть на исходную личность, то есть прототип, а общупать ее как следует руками. Причем в этом, в отличие опять же от всех телеопер, нет ни грана эротики. Это работа не менее трудная и грязная, чем класть битумную дорогу в жару или купаться в нижнем течении какой-нибудь из великих русских рек, например в Оке. Только это «проглаживание» позволяет создать план того, что и как нужно делать со своими мускулами лица, шеи, рук, что делать с пластикой, цветом волос, глаз, кожи, в какую сторону менять психику, какие мысли обозначать как доминантные, какую информацию от прототипа нужно усвоить обязательно, а какую игнорировать.

Кстати, о мышлении. Я не встречал ни одной постановки, где бы изменение личины сопровождалось усвоением информации. А это так же необходимо, как любые другие маскировки. В противном случае, например, стоит встретить хорошего друга прототипа – и каюк. Все слышали про автоликию, и тебя расколят, как гнилой орех.

И все-таки, несмотря на сложности, я решил, что знать внешность этого парня будет нелишним, а поскольку времени было вагон, то постарался от души. Пока он спал, я так его проштудировал, что мог отметаморфить – родная мама не сразу заметила бы подделку. И конечно, я вдосталь покопался в его коре. На запрограммированного стукача он похож не был, но какой-то участок коры был так блокирован, что мне даже страшно за него сделалось. Он ведь был обычным человеком, не очень даже выносливым от природы, а его так приложили.

Звали его Генкой, а в просторечии Джином. За то, конечно, что был он негром. Я не очень люблю негров, должно быть потому, что после Великого Потепления они из своей Африки так ломанулись куда ни попадя, что даже к нам в Московию прорвались. А тут, на Украине, их вообще – как в Европе. Впрочем, вынужден признать, без негров и Московия, и Украина, и другие Русские государства совсем обезлюдели бы. Таких государей бог посылал последние три века, что народ вовсе перестал плодиться.

Но я и хохлов не люблю. Эти оттяпали у нас Крым, Донбасс, среднее течение Дона, половину Ставрополья, подбирались к Волгограду… Но там уже другой коленкор, там Волжская Конфедерация, а с ней даже авантюристы из Киева не решаются связываться. Конечно, хохлы всегда говорили и продолжают говорить, что это их территории, но я не верю. По тем историческим данным, что заложены в мою голову, все как раз наоборот, это они – наша историческая территория. Впрочем, сейчас все так перемешалось…

Джин, как и Сапегов, – полосатый негр. Это такой последний писк моды, когда в результате какой-то операции, не знаю, какой именно, тело парню разрисовывают белыми с черным полосками. Почему-то, как говорят, полоски легко навести мужикам, а вот красивые черно-серые пятна получаются только у девиц. И то, если есть какая-то там склонность.

Интересно, смогу я имитировать эти полоски в полноцветном качестве? Может, усыпить сокамерника и как-нибудь до обхода тюремщиков попробовать? Нет, решил я, это будет типичная тюремная паранойя – делать что-нибудь, только чтобы делать. Я был солдатом Штефана и просидел всего ничего. До настоящей паранойи мне было еще далеко.

Впрочем, кажется, мысли мои уже стали терять связность и последовательность.

Проснулся я от кошмара. Вообще-то управлять сознанием во сне не сложнее, чем пользоваться ложкой, но в нынешнего человека столько понапихано, так часто каждого из нас, даже нормального, а не заключенного, промывали на ментоскопе, что никто уже и представить не берется, что там есть. А потому иногда вся эта гадость прорывается и бьет тебя дрожью, заливает холодным потом, окатывает ужасом, от которого, кажется, вот-вот остановится сердце. Или даже начинаешь хотеть, чтобы оно остановилось, лишь бы все это прекратилось.

Сам кошмар я, конечно, выкинул из сознания почти сразу, и очень успешно. Но тоскливое ощущение чего-то необычного, что готово ворваться в мою жизнь, не проходило. Разумеется, есть ребята, которые умеют отменно предугадывать события или искажают причинно-следственные связи таким образом, что им выпадает наименьшая степень испытания или вовсе прет одно счастье, но я не из них.

Я провернул утренний туалет, даже зачем-то побрился, потом снова улегся на койку. Джин спал, как всегда, едва дыша. Если он хотел выспать свои неудачи, то их накопилось немало, и были они тяжелы. Лампочка из коридора давала достаточно сумеречного, но необходимого света. Я раскрыл свой телик, пощелкал тумблерами, не столько даже надеясь поймать канал, идущий от соседних, не только харьковских передатчиков, сколько подготавливая себя к тому, что в конечном итоге остановлюсь на круглосуточной волне нашего Сапегова. Якобы у меня был выбор, и мне оставалось только, как свободному человеку, выявить свое желание. Это была еще одна защитная реакция, появившаяся тут.

Сначала показывали ручьи, потом прошла быстрая передачка о видах весенних красот с флаера. Вид был не очень, лес стоял, как редкая щетина, поля даже издали казались грязными, а отдельные домишки представлялись такими беззащитными, что хотелось накрыть их чем-нибудь металлическим, например кастрюлей. Наконец привычно-знакомая красотка в соблазнительном, по мнению этих харьковчан, виде начала читать новости.

Какой-то оппозиционер из хохлов опять высказался за Сапегова, но враждебный представитель Киева откомментировал, что войны не будет. Чтобы понять связь между этими репортажами, следовало знать предысторию, я не знал и не заинтересовался. Потом стали говорить, что голод Харьковщине не грозит, потому что дрожжевые чаны дают достаточное количество зимовила, чтобы даже самых неимущих наградить продуктовыми карточками. Если зимовила полно – зачем карточки, захотелось мне спросить кого-нибудь, но никто не подвернулся. Потом бодро показали какую-то дамбу. Весенние паводки оказались в этом году выше обычного, старые сооружения смыло, на ликвидацию аварии брошены силы тех, кем общество может, не задумываясь, пожертвовать.

Это было понятно – дамбы, уголовники или даже мы – политические. Непонятно, почему в кадр не влез ни один экскаватор, ни один ленточный транспортер, почему не было видно даже шагоходов? Значит, дело плохо, людей мало, техника не проходит, таскать гравий и песок нужно чуть не вручную. И это настолько опасно, что решили на дополнительную оплату за риск не разорятся.

Так и оказалось. Построение этим утром было всеобщим, до завтрака, охрана посильнее обычного раза в три. Простояв почти час, мы удостоились лицезреть крохотную, весом килограммов в сорок, старушку с совершенно седыми волосами. Не нужно быть сыщиком, чтобы понять, что мы видим одного из вышедших в тираж космопроходцев, их программировали такими мелкими, чтобы не таскать в ракетах чрезмерные запасы кислорода, воды, пищи и усложненные системы жизнеобеспечения. А перегрузки они выдерживали за счет специальных скафандров, силовых полей и гравитационных компенсаторов.