Меня не интересовали особенные программы по видео, игра в компьютерном казино, девочки или юноши, теплые вечеринки, куда продавали билеты стоимостью в одну помывку в дешевой бане, книги и спецмассажеры… Я просто хотел спать и, ради разнообразия, на этот раз уснул действительно очень быстро и отменно выспался.
64
В номере Джина все было перевернуто вверх дном, даже дверь была открыта, и я вошел без всякого труда, а ведь просил же его не валять дурака и дешевых стукачей не впускать к себе в номер, чтобы непонятно было – на месте он или нет. Сам-то я почти все время ходил к нему в шлеме, быстренько проскакивая регистраторов, потому и выбрал такой вот, мягко говоря, не самый фешенебельный приют для моего полосатого друга.
Вторым делом после того, как я застегнул все задвижки на двери, была проверка подслушивающих устройств. Микрофон оказался всего один, дешевый и примитивный, так что я сразу заподозрил, что это администрация дебаркадера волнуется за платежеспособность клиента, но может быть, кто-то из технической группы подслушивания моего бывшего департамента решил автоматически схитрить и подсунул дешевку, чтобы я подумал именно так, как подумал? Кто знает, в каком положении тут находятся дела, может, Охранка уже расшифровала эту берлогу? Слишком я давно сюда не заглядывал, чересчур давно. Микрофон я облил содовой из сифона, подвел два проводка из розетки, и он умолк навеки.
Но если я был недоволен ситуацией, то сам Джин впервые после моего знакомства с ним улыбался. Причем так, что я, несмотря на возобновившуюся боль в ранах, на недавнее расставание с Валентой, на паршивое настроение, чуть было тоже не улыбнулся. Или даже улыбнулся, не заметив этого.
Джин был счастлив, шумен, пьян затяжным образом, хотя чувствовалось, что это совершенно незнакомое и даже не очень осознаваемое им состояние. По сравнению с такой вот искренней, нелепой и глубокой радостью моего подельника даже цена десятка ран разной степени тяжести не казалась чрезмерной.
– Ты убрал его, и я твой раб, – твердил он с пьяной решимостью. – Проси чего хочешь. Все сделаю, все исполню, господин мой! Хочешь, прямо тут матамгону спляшу?
– А что это такое? – Я налил себе немного сока в относительно чистый стакан и стал отщипывать от грозди винограда почти прозрачные от спелости ягоды.
– Боевой танец того племени, из которого происходят мои черные предки.
– Боевой? Не знаю, может, и захочу. Только не сейчас. Но когда понадобится, обязательно обращусь.
– А когда понадобится? – Он подсел ко мне на диван, взял один из стаканов, вполне по-алкашески дунул в него, вместо того чтобы вымыть, и стал наливать чистый джин, правда, немного, не больше чем на палец.
Внезапно телевизор, который, кажется, у него не выключался, даже когда он спал, стал показывать что-то интересное. Осмотревшись, я нашел пульт дистанционного управления, облитый липким и некогда сладким соком, и включил звук. Он ударил по ушам, как близкий взрыв, но я отрегулировал его до приемлемого уровня, и стали понятны слова. Оказалось, что диктор вещал:
– Ловушка, подстроенная у дверей дома, где находилась засада на объявленного ранее в розыск солдата Штефана, окончательно порвавшего с правоохранительными службами нашего государства Валера Штефана…
Дальше у диктора пошла какая-то галиматья, и звук я выключил. При этом экран стал демонстрировать какие-то кадры, якобы из старой хроники, пару фотографий, где я, увешанный оружием, обнимаюсь с Мих Санычем Мелковичем, чего не было и не могло быть – нам запрещалось фотографироваться так же, как топ-модели питаться украинским салом. Потом кто-то затемненный вручал мне якобы какой-то орден, это уже было возможно, потому что все ордена мне вручал сам Джарвинов. Вот только этот некто похлопывал меня по плечу, а это тоже была ложь.
Все или почти все это было ложью, задуманной непонятно для чего. И сделанной с топорной решимостью во всем обвинить меня, что по крайней мере было не умно потому, что почти всем было известно, как меня продали Харькову и кто это, конкретно, сделал. Но вот то, что они решились засветить физиономию Мелковича, могло означать две вещи – или его сняли с оперативной работы и отправили в ссылку, например, инструктором в лагерь подготовки волонтеров, или после исчезновения Валенты меня хотят отловить на него, как на приманку. А может, использовали оба варианта, выяснять более подробно я не собирался. У меня была другая цель и другие средства для ее достижения – убрать Джарвинова я мог и не спасая бывшего друга.
– У всех у вас одна фамилия? – спросил Джин неожиданно. – Ну, я имею в виду солдат Штефана?
– В общем… – Я оглянулся, он смотрел телевизор почти трезвым, внимательным, ненавидящим взглядом. – Да.
– Я думал, этого не может быть. Это же тебя может расшифровать.
– Вот потому мы все и называемся только по имени.
Он собрался с духом, чтобы задать следующий вопрос, и я знал, каким он будет. Не потому, что читал его сознание, а потому, что все задавали один и тот же вопрос, иногда даже не меняя порядок слов.
– Почему так получилось?
– Не знаю. Смотри лучше.
Этот ответ никак нельзя было счесть сколько-нибудь удовлетворительным, но он по моему тону понял, что большего не добьется, и стал смотреть на экран. Там в самом деле кадры пошли полюбопытнее.
Показывали подъезд нашего дома и полицейское оцепление в мундирах нижних чинов, самую что ни на есть полицейскую шушеру. Как я и рассчитывал, они отогнали всех любопытных подальше, в круге относительного безлюдья стояла машина «Скорой» и темный, мрачный автомобиль технической службы, хотя что там собирались делать «чистильщики», оставалось непонятно. Потом вынесли носилки с телом Лапина, я затаил дыхание…
И тогда заработала моя автоматическая пушка, установленная в окошке пансиона напротив. Вернее, это была не моя пушка, а та, которую я выволок из дупла, когда выручал байкер, но от этого хуже она не стала. Первые прицельные выстрелы я программно убрал, а оставил стрельбу по дверям подъезда, а потом на поражение всех, кто ведет ответный огонь по самой пушке.
Конечно, это было опасно для зевак, которые могли приникнуть к окнам пансиона, наши доблестные вояки вполне могли принять их за боевиков… Диктор подтвердил это, начал талдычить что-то про «силы противоположной стороны», хотя никакой такой стороны не было, а были я и постоянно пьяный Джин, которого до сих пор ни в чем существенном не подозревали, иначе я бы сейчас тут так спокойно не сидел.
Пушка била – загляденье. Ее не смогли остановить ни полицейские, ни ответный автоматный огонь группы захвата, которая вынырнула неизвестно откуда, даже «чистильщики», которые располагали приличным гранатометом, не справились с ней. Прежде чем кончились снаряды, она положила всех, кто стоял у двери подъезда, у машин и даже чуть-чуть задела ребят из полицейского оцепления.
Вот только действительно высоких чинов я среди трупов не увидел, это было понятно, наши командиры просто заползли за машины и затихли, ожидая конца боя. Жаль, значит, Нетопырь, Самойлов и уж, конечно, Джарвинов еще живы. Даже не просто живы, а разозлены, ведь их на глазах всей Москвы выставили дураками.