– Ты лежи, Черак, – попросил Ростик. – Мы сейчас попробуем…
– Ничего тут не попробуешь, командир, – сказал Изыльметьев, стоя над ними обоими.
Черак вдруг подавил свой рык и что-то стал шлепать губами. При этом он так сжал ладонь Роста, что у того потемнело в глазах.
– Не ста-вля…. Х-рон, щай, луд.
– Что? – не расслышал Изыльметьев или не понял этих звуков.
– Просит, чтобы его похоронили, не оставляли диким животным, – вдруг очень отчетливо проговорила на едином Мириам.
Ростик повернулся к ней, она тоже была тут, стояла шагах в пяти, ближе не подходила. Повернулся к загребному.
– Обещаю, друг. Не оставим, похороним по-человечески.
И тогда Черак вытянулся, хотя, возможно, это была судорога, положил голову удобнее… И все, его глаза стали медленно раскрываться, и теперь, несмотря на то что солнце светило ему прямо в лицо, на них не было полупрозрачной пленки. А потом он застыл.
Рост закрыл ему глаза, видеть этот слепой взгляд было трудно, поднялся, посмотрел на свои руки, залитые почти человеческой, красной кровью.
– Мириам, принеси воды, – попросил он на едином.
– Воды нет, нашим запасом я заливала пожар, – отозвалась пурпурная девушка. – Оботри землей, все равно могилу копать.
Ростик только кивнул. Все было правильно, так и следовало поступить. А за водой, хотя очень хотелось пить, можно было слетать и позже, когда они похоронят Черака, волосатого бакумура, который погиб, потому что нужно было спасать их общую цивилизацию – людей, волосатиков, отчасти пурпурных и еще многих других.
20
Добравшись до воды и наполнив все фляги и несколько канистр, сделанных из сушеных тыкв, в которых вода долго не портилась, хотя и приобретала немного… тыквенный привкус, решили на корабль не лететь. Штурмовать своими силами пауков тоже отказались, слишком это оказалось опасно, новых повреждений не вынесла бы машина, а потери в экипаже могли обернуться неспособностью управляться. Ну, не было у них больше резерва, Мириам об этом прямо заявила, и Изыльметьев, скрипнув зубами, подчинился.
Поэтому принялись кружить над местом сражения между дварами и пауками, заходя иногда в междулесье. С этого края континента оно начиналось сразу же, как только опушка леса сама собой обрывалась после узенькой полоски невысоких кустов, похожих на орешник. Как междулесье возникало на севере, с той стороны континента, где стоял Боловск, Ростик не помнил, но ему казалось, что там полоса кустов была все же пошире.
Сражение между дварами и пауками медленно, но неуклонно стало выдыхаться. Двары определенно отступали, пауки, жертвуя тысячами своих бойцов, вгрызались в лес. Сначала узкими, быстро сникающими клиньями, потом стали держаться уверенней, а потом стало ясно, что они дерутся уже километрах в трех, а то и в пяти от опушки, между больших деревьев. Даже рассматривать эту войну стало трудно из-за листвы.
А на третий день и там пальба стихла. Лишь время от времени возникали очаговые перестрелки, но со стороны дваров они были, видимо, не слишком упорными, те уже вынуждены были экономить и выстрелы, и своих солдат. Как только пауки начинали давить по-серьезному, ящеры тут же отходили, очевидно, наблюдая за противником, но сохраняя достаточную дистанцию, чтобы не вызывать шквального огня в свою сторону. И к сожалению, не возникло сомнений, кто в этой драке победил, разумеется, за счет подавляющей численности.
Впрочем, пауки тоже не горели желанием непременно атаковать, тоже, случалось, отходили, по крайней мере глубоко в лес не лезли. К тому же они пировали, трупов было столько, что они ели их, ели… Отъедались и за прошедшие голодные недели, и впрок, перед необходимостью двигаться по совсем уж голодной степи.
Рост проверял то предположение, которое возникло у него еще в Боловске, что в Водный мир пауки не пойдут, будут искать более твердую опору под своими неуклюжими, оканчивающимися острой мозолью ногами. Так, в общем-то, и оказалось, хотя некоторые разведчики доходили до самых болот, из которых вытекали реки в сторону океана. Охота тут для них была обильной, но передвигаться было трудно, к тому же не дремали летатели с людьми, совсем уж небольшие команды разведчиков комши они довольно успешно уничтожали, хотя обычно именно эти команды были вооружены лучше всего.
В эти дни жили просто – летали до изнеможения, отдыхали и отъедались. Изыльметьев отыскал отличный островок, километрах в ста от опушки леса, и примерно на таком же расстоянии от первой реки. Там экипаж и ночевал. Не раз и не два Изыльметьев приставал к Росту, что они тут делают, но Ростик не мог ответить, сам не знал, чего ищет.
В этом пространстве, над этими бесчисленными ордами пауков как-то притуплялось сознание, лишь возникало странное желание висеть в небе, не спускаясь вниз, и, может быть, ждать, ждать… Разумеется, Ростик еще смотрел, но в этом ему изрядно мешала необходимость рулить машиной наравне то с Мириам, то с Изыльметьевым. К тому же от случая к случаю приходилось и ему становиться к котлу, а это изматывало куда серьезнее, чем работа на рычагах. Один раз он так задохнулся, что Мириам ему посоветовала проверить сердце. Ростик оторопел:
– Ты откуда сердце наше знаешь?
– У нас такое же, – холодно отозвалась габата, – к тому же я была медиком там… – И она замолчала на полдня.
С Изыльметьевым тоже состоялся интересный разговор. Как-то Ростик почти случайно посмотрел на привале на обшивку их лодочки и не заметил пробоин. Он тут же спросил Серого:
– Слушай, а ведь дырки как-то затянулись, ты заметил?
– Казаринов мне об этом говорил, мол, эта штука не только сопротивление трения о воздух уменьшает, но и затягивает пробоины. Ты попробуй эту мазилку рукой, она же липкая, до конца не застывает, а как-то течет, может быть, от того же трения о воздух.
Рост попробовал, действительно, поблескивающая кованая древесина была липкой, и хотя лак Казаринова был мутноватым, под ним ничего нельзя было увидеть, в некоторых местах он прогибался куда заметнее, чем в других, где под ним отчетливо ощущалась древесная основа. Да, гений из Одессы снова показал себя во всем блеске.
– Может, это покрытие еще что-нибудь делает?
– Делает, – сказал Изыльметьев, – оно, по словам Казаринова, должно как-то прозрачных китов отпугивать, но проверить это пока не удалось, сам знаешь, глубоко в лес мы не заходили, к их стаям не приближались.
Пауки тем временем нарубили себе сумасшедшее количество древесины. В некоторых отрядах даже разрубили стволы деревьев более десяти метров в поперечнике, превратив их в какие-то короткие плюхи, словно бы плоские пеньки. Потом комши стали их обтачивать. Не составляло труда догадаться, что у рек как-то скрепляя эти деревяшки, словно детский конструктор, они собирались экономить время на сборке-разборке. Другая часть пауков ловко сплела из веток относительно небольшие каркасы, тут же обтягивая их шкурами тех животных, которыми они разжились на марше.